Клаузевиц
Шрифт:
Этот закат наполеоновского военного искусства, обусловленный резким ухудшением состава укомплектований, включением в армию не вполне надежных немецких контингентов, удалением на тысячу километров в пустынные русские земли или нахождением в центре охваченной освободительным движением Германии, выразился в бессилии маневра.
Клаузевиц, пылавший ненавистью к проповедникам ученого маневрирования, которые брались выиграть войну без боя, при помощи одних хитроумных комбинаций, впадает здесь в противоположную крайность, выдвигая на первый план прямой удар, и не уделяет никакого внимания стратегическому плану и подготовке сражения в стратегическом отношении. Идея «Канн», т. е. сражения, приводящего к полному сокрушению противника, отсутствует полностью; совершенно не учитывается
Вообще, сам Клаузевиц различает в стратегии две части, из коих одна ближе граничит с политикой, а другая — с тактикой. В настоящее время эта последняя часть обычно выделяется из стратегии особо в теорию оперативного искусства. Эта область стратегии не лежит в центре внимания Клаузевица и не составляет сильнейшей части его труда.
Наполеон по поводу аустерлицкого сражения заметил: «очень часто уже план кампании заключает в своем зародыше и план генерального сражения; но лишь военные с большим опытом поймут эту мысль». Клаузевиц долгое время отрицал ее, предоставляя все оформление сражения тактике.
Еще в предпоследней части своего труда, в главе о наступательном сражении, Клаузевиц утверждает, что представление о том, что наступление во фланг, приводящее к сражению с перевернутым фронтом, будто бы с самого начала должно быть соединено с охватывающим стратегическим наступлением, является ошибочным («О войне», стр. 487). И лишь в самом конце своей работы, в последней главе восьмой части, Клаузевиц признает, что для полной победы «необходимо охватывающее наступление или сражение с перевернутым фронтом», почему и «существенной частью плана кампании является установление соответственного распорядка как в отношении группировки вооруженных сил, так и направления их» (стр. 583). Клаузевиц отсылает читателя по этому вопросу к особой главе «План кампании», которая осталась ненаписанной.
Часть пятая посвящена теме «Вооруженные силы». Здесь Клаузевиц спускается с высот философии к оперативным вопросам стратегии, говорит о ее основных элементах — театре войны, армии, походе, о группировке армии, маршах, расположении на отдых, снабжении. Речь идет об эпохе Наполеона, и эта часть в наше время в основном устарела. В последней главе Клаузевиц критикует предрассудки, связанные с преувеличенной оценкой в стратегии командующей местности. Были времена, когда ключом ко всем успехам в Европе считалось обладание Швейцарией, а ключ к Франции усматривали в Лангрском плато, на котором лежат истоки главнейших французских рек. «Господствующий район», «прикрывающая позиция», «ключ страны» — эти термины квалифицируются Клаузевицем как «пустая скорлупа без здорового зерна» (стр. 295).
Подобно Энгельсу во время Восточной войны (Маркс и Энгельс, т. X, стр. 611), Клаузевиц устанавливает знак равенства по отношению ко всем европейским армиям. «Армии в наши дни стали настолько схожи между собой и вооружением и снаряжением, и обучением, что между лучшими из них и худшими особо заметного различия в этом отношении не существует». Таким образом, с устранением различия в качестве техники и обучения, вопрос о соотношении сил решается почти исключительно численностью. Действительно, в 1813 году установилось известное равновесие качества между войсками клонившейся к закату бонапартистской Франции и войсками коалиции, в которых появились элементы, одушевленные национальным движением.
Это равенство, в основном сохранявшее силу до эпохи империализма в отношении развитых капиталистических стран, не представляет собой окончательный продукт исторической эволюции. Буржуазия всюду бросала максимум ресурсов на содержание армии. Но в эпоху империализма соотношение классовых сил и ход классовой борьбы вызывают громадные колебания моральных сил бойцов буржуазных армий. И, конечно, не может быть никакого сравнения между армией страны социализма, принципиально отличной от буржуазных армий, и этими последними.
Создание средств, которыми ведется война, не интересует Клаузевица. Внутреннюю политику Клаузевиц ощущает в основном лишь как неизбежный накладной расход. Только в последней, восьмой, части труда мы можем убедиться, что Клаузевиц лишь закрывает глаза на влияние внутренней политики, но хорошо понял все ее значение на опыте французской революции.
Обороне посвящена шестая, самая обширная, часть труда. Ей уделено 182 страницы (по изданию 1934 года в русском переводе), тогда как седьмая часть — наступление — сжата на 48 страницах. Однако часть об обороне включает вопросы наступления, а часть о наступлении представляет собой только наброски. Клаузевиц подробно разбирает сильные и слабые стороны обеих форм военных действий. Его тезис о том, что оборота «является более сильной формой ведения войны», вызывал в период между окончанием франко-прусской войны 1870 г. и началом мировой войны самые жестокие нападки немецких и французских военных критиков и профессоров. Гипнотизированные успешными наступательными войнами, которыми руководил один из идейных учеников Клаузевица — Мольтке, эти критики обвиняли Клаузевица в том, что его сбила с толку катастрофа, постигшая вторжение Наполеона в Россию в 1812 году, что его теория войны будто бы проникнута пацифизмом, и только высокий авторитет Клаузевица препятствовал этим критикам формулировать обвинение его в упадочнических и пораженческих настроениях.
Беда в том, — утверждал дошедший до абсурда германский писатель Шерф, — что Клаузевиц видит политическую цель войны, и для него насилие является только средством. Это неплохо для дипломата, но для военного насилие должно являться не средством, а самодовлеющей целью…
Чрезвычайно дружная атака всех военных авторитетов на шестую часть труда Клаузевица опиралась и на замечание самого Клаузевица в одном из пояснений к труду, играющему роль авторского введения: «6-я часть может рассматриваться лишь как опыт; мне хотелось бы ее совершенно переработать и найти для нее другое русло». Это замечание, очевидно, не имеет в виду изменения принципиальных его взглядов на оборону, а направлено против слишком пространного изложения оперативных вопросов — о значении крепостей, обороне гор, рек, болот, лесов.
Из тридцати глав шестой части философский характер носят первые девять глав и глава о народной войне.
В главе «Выгоды обороны» (стр. 298) Клаузевиц указывает, что «оборона легче, чем наступление, но так как оборона преследует негативную цель, удержание, а наступление — цель позитивную, завоевание, и так как последнее увеличивает наши средства для ведения войны, а первое нет, то чтобы быть точным, надо сказать: оборонительная форма войны сама по себесильнее, чем наступательная».
Оборона состоит из двух актов — выжидания и действия (контрудара). Идея возмездия посредством ответного удара лежит в основе каждой обороны; путь выжидания — это путь более обеспеченной победы над врагом; но только ответный удар устанавливает равновесие в динамике наступления и обороны.
Впрочем, контрудар может привести и к полному разгрому врага и достижению позитивной цели. Этот контрудар окажется тем более действительным, чем большее развитие получила выжидательная часть обороны. Момент перехода к контрудару характеризует различные ступени повышения шкалы мощности обороны. Этих ступеней Клаузевиц различает четыре (стр. 320–321): 1. Атака неприятеля немедленно после перехода им границы (оборона немцами Восточной Пруссии в августе 1914 г.); 2. Занятие позиции вблизи границы и переход в наступление, как только неприятель появится перед ней; 3. Тактическая оборона на позиции вблизи границы с переходом в наступление, когда противник втянется в бой; 4. Отнесение сопротивления внутрь страны. В последнем случае неприятель гибнет не только от меча обороны, но и в результате истощения, от собственного напряжения (стр. 419). Эта высшая и наиболее «сильная», по Клаузевицу, ступень обороны, контрудар по находящейся на закате армии противника, обещает наибольший успех; но отступление внутрь страны связано с крупными жертвами и является тяжелым испытанием для армии и государства.