Клава Назарова

Мусатов Алексей Иванович

— Клаша, что ж это?.. — каким-то сдавленным голосом просила Лёля. — Неужто так плохо там? — И она кивнула на запад, откуда доносились глухие звуки взрывов и орудийной стрельбы.

— Поезжай, Лёля, скорее, — вслух подумала Клава. — И мне надо ехать… Всем на фронт надо.

Сёстры с трудом отыскали состав, идущий на Псков, нашли нужный вагон. В нём уже было полно девушек-медсестёр.

— Ну, Лёлька, смотри… чтоб нам не краснеть за тебя, — сказала на прощанье Клава.

— Ещё что скажешь! — грубовато ответила Лёля и, устыдившись, крепко обняла сестру,

поцеловала её в губы и скрылась в вагоне.

Клава пошла обратно. Неожиданно в станционной суматохе она столкнулась с Федей Сушковым и Капелюхиным.

— Клаша! — вскрикнул Федя. — Вот хорошо, что встретились! Я ведь к тебе проститься забегал. Мы с Борькой в Ленинград едем…

— Вот только неизвестно, как доедем, — подал голос Капелюхин. — Третий час на станции крутимся. Ни в один вагон не пробьёшься…

— Нас все за беженцев принимают, — признался Федя, смущённо поглядывая на внушительных размеров чемодан в руках у Капелюхина. — Говорил я тебе, — упрекнул он приятеля. — Не мирное время — с таким гардеробом ехать. По-походному надо, с рюкзаком.

Клава с удивлением покосилась на ребят. Одеты они были по-праздничному, в новые костюмы, в светлые, с начёсом, кепочки, а у Капелюхина под горлом широким франтоватым узлом был повязан цветастый, как фазанье крыло, галстук.

— Что это разоделись, как на экскурсию?

— Это он уговорил, — смущённо кивнул на приятеля Федя.

— А что ж такого? — заспорил Капелюхин. — Не куда-нибудь — в Ленинград едем. А вдруг придётся в выходной по Невскому прошвырнуться, в Эрмитаж сходить…

— Ох, Боря, думаю, что не до прогулок вам будет, — вздохнула Клава и спросила Федю, как отец относится к его отъезду.

— Получил полное родительское благословение, — ответил Федя. — Так и так, говорит, а войны тебе не миновать. Да вот он и сам…

Подошёл Матвей Сергеевич, поздоровался с Клавой и сообщил, что наконец-то он пробился к военному коменданту и получил у него два посадочных талона на псковский поезд.

Но вагоны, к сожалению, не указаны, так что придётся пробиваться в какой попало.

— Пойдёмте, я вас усажу, — предложила Клава и повёл всю компанию к псковскому поезду.

Отыскав знакомый вагон, она вызвала из него Лёлю и попросила взять с собой ребят.

Девчата, узнав Сушкова и Капелюхина, охотно втащили их вещи в вагон.

Потом, простившись с Клавой и Матвеем Сергеевичем влезли в вагон и сами ребята. Вскоре поезд тронулся и, лязгая колёсами на стыках, отошёл от станции.

Над городом завыла сирена. По радио объявили воздушную тревогу…

Батальон в школе

Утром чуть свет Клаву вызвали в райком партии.

— Не удивляйся, что так рано подняли, — протягивая руку, объяснил ей секретарь райкома Остроухов, плотный крупнолицый мужчина с седеющим ёжиком волос на голове. — У нас теперь рабочий день без начала и без конца. Присядь, подожди!

Клава отошла к окну.

Дмитрия Алексеевича Остроухова она знала неплохо. Не один раз, придумав с

пионерами какое-нибудь интересное дело — то пылающий костёр на берегу Горохового озера, то встречу пионеров со старыми коммунистами и знатными людьми города, то далёкий поход по местам первых боёв Красной Армии, Клава прорывалась в кабинет к секретарю райкома партии за советом.

— Несподручно мне заниматься такими делами… Возраст не тот! — отшучивался Дмитрий Алексеевич, но Клава настойчиво заставляла выслушивать себя.

Сейчас в кабинет секретаря то и дело входили люди и, склонившись над столом, вполголоса докладывали, как идёт подготовка к эвакуации жителей города.

«Зачем меня-то позвали? — подумала Клава. — Неужели опять поручат какую-нибудь работу с детьми? Может быть, пошлют сопровождать эшелон с детдомовцами и школьниками». Ну нет, с ребятами она распрощалась надолго, ей надо сейчас догонять Лёльку…

— Прошу, — пригласил Остроухое Клаву, когда волна посетителей немного спала. — На фронт, наверное, собралась? — прямо спросил он.

Клава кивнула.

— Откуда вы знаете?

— Время такое — догадаться нетрудно, — усмехнулся секретарь райкома. — Сестру проводила, сама на курсы записалась… Так вот, Клаша. Фронт для тебя уже есть… Здесь же, в городе, рядом.

— Как — в городе? — не поняла Клава.

— Хотим послать тебя в истребительный батальон к комсомольцам. Будешь помогать Важину…

— Василию Николаевичу? — вскрикнула Клава.

— Да, да. Он назначен командиром истребительного батальона.

— Дмитрий Алексеевич, а кого истреблять будем? Неужели город сда… — Клава не договорила, помешал телефонный звонок.

Сказав в трубку, что он выезжает, Остроухов поднялся из-за стола и нахлобучил на голову фуражку.

— Так как же, Клаша? Ребят ты знаешь. Многие твои бывшие пионеры. Будешь у них вроде за политрука. Твоему слову они вот как верят. А положение в городе не из лёгких, ожидать можно всякого… Так согласна?

— Раз надо, пойду, — кивнула Клава. — А только курсы я всё равно не оставлю…

— Ну что ж, учись, пригодится. Желаю успеха! — Остроухов пожал ей руку, и они расстались.

Заглянув домой и предупредив мать о своём назначении, Клава направилась в свою школу, где теперь размещался истребительный батальон.

У дверей со старенькой трёхлинейной винтовкой в руках стоял на посту Саша Бондарин. Он был в своей неизменной школьной вельветовой куртке с «молниями», в тапочках на босу ногу и в сатиновых спортивных шароварах. Куртка была заправлена в шаровары и перетянута широким солдатским ремнём, на котором висел патронташ. От аккуратного пробора не осталось и следа, тёмные волосы были взлохмачены, и на макушке чудом держалась залихватски посаженная крошечная кепка.

У школьной ограды толпилось несколько мальчишек во главе с Петькой Свищёвым. Они завистливо поглядывали на Сашу, особенно на его винтовку, вздыхали, переминались с ноги на ногу и упрашивали часового пропустить их в школу к командиру истребительного батальона.