Классические книги о прп.Серафиме Саровском
Шрифт:
Под этим портретом, в деревянной витрине с подъемною стеклянною крышкой, хранились раньше вещи Старца. Здесь были и тулуп его, который он носил лишь в последние свои годы, мантия, и тот же кусок кожи с прорезом для головы, который он надевал на себя в дурную погоду, невольно напоминая слова Апостола о тех, «иже в милотех и козиих кожах проидоша, в горах и вертепех и пропастех земных скитающеся, скорбяще, озлоблени, ихже мир не бысть достоин». Тут материя от его клобука, его рукавицы, чулочки, четки деревянные из больших зерен. Их не могут выносить бесноватые.
Так хорошо было вблизи рассматривать эти вещи. Можно приложить к ним голову и чувствовать то особое благоухание, которое от них исходит: тогда, вынув эти вещи из витрины, монахиня накладывает их на вас. В самом алтаре хранится тот малый камень, на котором Старец молился тысячу дней у себя в келлии; табуретка, пень того громадного дерева, которое преклонилось по молитве Старца, в знамение того, что он должен заботиться о Дивееве; его подсвечник, несколько келлейных его икон и, в особой шкатулке, его крест, его Евангелие, которое он носил всегда на лентах в сумочке; листы из Четьи-Минеи, обгоревшие при его смерти от упавшего на них подсвечника с горящею свечой. Теперь все три вещи находятся внутри храма, в прекрасных бронзовых витринах с толстейшими стеклами, устроенные московскими хоругвеносцами. Но витрины эти уже не будут отпираться. К вещам присоединились новые, хранившиеся у Елены Ивановны Мотовиловой и Дивеевской игумении Марии. Здесь есть теперь еще мотыжка, которою Старец работал; кусочек овчины, которою он прикрывал грудь в холодную пору, и еще некоторые другие вещи. Во дворе Дивеевской гостиницы я застал за столом нескольких петербуржцев, и мне было очень интересно прислушаться к впечатлениям людей, совершенно незнакомых с Дивеевым и мало что видавших из духовной области.
— Я тебя уверяю, — говорил один, — своими глазами видел: на источник его принесли, а оттуда сам пошел. А вот еще из Сибири четверо на подводе едут. Все продали, что у них было, поднялись и отправились.
Еще один говорил из них, довольно интересно, про Дивеевскую юродивую Пашу. Один из разговаривавших был очень удивлен, что она уличила его в расточительности, видя его в первый раз. И он сознавался, что это его главный порок. Другой говорил:
— Удивительно ее лицо. Пред вами седая старая женщина, с лицом, сморщенным, как печеное яблоко, и, вместе с тем, это лицо ребенка со светлоголубыми прекрасными глазами. Я слышал, что несколько офицеров, узнав, что Е. И. Мотовилова знала Старца лично, придя к ней, просили ее рассказать им, что она о нем помнит. Бывшего с ними военного доктора особенно интересовали обстоятельства исцеления Старцем ее покойного мужа. Старушка рассказала, между прочим, как однажды она, забегая вперед Старца, смотрела, как он идет по дороге. Видимо, он уже был тогда очень слаб, и ему было тяжело и трудно. Он шел, прихрамывая и сгибаясь. Пройдет немного, остановится, помолится и пойдет дальше. Е. И. Мотовилова рассказывает, что, как ни мала она была возрастом, но стоя пред Старцем, она чувствовала, будто находится на небе, всею душою ощущая его святость.
Она же рассказывает, как впервые открылась целебная сила тех камней, на которых молился старец Серафим.
Раз в Воронеж пришел искать исцеления у мощей святителя Митрофания один больной, живший неподалеку от Сарова. И вот святой Митрофаний является во сне знаменитому архиепископу Антонию и говорит ему:
— Зачем идут искать исцелений из того края, где жил старец Серафим. Он имеет великую силу. У Мотовилова есть часть его целебного камня, на котором молился тысячу ночей. Возьми этот камень, слей с него воду, и больной исцелится этою водой.
На другой день архиепископ Антоний справился у Мотовилова, есть ли у него камень старца Серафима, и очень удивил его этим вопросом. Мотовилов, действительно, никогда не расставался с этим камнем. Больной был исцелен.
По дороги в Саров я остановился у одного из бараков. Там отдыхали богомольцы, а с верхних полатей слышалось громкое и внятное пение. Я взошел кверху и увидал там молодого человека, аскетического вида, который, прочитав какое-то место в книге, пояснял от себя:
— Так вот когда праведники подойдут к раю, двери рая пред ними распахнутся.
Человек десять народа и несколько человек казаков внимательно его слушали. Увидав меня, он, хотя продолжал чтение, но уже с меньшим воодушевлением. И мне стало неприятно, что он мог подумать, будто я не сочувствую, или не понимаю его мыслей на этот счет.
Чем ближе к Сарову, тем все виднее становилась новая, вливавшаяся в эти места, струя. Но вот и Саров! Как много нового, какая повсюду суета! В часовне-шатре служат панихиду по старце Серафиме, вдоль дороги множество полиции, а у самых ворот, вокруг зданий, где помещается заведывание всеми торжествами и живут официальные лица, — толчея.
Я только что вошел в монастырские ворота, как между колокольней и соборами встретил толпу народа, окружавшую старуху с мальчиком, исцелившимся поутру у источника. Я в первый раз видел близко только что исцеленного. Мальчик лет восьми-девяти, с умными глазами, весело подпрыгивал. Чрезвычайная радость и жизненность светятся на его лице. Мальчика этого зовут Петр Ильич Зобник; он родом из Моршанского уезда Нечаевской волости, из села Бодина.
Он два года не ходил, и у него была искривлена шея. Недавно матери его во сне Царица Небесная сказала: «Веди его к старцу Серафиму, и он будет исцелен».
Его привезли в Саров. На ночь мальчик сильно плакал и, наконец, уснул.
Утром, после ранней обедни, его купали, и он тут же закричал: «Я хочу бегать!» И шея у него начала выпрямляться.
Старуха бабушка его плачет, рассказывая об этом событии, а мальчик, держа ее за руку, радостно смотрит на людей и на весь мир Божий. Место, где был схоронен Старец, заперто; там оканчивали работы.
Памятник, стоявший над могилой, оставлен на своем месте. К низу сбоку устроен сход, и вырыта выемка в том самом месте, где стоял гроб. Этот гроб, в котором Преподобный лежал 70 лет, будет сюда вновь перенесен.
Я видел гроб в том месте, где он временно хранится: толстая дубовая колода, длинная, показывающая высокий рост Старца. Он не имеет вовсе формы современных гробов, это скорее ящик.
Старец изготовил этот гроб себе лично задолго до кончины и, часто беседуя, указывал на него. Гроб стоял у него тогда в сенях.
Церковь над келлией довершена, то есть сделан пол, оштукатурены стены, поставлен иконостас. В келлии старца перемены. Оставлена лишь одна копия с Дивеевской иконы Богоматери «Умиление», пред которой Старец скончался, а все прочие взяты. Из изображений Старца оставлена одна его кончина. Затем, печь изразцовая — обделана для сохранности в стеклянные рамы, а немногие хранящиеся здесь вещи Старца заключены в бронзово-стеклянную витрину. Я в Сарове. Близко полночь на 16-е число. Звезды обступили все небо, бесконечно-чистое. Саров, как невеста в белоснежном уборе, безмятежно покоится под Божьими звездами. Вот в такую же ночь, когда все спало, старец Серафим стоял когда-то на коленях и молился, молился, чтобы некогда спасенному — и нас своею молитвой спасать.
Вся жизнь тут представляется под иным образом, совершаются дивные вещи: расслабленные ходят, немые говорят, глухие слышат. Изумительно выражение лиц исцелившихся детей. Я видел вчера в 6 часов одного 11-ти лет мальчика, не ходившего два года; его держала за руку бабушка, с плачем рассказывавшая о чуде. А у мальчика чрезвычайная радость в глазах и отпечаток чего-то неземного на лице.
Один старик после троекратного купания пошел, — старик, рассказывающий, как долго «он не был хозяин своего тела!»