Класс отщепенцев
Шрифт:
— Но зачем нам именно дурачится? Неужели мы не можем просто показывать фокусы?
— Чтобы к нам не относились всерьез. Более того чтобы к нам так не относились даже тогда, когда мы потребуем кровь…
— Походите–подходите! Только сегодня, только для вас! Лучшие фокусники оркских королевств!.. — громогласно оглашал Баргез, пока Друххук ронял на голову апельсины.
— У нас же нет королевств! — возмущенно зашипел Друххук.
— У нас и фокусников нет… Короче, какие королевства — такие и фокусники! — философски пожал плечами Баргез.
—
— Ничего, у нас еще много есть…
— Я уже весь в этом соке!
— Вот и хорошо…
Потихоньку вокруг них собирался народ. Вид двух спорящих в такой необычной обстановке орков привлекал внимание зевак куда лучше обычных представлений, которые тут ежедневно давались. Столичная публика была вполне искушенной, так что на мякине ее не проведешь. На мякину орки и не рассчитывали — как только образовалась более–менее заинтересованная толпа, Баргез принялся что-то завывать утробным голосом, попутно творя простенькие огненные заклинания. Друххук тоже сообразил, что с апельсиновым душем можно и завязывать, и уже через несколько мгновений апельсины в его руках превратились в яркие сгустки огня, с которыми орк чувствовал себя куда более уверенно. Публика заохала и зааплодировала. Послышалось даже какое-то бренчание монет.
Репертуар приходилось выдумывать на ходу, импровизируя и угадывая пожелания публики. Впрочем, вариант «тупой криворукий орк» почему-то пользовался неизменным успехом.
Наконец, в толпе появился мальчуган, пригодный по возрасту и не находящийся под неусыпным контролем родителей. По нему трудно было понять — беспризорник он, или наоборот, член очень большой семьи… На каком-то уровне социального развития, как ни печально это звучит, разницы практически нет. Мальчик старался выглядеть взрослым и независимым, хотя безразмерная одежда изрядно этому мешала.
— А сейчас, уважаемые, гвоздь программы! — Баргез изгалялся вовсю, отрабатывая общение с публикой. — Мы покажем вам обряд посвящения в вожди орков! Но для этого нам нужен отрок юный, но преисполненный мужества и сил! Есть ли тут среди вас такие?
Наживка была заброшена, но нужная рыбка клевать не спешила. Видимо, кроме любопытства там была еще и осторожность, а опыт улиц нашептывал, что тут больше шансов стать посмешищем, чем каким-то там вождем.
— Как? Да разве ж нет таких?! — Баргеза такой расклад совершенно не устраивал, да и время уже поджимало: сумерки завоевывали небо, и скоро на город опустится ночь, которая поставит крест на их начинаниях. — Да вот же вижу я юношу с взором горящим! Не будь я сын шамана, вижу, как внутренний огонь пылает в нем! Ну а скромность — украшение воина!
Баргез чуть ли не силой выдернул из толпы мальчугана. В ответ тот набычился и выставил вперед упрямый подбородок. На вспыхнувшие уши, выдававшие его с потрохами, парень попытался поглубже натянуть большую кепку. Баргезу такая реакция была только на руку — пока «клиент» занят собой, нужно подготовить нехитрую бутафорию под ритуал, а главное — специальную полую иглу, ждавшую своего часа в кармане расшитого халата.
Бутафорией был костерок, разжечь который было делом минуты, и горсть вспыхивающего цветного порошка, купленная в лавке для фокусов и костюм «вождя». По кивку Баргеза Друххук стал танцевать вокруг костра танец, завывая что-то утробным голосом. К своему удивлению, Баргез распознал в словах друга повторение параграфа по ботанике, впрочем, звучало это и вправду жутко.
Баргез накинул на плечи парня мантию, сплетенную из стеблей тростника, а на голову одел «корону» из перьев и клыков. Эта одежда, как и предыдущая, была мальчугану великовата, но, как не смешно, смотрелся он в ней куда более уверенно и уместно, чем в своих старых обносках.
После церемонии облачения, под непрекращающееся перечисление покрытосеменных и танцы в честь молочая обыкновенного Баргез подвел парня к костру.
— Достаточно ли ты храбр, отрок, дабы пройти этот нелегкий путь? — Баргез опустился на корточки, чтобы смотреть в лицо паренька прямо, а не нависая над ним словно гора. К счастью, природа возраста взяла свое, и парень кивнул.
— Знай же, о отрок, что лишь великому огню под силу разглядеть истинную суть человека, и лишь его кровь является ключом к открытию… — Мальчик немного сбледнул с лица, но еще раз кивнул. Эта фраза нужна была скорее для подготовки публики, которая, впрочем, смотрела вполне благожелательно и опасений за судьбу сына человеческого в орочьих руках не выказывала. К чему-то такому все были и так готовы, и сейчас скорее поздравляли себя за верно угаданное развитие событий. Теперь важно, чтобы эта благожелательность продержалась еще минут пять…
Баргез вытянул руку паренька над едва тлевшими углями (еще не хватало, чтобы руку обожгло в самый неподходящий момент), достал из кармана подготовленную иглу и уколол палец мальчугана. Что бы ни случилось дальше, но дело сделано.
Видимо, Баргез все же не рассчитал сил, и уколол сильнее, чем нужно было. Его можно понять — ему не приходилось до сих пор иметь дела с человеческими детьми. На глазах у мальчика навернулись слезы, а нижняя губка ребенка предательски задрожала. К счастью, публика на пару мгновений была отвлечена — когда капля крови из уколотого пальца попала в огонь, Баргез сыпанул туда щепотку вспыхивающего порошка (отведя взгляд толпы от этого действия, что было самым сильным магическим вмешательством за представление), так что публика лицезрела красивый красно–зеленый взрыв в миниатюре. Но губка дрожала все сильнее — еще миг, и над рынком раздастся детский рев.
Первым среагировал Друххук. Что бы ни было в этой истории дальше, что бы не происходило до сих пор, но для Баргеза самым ярким воспоминанием об этом приключении останется это — когда его друг, бесстрашный идущий впереди, рухнул на колени перед маленьким мальчиком… И зарыдал…
Громко, отчаянно, искренне, с надрывом, размазывая слезы и сопли по лицу… Вид рыдающего орка был столь несуразным, столь гротескным, столь невозможным, что над площадью повисла тишина. Замолчали даже нищие, с удовольствием перемывавшие косточки всем присутствующим, застыли даже карманные воришки, использующие столпотворение в своих целях… Высохли даже слезы у мальчугана…
Баргез судорожно сглотнул застрявший в горле комок и провозгласил: «свершилось»!
Представление можно было сворачивать, но у всех присутствующих как будто отнялись конечности.
— Ну, че встал?! Завязывай! — шепотом рыкнул Друххук на товарища, и тот начал вещать что-то прощательное. Публика была не слишком довольна столь скорым завершением представления, но все-таки рассталась еще с парой медяков. Быстро свернув свою лавочку, орки припустили назад.
— Если кому расскажешь — голову сверну! — мрачно пообещал Друххук.