Классно быть Богом (Good to Be God)
Шрифт:
Честность? Порядочность? Это большая афера. Миф, придуманный и раскрученный непорядочными людьми. Всякий, кто пробовал жить честно и правильно, знает, как это тягостно и нерентабельно. Мошенники всячески превозносят и культивируют честность. И это естественно. Если все станут бесчестными, конкуренция будет жесткой. Дурачки и простофили – необходимая составляющая экономического цикла. Они нужны для того, чтобы было кого обманывать.
Что касается заботы об общественных интересах – дело, конечно, хорошее. Пока тебе за него платят. Точно так же и благотворительность. Если ты – штатный сотрудник
И вот доказательство. Попробуйте вспомнить, сколько вы знаете по-настоящему приятных людей, которые занимают высокие посты? Да, я не спорю: и среди больших боссов иногда попадаются не совсем уж законченные мерзавцы, но таких единицы. Это настолько редкое явление, что их можно рассматривать как статистическое отклонение. А действительно славные, милые люди, как правило, не выбиваются в начальники. У них нет ни престижа, ни денег, ни власти.
Я ненавижу богатых. Те, кто родился в богатой семье и всегда был богатым – у них совершенно другие понятия. Если заговорить с ним о том, как тяжело тебе все достается, они вообще не поймут, о чем речь. Как будто ты говоришь на китайском или на древнеарамейском.
А тех, кто сумел разбогатеть, как говорится, своими силами, я не люблю потому, что они страшно этим гордятся и считают своей заслугой. Они напоминают мне тех людей, которые выиграли в лотерею и теперь искренне полагают, что вся лотерея у них под контролем.
Наши взгляды на жизнь определяются самой жизнью. “Каждый может разбогатеть”, – говорил мой богатый сосед. Он был очень неглупым, он много работал и сколотил состояние на перепродаже квартир – в период хаотического колебания цен на рынке недвижимости. “Деньги – ничто”, – часто говаривала моя мама, хотя она выросла в бедной семье. В каком-то смысле, мама была права.
Но у мужчин все иначе. По общему мнению, мужчина просто обязан зарабатывать деньги. Таково его высшее предназначение. Женщины рожают детей. Мужчины “делают деньги”.
Я ненавижу бедных и несчастных. Нет денег? Нет работы? Нет никаких перспектив? Нет сил чего-то добиться в жизни? Живи на пособие по безработице. Заведи четверых, пятерых, шестерых детей, которых вполне можно вырастить на деньги налогоплательщиков. Плоди нищету. А то в мире мало страдальцев. Средний класс тоже не лучше. Предел их мечтаний и главная радость – собственный дом с садом. Честное слово, смешно.
Иерофант не звонит уже больше недели. Наверное, что-то случилось. До того, как исчезнуть, он звонил через день.
Когда вот так пропадает кто-то из знакомых, ты всегда начинаешь тревожиться. Что случилось? Они слишком заняты? Все в делах? У них все так хорошо, что им никто больше не нужен? Или наоборот все плохо? Они тяжело заболели? Может быть, их уже нет в живых? Я из того поколения, в котором мало кто умирает совсем молодым. Да, двое моих друзей юности разбились на мотоцикле. Но это был жуткий несчастный случай.
Тогда нам казалось, что мы бессмертны. А теперь впереди замаячили инфаркты и онкологические заболевания.
Я еду кдому иерофанта.
Он сидит на диване, и на какую-то долю мгновения мне становится страшно. Потому что мне кажется, что он умер. Он не мог не слышать, как я вошел. Но он даже не шелохнулся. Не обернулся ко мне. Сидит, словно каменное изваяние. Смотрит куда-то в пространство. В глазах – пустота. Не потрясение, не неизбывная усталость. Вообще ничего.
– Джин?
Он оборачивается ко мне.
От него пахнет чем-то прогорклым. Не то чтобы сильно, но все же.
Он долго молчит, а потом говорит:
– И тут уже ничего не скажешь.
– Прошу прощения.
И действительно, что еще можно сказать?
– Она мне сказала: “Бога нет. Потому что, если бы Он был, Он бы не допустил, чтобы я так страдала”.
Я не на шутку перепугался. Это действительно страшно, когда кто-то, кого ты считаешь гораздо сильнее и крепче себя – и он объективно сильнее и крепче, – разбивается вдребезги.
Вся наша жизнь в основном состоит из попыток скрывать и скрываться. Мы скрываем свой запах, свои внешние недостатки. Мы стремимся казаться лучше. Не только снаружи, но и внутри: мы пытаемся скрывать нашу жадность, ненависть, слабость. Цивилизация – это сплошное притворство. Одежда для духа. Туалетная вода для души.
– Я могу чем-то помочь?
– Уходи.
Страдание по-своему притягательно. Часто бывает, что в глубине души людям не хочется, чтобы их утешали. Да и те, кто пытаются утешить страдальца и предлагают ему свою помощь, зачастую бывают излишне самонадеянны в своей уверенности, что они действительно смогут помочь.
Я иду в магазин и покупаю продукты для иерофанта. Оставляю их на кухонном столе. Мне что-то подсказывает, что они так и останутся нетронутыми, но я должен хоть что-нибудь сделать. Мне очень хочется ему помочь. И я ненавижу себя за это. Я сам по уши в дерьме и не знаю, как выплыть, и при этом мне хочется совершить самое трудное, что есть на свете: подарить ближнему веру.
Да, я готовлю большую аферу с целью обмана почтеннейшей публики. Но я буду обманывать тупых, неприятных придурков. Или пусть даже хороших людей – но все равно я не знаю их лично. И не посягаю на их сбережения. Мне не нужно, чтобы люди отдавали мне все до последнего гроша. Я просто хочу, чтобы тех, кто поверит в меня, было много, и чтобы каждый достал из бумажника всего по одной купюре. Скромное, единовременное подношение Тиндейлу. Никто с этого не обеднеет. Тем более что я кое-что предложу им взамен: малую толику надежды.
У меня был сосед, гитарист. На мой взгляд, лучший в мире. Можно оспаривать значение понятия “лучший”, можно оспаривать мою компетенцию в данном вопросе, тем более что я действительно некомпетентен. Но мой сосед был замечательным гитаристом. Входил, как минимум, в первую десятку в мировом рейтинге. Его отец тоже играл на гитаре и преподавал в музыкальной школе, а сам сосед начал учиться играть года в четыре. Он был лучшим из лучших. Несколько профессиональных гитаристов забросили музыку, когда услышали, как он играет. Потому что они сразу поняли, что им самим никогда так не сыграть.