Классная дама
Шрифт:
Самым маленьким девочкам было лет десять, и платья у них были коричневые, потом девочки постарше — мои, следующие — в зеленых платьях, потом в серых, голубых и наконец белоснежных. Чем взрослее воспитанница, тем сильнее от нее требуют чистоты, подумала я, проходя мимо стола старших девочек и бесцеремонно заглядывая им в тарелки. То, что там плавало, задумывалось скорее всего как щи, но напоминало лежалую капусту в постном масле, залитую кипятком. На вкус, вероятно, было таким же.
Меня от обеда почти воротило, а воспитанницы еле сдерживались, чтобы не накинуться на еду. Если младшие девочки в теле по возрасту, то старшие —
Содрогаясь от запаха, я дошла до стола своего класса и обнаружила, что малышей кормили сытнее. Ваша счастье, изуверы, злобно подумала я, иначе бы я надела котел кому-нибудь на гордо поднятую голову. Алмазова, увидев меня, выпрямила спину и начала работать ложкой реже, я ободряюще ей улыбнулась. Прочие девочки тоже перестали сутулиться, снизили темп, и нормальный детский обед превратился в церемонию принятия пищи.
— Тишина! — раздался рев, кто-то вскрикнул, мои девочки вздрогнули, но не посмели обернуться, зато повернулась я, выискивая причину. За столом старших воспитанниц появилась классная дама — о, знакомое лицо, госпожа Окольная, и она выдернула одну из девушек, всю пунцовую, из-за стола и вытолкала ее в проход.
Остальные продолжали обедать. Я не знала, стоит ли сейчас говорить что-то девочкам, или можно подождать, пока они покинут столовую. Одна малышка капнула супом на рукав и быстро, стараясь, чтобы я не заметила, начала стирать пятно, и я отвернулась.
Объяснимо, что эти дамы сами когда-то получали по полной. Необъяснимо, почему они так унижают и мучают тех, кто от них зависит. Хотя… Люди те еще нелюди. И в массе я, наверное, ненавижу людей.
Держа спину прямо, словно в меня вставили штырь — спасибо, Софья — и обучая свое второе «я» непечатным выражениям, я вышла из столовой, чувствуя, как Окольная мечет мне молнии в спину. Только попробуй коснуться кого-то из моих детей, и ты пожалеешь, что на свет родилась.
— Тебе их так жалко?
Софья. Да, моя козочка, и тебе лучше не знать, что я могу сделать с тем, кто обидит ребенка. У меня сорвет все тормоза — прости, но выходит, у тебя тоже. И еще раз: мне действительно жаль, что рядом с тобой в эти годы кошмара не было никого, кто бы мог заступиться за вас. За тебя. Поверь, это правда.
Я вышла в коридор. Меня трясло, а Софья обдумывала услышанное. Такой объем непривычной информации обработать ей было тяжело, я ощущала, как в голове скрипят шестеренки. И еще, вероятно, она переводила на привычный язык ту нецензурную тираду, которую я выдала в адрес классных дам и после.
— Софья Ильинична?..
Глава восьмая
Вот и он, мой пропавший цветочек, объект повышенного интереса и обожания старшеклассниц. Молод, лет двадцать пять, благообразен — князь Мышкин — и, на мою удачу, не маг. Простой человек. Это если я правильно поняла, как отличать магов.
— Алмазов, Эраст Романович, учитель изящной словесности, — представился он и поклонился мне так изящно, что про особенность словесности мог и не добавлять. — Знаю, знаю, слухи опережают, но я хотел бы поблагодарить вас за Анну.
— Так это вы тот самый брат, который купил ей конфеты, — поджала губы я, неприятно удивленная. Что было дальше с сестрой, ему до лампочки. — Вы, я надеюсь, в курсе, что случилось после того, как она получила ваш подарок?
— Да, — расстроенно произнес Алмазов. — Академия… я был против того, чтобы Анну отдавали сюда. Я был готов выхлопотать ей место в обычной гимназии, но его величество… — Он вздохнул, несколько раз нервно провел ладонью по подбородку, словно проверяя, чисто ли выбрит. — Его величество посчитал, что это для Анны честь — бесплатно учиться в таком заведении, ведь я сам родился еще тогда, когда батюшка служил обычным сельским священником, происхождения мы самого простого. Его величество определил Анну в академию, а я — мне пришлось принять эту милость. Не ради Анны или меня, ради памяти батюшки, вы понимаете?
Он говорил и сам смущался своих объяснений. Было в его лице что-то простодушное и наивное, по-хорошему наивное, доброе. Я улыбнулась, Софья опять скривила мордочку. Спокойно, козочка, не смотри на каждого встречного как на мужа.
— Вы могли вмешаться, — напомнила я.
— Увы, но не мог, — развел руками Алмазов. — Такие правила, и кроме того, я дорожу местом. После того как Анна попала сюда, я был вынужден… еще раз попросить именем батюшки, уже не его величество, разумеется, но влиятельных лиц. И то, поверьте, лишь семинария за плечами позволила мне здесь оказаться.
Вот откуда обезоруживающая благообразность. Так что не стоит вестись и доверять.
— Вы оставили служение, — кивнула я, — ради того чтобы быть рядом с сестрой. Это было с вашей стороны благородно, и все же, Эраст Романович, несправедливость — это то, что Владыка не терпит, разве не так?
— Каюсь, каюсь, — пробормотал Алмазов, но особого раскаяния в голосе я не услышала. Все же не Мышкин, слишком слаб и стыдится своей слабости. — Поэтому еще раз спасибо. Я рад, что она на вашем попечении. И потому, чтобы моя благодарность не вышла только словесной… послушайте меня, отдохните сегодня. За девочками присмотрят.
Я насторожилась, и в этот миг Софья очнулась и приказала мне согласиться. Почему же? Я выжидательно смотрела на Алмазова, он мялся, не решаясь объяснить мне причину. Вероятно, это было его привычным амплуа — мямля.
— Ее сиятельство велела мне немедленно приступать к обязанностям, — возразила я, и Алмазов обрадованно кивнул:
— Я скажу, что вы прихворали. Вот прямо сейчас и скажу.
— Причина?
Бедняга аж побледнел. Неудивительно, из-под маски выпускницы академии выглянула София Андреевна Васнецова, женщина, повидавшая жизнь, узнавшая людей и их мотивы куда лучше, чем ей хотелось бы. В этот век мало кому было позволено столь резкое поведение.
— Боюсь, что… не смогу внятно вам объяснить, — Алмазов посторонился, и я тоже, пропуская старшеклассниц, выходящих из столовой под присмотром Окольной. — Юлия Афанасьевна! — окликнул он, и Окольная остановилась, недобро смотря на нас. — Софье Ильиничне нездоровится, утомилась с дороги. Вас не затруднит?..
— Конечно, конечно, — с готовностью закивала Окольная, видимо, вспоминая, что моя активность в учительской хворобе не соответствовала никак. Но выражение лица сменилось на участливое и незлое. — Пусть сходит к доктору, господин Хуфф как раз у себя. На улице зябко, Софья Ильинична, немудрено, что вы приболели. Я попрошу Каролину Францевну еще день приглядеть за девочками, не тревожьтесь.