Классициум (сборник)
Шрифт:
Идти было поначалу не очень трудно. Контейнер с вакциной крепко сидел на спине в рюкзаке. Дождь лил теплый, но дорога теперь шла всё время вверх, и водяные потоки текли навстречу, сбивая темп ходьбы.
Скоро Генка сообразил, что идти ближе к скалам легче, надо только под ноги смотреть. Оступиться сейчас, подвернуть ногу – значит, загубить всё дело. А дело у Генки теперь стало важнее вдвое: донести вакцину и спасти хорошего парня. Друга.
Чтобы нескучно было идти, он затеял сам с собой откровенный
– Вот скажи мне, Геннадий Андреевич, кой черт тебя на Венеру понес? Неужели из-за Катьки?
– Да что вы, товарищ Чуйков?! При чем тут женщина? Я трудности преодолевать приехал.
– Ну и зачем тебе эти трудности? На Земле их, что ли, мало?
– Может, и не мало, а только на Венере интересней. Представьте, товарищ Чуйков: другая планета, другой мир – всё другое!
– Ну да. Но ты вот бредешь сейчас по обыкновенной горной дороге под обыкновенным проливным дождем. В чем трудность?
– В вакцине и друге со сломанной рукой.
– А если ты не дойдешь, Геннадий Андреевич? Это всё ж таки Венера!..
– Дойду, товарищ Чуйков! Должен дойти…
Чтобы иметь представление о пройденном пути, Генка придумал считать шаги: два шага – метр. Первую тысячу шагов он одолел играючи, даже не вспотел. На второй появился некий ритм: четыре шага вдох, четыре шага выдох. К четвертой тысяче дорога почти выровнялась, а воды, как ни странно, стало меньше. Теперь можно было идти прямо посередине широкой колеи, не боясь оступиться.
Через десять тысяч шагов Генка решил сделать первый привал.
– Пять минут, Геннадий Андреевич, не больше, – строго сказал он сам себе.
Открыл флягу, сделал пару глотков тоника. Горьковато-кислая жидкость приятно освежила горло, сразу захотелось есть. Как врач Чуйков прекрасно понимал, что на марше нельзя допускать снижения в крови уровня сахара. Поэтому вскрыл упаковку шоколада и отломил сразу четверть. Рассчитал: каждые десять тысяч шагов привал, два глотка тоника, четвертушка шоколада – как раз на двадцать километров хватит.
О том, что километров может оказаться больше, Генка старался не думать…
– Девять тысяч сто сорок три, девять тысяч сто сорок четыре…
Он сбился с правильного счета после второго привала. Едва присел на плоский камень и достал флягу, за спиной раздался громкий плеск. Что-то тяжелое упало на дорогу.
Сперва Генка решил, что с гор скатился очередной камень. Однако тяжелые всплески продолжились, очень похожие на шаги. И они явно направлялись к Чуйкову.
Разбираться кто это и что ему нужно, Генка, понятно не стал. Как был, с флягой в одной руке и рюкзаком в другой, рванул вперед, будто зачет в институте по кроссу сдавал.
Повезло. Оторвался.
Вконец выдохшись, остановился и сел прямо в лужу. Хорошо – комбинезон венерианский непромокаемый.
На радостях Генка выхлебал сразу четыре глотка тоника. Только теперь заметил, что нудный дождь кончился и от дороги начал подниматься плотный туман.
Пока отдыхал, испарения полностью заменили собой дождевую пелену. Видимость стала еще хуже. Вдобавок вдруг осознал, что не помнит направления – лицом вперед садился или назад?
– Здрассьте вам, – громко сказал Генка, стараясь унять нервную дрожь. – Не понос, так золотуха. Ну и куда дальше идти, товарищ Чуйков?
Положение незавидное. Стемнеть должно самое большее через пару часов. На Венере, Генка помнил, сутки вдвое длиннее земных. Выехали утром, примерно через два часа после рассвета.
– Однако не дойдем мы с тобой, Геннадий Андреевич, до темноты.
– Надо дойти, товарищ Чуйков. Тут всего-ничего осталось – километров семь-восемь.
И Генка пошел…
Оказалось, правильно пошел. Это стало ясно, когда наткнулся на остов тягача. Генка вспомнил, как на прошлой неделе в Светлом только и разговоров было. Мол, тягач тащил цистерны с нефтью, что недавно нашли геологи в Красной долине за рекой Быстрой. Караван попал в грозу. И надо ж так, молния ударила точнехонько в первую цистерну. Остальные успели отцепить, и тягач поволок горящую подальше. А потом цистерна взорвалась.
Тягач тот шел в сторону Подгорного.
– Ну, что же, товарищ Чуйков, верной дорогой идете.
Генка приободрился.
И все же до темноты не успел. Туман к тому времени почти рассеялся, но видно лучше не стало. Достал фонарик, но в нем что-то разладилось. Свет был тусклый, будто сели батареи. Генка вытащил их. Так и есть: одна вся покрыта белесым налетом вытекшего электролита.
Изготовить факел, когда вокруг всё хлюпает и чавкает, не стоило и пытаться.
– Что делать-то будем, Геннадий Андреевич? Ждать или как?
– Или как. Двадцать часов темноты Пашка не переживет.
В этот момент они и напали. Генка только услышал тихий скулеж, вроде ребенок хнычет. Повернулся на звук, и тут же ему на грудь прыгнула черная, чернее ночи, тень.
Тварь размером с крупного кота, только холодная и чешуйчатая. Возле самого носа Чуйкова щелкают совсем не кошачьи зубы. Куртка трещит под натиском мощных кривых когтей.
– Твою мать-дивизию!..
Генка будто проснулся от морочного сна. Нет, это в Генке проснулись навыки, привитые тремя годами службы в армии.
Нож уже в правой руке, левая хватает тварь за горло. Взмах – лезвие с трудом, но пробивает толстую шкуру. Визг, переходящий в хрип. Чуйков отшвыривает хищника, и тут же ему на плечи прыгает второй, а сбоку набегает третий. Этого Генка успевает пнуть тяжелым ботинком прямо в морду. Острая боль в левом плече. Удар ножом наугад за спину. Снова визг. Сильный удар в правый бок. Чуйков оскальзывается, падая в темноту, понимает, что подняться ему уже не дадут. Отчаянно работая ногами и руками, он еще несколько секунд сдерживает нападающих. Потом сразу две твари повисают на руке с ножом, третья вцепляется в левую руку, прикрывшую лицо…