Клава Назарова

Мусатов Алексей Иванович

— Ну как, Федя, достаётся на посту дежурного? — улыбнулась Клава.

— Ещё как! — вздохнул Федя. — Все вдруг взрослые стали, самостоятельные. — И он принялся жаловаться на неувязки с буфетом, с артистами, с пластинками для танцев.

— Ничего, ничего. Потрудись ради школы последний денёчек. Завтра как отрезанный ломоть станешь. Как у тебя с комиссией?

— Прошёл, годен, — не без торжества сообщил Федя. — Через неделю еду в Ленинград.

— Поздравляю… — Клава пожала ему руку. — Варя, ты слышала? Федя-то у нас в

военно-артиллерийское училище поступает.

— А как же иначе… Недаром он у нас Сушков-Суворов, — улыбнулась Варя.

— А на чём остановился твой друг? — спросила Клава.

— Решил в планово-экономический сдавать. Пожалеет потом, — махнул рукой Федя и вновь заговорил о буфете, артистах, пластинках.

— Ох, хитёр распорядитель! — засмеялась Клава, переглянувшись с подругой. — Боится, как бы мы с тобой без дела не остались. Ну что ж, давай впрягаться. — И она принялась помогать дежурным: побывала в буфете, у оркестрантов, расставила в зале цветы, послала Варю домой за пластинками.

Вскоре стали прибывать приглашённые из других школ: в городе любили выпускные вечера в школе имени Ленина.

Федя придирчиво проверял у них пригласительные билеты.

Незадолго до открытия вечера в вестибюль вошли трое юношей и девушка из окраинной городской школы. Одного из них, рослого, белокурого юношу с продолговатым загорелым лицом, почему-то одетого не по сезону в лыжный костюм, Федя узнал сразу. Это был Володя Аржанцев, тот самый, который на последних лыжных соревнованиях «обтяпал как миленьких», как говорили в городе, всех лучших лыжников школы имени Ленина, а в личном первенстве перегнал даже саму Клаву Назарову.

Когда Аржанцев с товарищами поднялся на второй этаж, Федя не утерпел и подошёл к Клаве.

— Пришёл этот самый… лыжник… что наших обтяпал.

— Аржанцев? — догадалась Клава. — Где он? Давно хочу с ним поближе познакомиться.

Она отыскала Аржанцева в школьном зале, поздоровалась.

— А я вас давно знаю, — доверчиво кивнул юноша. — Да кто же вас не знает!

— А всё же я думаю, что наши лыжники вашим не уступят, — сказала Клава. — Зимой опять с вами соревноваться будем.

— Ну что же. — Аржанцев спокойно пожал плечами. — Наши не откажутся. Только мне, пожалуй, не придётся выступать.

— Уезжаете куда-нибудь?

— Собираюсь поступать в лётное училище…

Они разговорились. Аржанцев рассказал, что профессия лётчика — его давняя мечта. Сейчас он живёт в колхозе, работает в поле на тракторе и готовится в училище. Он не один. Вместе с ним думают поступить в лётное училище ещё несколько выпускников, в том числе и Аня Костина. Он кивнул на сероглазую хрупкую девушку, которая ни на шаг не отходила от юноши.

— Тоже лыжница… Скороходка.

— Будет тебе, Володя, — смутилась девушка. — Хожу, как все…

Аржанцев говорил уверенно, доверчиво, спокойно, словно уже был давно и близко знаком с Клавой.

«Славный парень», —

подумала она и почему-то решила, что такого непременно примут в лётное училище.

Клаве стало немного грустно. Она ведь тоже мечтала и о лётной школе и о парашютном спорте, но вот как-то получилось, что до сих пор работает пионервожатой.

* * *

Забрезжил рассвет, но никто из ребят не хотел расходиться. Охрипший патефон молчал, танцевать никого не тянуло, все запасы в буфете были уничтожены. Выпускники и гости бродили по коридорам, сидели на подоконниках.

— На мост! Пошли на мост! — раздался чей-то голос. И ученики отправились к излюбленному месту в городе — на цепной мост, перекинутый через Великую.

Река рассекала город на две половины. Недалеко от моста она раздваивалась, огибала каменистый островок, на котором сохранилась остатки древней крепости, затем вновь соединялась в одно русло, бурно шумела и пенилась у городской мельницы и дальше несла свои воды по плоской равнине через болота и торфяники к Пскову, а ещё дальше впадала в Псковское озеро.

Островчане любили свою реку, тянулись к ней в будни и в праздники и с нежностью говорили: «Великая не великая, но и не малая».

Через реку, там, где она разделялась на два русла, был перекинут висячий цепной мост, краса и гордость города. За мостом развилка двух шоссейных дорог — на Смоленск и на Вильнюс.

Выпускники вступили на мост и застыли у чугунных перил. Внизу текла ещё тёмная в предутренней рани вода, шевеля подводные водоросли и осоку. Прошёл первый грузовик — и мост под ребятами задрожал, закачался, как трясина. С реки потянуло свежим ветром.

С моста ребята перешли на остров, где возвышались остатки каменной крепости.

Сколько раз Клава приводила сюда своих пионеров и рассказывала им, как много столетий тому назад на реке Великой псковичи построили каменную крепость для защиты псковской земли и как эта небольшая крепость выдержали суровые испытания в годы нашествия немцев, литовцев и поляков.

Клава до сих пор помнила слова, вычитанные в какой-то старой книге, которые она не раз приводила ребятам:

«Остров в древности был одним из пригородов когда-то вольного, славного и многострадального Пскова, и притом одним из самых древнейших и лучших».

Федя, уже успевший подружиться с Володей Аржанцевым (как же иначе — оба они в будущем военные люди), потащил его к крепости поближе.

— Ты знаешь, что такое Остров в прошлом? — учительским тоном спросил он. — Это южный щит Пскова. Здесь в тысяча пятьсот восемьдесят первом году небольшой отряд храбрецов сдерживал натиск стотысячной армии польского короля Стефана Батория.

— Знаю, учителя рассказывали, — улыбнулся Аржанцев. — Только вот я ещё крепость не видел как следует.

И он полез вверх по разрушенной стене, поросшей молодыми берёзками.