Классические книги о прп.Серафиме Саровском

Русская Церковь празднует ныне столетие со дня кончины великого избранника Божия, вестника небес, преподобного Серафима. Подобно небесному серафиму в видении пророка Исаии, который коснулся сердца человеческого клещами со углем от жертвенника небесного, и сей земной Серафим касается сердец, не воспламенятся ли они от небесного углия. До небес поднимается над землей великий Серафим и с высоты осеняет благословением молитв своих русскую землю.

Преподобный Серафим есть нам почти современник, родной и близкий по земному отечеству, по языку и всему обычаю. То дивно и знаменательно, что в наше время оказалось возможно его явление, — как и сам он всегда назидал, остерегая от заблуждения, будто лишь в древние, отдаленные времена могли восставать угодники Божии. Не словом только, но собою самим убеждает он, что Бог во все времена являет благодать Свою хотящим приять ее подвигами веры и любви, усилием сердца и воли. В разные времена своей жизни он совершает многие и великие подвиги: монах-пустынножитель, строгий затворник, но и любвеобильный старец, столпник и трудник, казалось, он превзошел человеческую меру на всех путях подвижнического своего восхождения, и житие его было непрестанной молитвой и богомыслием, боговедением и боговидением. Как древние пророки от среды народа своего, — Амос, пастух Фекойский, или Иоил, сын Вафуилов, или священники Иезекииль и Иеремия, или иные, — в среде народа своего он стал как бы новозаветным пророком, возвещающим Царствие Божие. Не в предзрении будущего или обличении и проповеди только выражалось дело пророков, но прежде всего и больше всего — в явлении Бога чрез человека.

Пророк не тот, кто способен мыслить о Боге, но кто собою, в жизни, о Нем возвещает, чьими устами говорит Бог. И великий святой, собою являющий на земле Бога, тем становится уже причастен пророческому служению. Пред наступлением великих, никогда еще не бывших испытаний для веры, послал Господь родине нашей своего пророка, чтобы примером научить людей вере и молитве, явить для них в небе живущего Бога. Что нужнее, а вместе и труднее всего теперь для христианина? То, что кажется извне самым простым и как будто само собою разумеющимся: вера и молитва, прорыв к небу из мира верой и касание его крылом молитвы; и в этом — корень нашей любви к Богу. И те, которые видели преподобного Серафима и нам передали — большей частью немотствующим языком — это видение, сами через него трепетно касались неба, печатлелись духовно его ликом пресветлым, им утверждались, как и мы ныне, в малодушной вере своей. Как будто за нас и с нами совершил он восхождение свое. Не словесные поучения о монашеских правилах, которые относительны и применимы лишь к определенному укладу монастырского жития, и не общие поучения, по памяти записанные, но этот живой образ превозмогающей пламенности веры и дерзновенности молитвы есть для нас сокровище неосудевающее. И если видели его, дивно поднимающегося над землей в молитве своей и чудотворящего ею, то самым дивным чудом был сам он с пламенеющим любовию сердцем. Светом и радостью исполнено это видение, оно пронизывает и тьму ада, в которую ныне мы погружаемся.

Преподобный Серафим тягчайшим подвигом взыскал благодать Святого Духа, стяжанию которой научал как главной цели жизни христианской, — и этот подвиг был небом увенчан, ибо изначала явился преподобный его нарочитым избранником. История знает и великих подвижников, подвиг которых остается в Боге сокрытым и не увенчанным в земной жизни; иные в пророческом служении, с проповедью обличения и покаяния проходят в мире и из него уходят, не зная награды своей, — и таковы были великие пустынножители и даже пророки, и великий Иеремия, и величайший среди рожденных женами Предтеча.

Но не таков был удел преподобного, ибо он знал, "убогий" Серафим, сколь велик он у Бога, сколь сильно его дерзновение перед Ним. В нем явлены были сила и торжество Православия накануне великих испытаний для него. Божественные тайны неба н земли открывались этому избраннику. Еще юным диаконом, в самом начале общего монашеского пути, он видел Господа Иисуса в сонме святых Его, во время малого входа на литургии, — подобно великому Павлу Апостолу и Стефану Первомученику. Многократно видел он небожителей — силы небесные, которые с нами невидимо служат. Дано было ему возноситься в горние обители, в небеса небес, в силе дивного Павла. Дано было ему знать явление Духа Святого в осиянии славы Божией и даже сделать его доступным "служке" своему (Мотовилову).

Тот свет Фаворский, в котором явил славу Свою Господь действием Святого Духа ученикам Своим, и являет Господь избранникам Своим, преподобный Серафим силен был явить его также духовному другу своему, которому показал он образ преображения мира, новую тварь, новое небо и новую землю, действием Святого Духа здесь, на земле. Сам духоносец, преподобный явился нарочитым избранником Духоносицы Пресвятой Богородицы, которая возвестила о нем, что он "из Нашего рода", и ему являлась, вкупе с Предтечей, Первоапостолами Петром и Иоанном, мучениками и преподобными двенадцать раз в жизни, — сколько Она никому из святых не являлась. Ему Она являла волю Свою, и в земных делах он творил ее, действуя по прямым Ее указаниям. Она Сама сходила для него на землю, прошли по ней "стопочки Царицы Небесной".

Живя на земле, был блаженный старец в том общении с горним миром и в него отшедшими, которое обетовано для имеющих царствовать со Христом в воскресении первом, как был он в общении и с миром природным, жил "со зверями" (М р. 1, 13), и звери послушествовали ему. Пройдя до конца путь покаянного подвига, преподобный исполнен был того мира, который Господь оставил ученикам Своим: "мир оставляю вам, мир Мой даю вам" (Ин.14, 271), — "Стяжи мирный дух, и тысячи около тебя спасутся", — говорил он окружающим его, и из него самого струился этот мир. И познал преподобный ту небесную радость, которую Христос оставил Своим ученикам: "да радость ваша в вас пребудет, и радость ваша да будет совершенна" (Ин. 15, 11). Он явил лик победной христианской веры, радость навеки. И эта христианская радость есть радость пасхальная. В разные времена года церковного он одинаково встречал к нему приходящих пасхальных целованием: Христос воскресе! Та радость о Духе святом, которую дано нам бывает испытывать в пасхальную ночь, светила в душе его и пела пасхальную песнь свою, как при его посмертном восстании перед народом русским в Саровском торжестве его. Было явление его бело, как белоснежные ризы ангелов воскресения: "побеждающему… дам белый камень" (Откр. 2, 17). Из-под черной монашеской мантии ангельского образа выступали ангельские крыла.

Преподобный явил исполнение первой заповеди, о любви к Богу всем сердцем, всею крепостию, всем разумением, но он исполнил и вторую заповедь, которая подобна ей, о любви к ближнему, показал воистину их внутреннее "подобие", их торжество и неразрывность. Таковые не всегда выступают на исторических путях монашества, почему возникает даже соблазн их противоположения: уход в спасающееся себялюбие не есть ли, мнится иногда, забвение о ближнем? Преподобный явил в величии своего образа обе: и уход от людей, и возвращение к ним, жертвенную любовь к Богу вместе с жертвенною же любовию к ближнему. Совершив полноту отшельнического подвига, преподобный возвращается к служению близким, им он становится "другим", — другом их: старцем, молитвенником, целителем, утешителем, — пророком, ибо с вершины Синая сошел он к людям, и свет виденной славы Божией озарял его лик. Он обрел дар любви к людям, — не человеческой чувствительности, ибо немощна, слепа и пристрастна может быть любовь человеческая, но духовной, ревнующей. И в этой любви для него стало ведомо откровение о человеке, как возлюбил и почтил его Бог, вложивший в него образ Свой и высшую радость премудрости своей, пребывающей в сынах человеческих (Прем. 8, 31). Прозревая образ Божий в каждом человеке, с радостью духовной о нем, встречал его дивный старец с небесным приветом: радость моя, — радуясь о нем. Эти светлые, умильные, райские слова, — они таят в себе целое учение о человеке, они открывают любовь Божию и радость Божию о творении.

Человек человеку волк, — говорит мудрость бесовская; человек человеку радость, — гласит мудрость христианская. Накануне величайшего поругания образа Божия в человеке и величайшего насилия и глумления над человеческой личностью, восславил человека преподобный, он озолотил его лучами любви своей и как бы благословил на грядущие страдания. И сам он стал для русских людей радость наша, ибо радостно загорается сердце при мысли о белом старце, "убогом Серафиме", в белой одежде, с крестом на персях и десницей, прижатой к сердцу…

Собственная жизнь преподобного утаена на высотах его духа. Он высится, как белоснежная вершина, закрытая облаком и непостижная, лишь в отдельных явлениях показуемая человеку. Не всегда и не всеми уразумевалась эта сокровенность, и не всем — даже достойным и славным из его современников, — оказалась она ведома. По-человечески жизнь преподобного протекла в простой русской среде, в быту уединенного русского монастыря и в обычаях русского монашества, которое и сам он хотел сохранить и умножить, ревнуя особливо о женской Дивеевской пустыни, "уделе Богородицы на земле". И по человеческому разумению казались незыблемы и нерушимы ему эти обители.