Клеопатра. Последняя царица Египта
Шрифт:
Открытие Цезарем нового храма, который, можно сказать, был храмом Клеопатры, сопровождался ошеломляющими празднествами, и легковозбудимое население огромного города, по-видимому, если можно так сказать, сошло с ума от восторга. Были организованы большие гладиаторские бои, для развлечения публики было также разыграно миниатюрное морское сражение на искусственном озере. Большинство людей в толпе были уже вполне готовы согласиться без рассуждений с высоким положением статуи Клеопатры. В это время в Риме люди были неравнодушны к чужеземным богам, небесным или во плоти; и на самом деле культ египетской богини Исиды, с которой Клеопатра, как Венера, была связана так тесно, прочно завладел их воображением. За последние несколько лет культ Исиды стал чрезвычайно популярен у низших сословий в Риме. А когда в 58 г. до н. э. согласно закону, запрещавшему располагать храмы чужеземных богов в определенных районах города, потребовалось разрушить храм Исиды, не нашлось ни одного человека, который захотел бы притронуться к священной постройке. И в конце концов консул Луций Павел был вынужден подоткнуть свою тогу и приступить к разборке здания своими руками. Таким образом, эта церемония открытия храма, организованная Цезарем с такой расточительностью, имела явный успех, и, несмотря на негодование Цицерона, статуя Клеопатры с народного согласия заняла свое постоянное место в храме Венеры. Цезарь не жалел денег и в этот раз, и в других случаях, чтобы доставить удовольствие народу. Однажды 22 тысячи человек шикарно пообедали за счет Цезаря. В то время такие действия для завоевания расположения народа были необходимы, ведь, хотя диктатор был в тот момент практически всемогущ и хотя ходили разговоры о том, чтобы закрепить за ним его должность на десятилетний срок, в рядах его сторонников не было того единства, которого от них ждали. Антоний, первый помощник Цезаря, находился в то время в опале после ссоры со своим господином.
Смешанное население Рима получало удовольствие от политических раздоров, и, хотя положение Цезаря казалось недосягаемым, всегда было большое количество людей, готовых от случая к случаю совершать на него нападки. В то время на Римском форуме постоянно царили волнение и беспорядок, а на улицах и в общественных местах можно было почти всегда увидеть возбужденных людей. В театрах намеки на эту тему принимались бешеными аплодисментами, и даже в сенате часто возникали беспорядки. Народу всегда нужно было потакать, и Цезарь был вынужден во все времена играть на галерку. К счастью для него, он достиг высочайших вершин в искусстве саморекламы, а его обаяние вместе с выдающейся и привлекательной внешностью оказывали желаемое действие на воображение простых людей. Его отношения с Клеопатрой были в целом в его пользу в глазах простолюдинов, которые приветствовали Цезаря хриплыми радостными криками как «ужас галльских женщин». А тот факт, что Клеопатра была иностранкой, не имел никакого значения для неоднородного населения Рима. Его жители сами представляли собой смесь разных народов римского мира, а то, что любовница Цезаря и вероятная будущая жена была гречанкой, для них не являлось объектом для критики. В любом театре Рима в то время можно было сидеть среди зрителей-иностранцев и слушать драму на греческом языке. Им Клеопатра, вероятно, казалась удивительной женщиной, связанной родственными узами с богами, приехавшей из знаменитого заморского города, чтобы насладиться обществом их диктатора – полубога. Так что римляне были абсолютно готовы принять ее как приятное и романтическое дополнение к политической ситуации.
Среди многочисленных реформ, которые провел тогда Цезарь, была одна, которая явилась прямым следствием его посещения Египта. На протяжении некоторого времени несовершенство календаря причиняло большие неудобства, и диктатор – очень возможно, что по предложению египетской царицы, – решил пригласить в Рим кого-нибудь из ее придворных астрономов, чтобы они внедрили новую календарную систему, основанную на египетском календаре. Самым известным в то время астрономом в Александрии был Созиген, и именно к нему, наверное по совету Клеопатры, обратился Цезарь. После тщательных исследований было решено, что нынешний 46 г. до н. э. следует удлинить до 15 месяцев, или 445 дней, чтобы эту номинальную дату привести в соответствие с реальным временем года. Так называемый юлианский календарь, который таким образом был введен, является тем самым, на котором основывается наша нынешняя календарная система, и небезынтересно будет вспомнить, что если бы не Клеопатра, то теперь во всем мире использовался бы совершенно другой набор месяцев.
Голова Цезаря в то время была полна планов завоевания Востока. В 65 г. до н. э. Помпей привез в Рим множество подробностей, касавшихся его сухопутного маршрута на Восток. Этот путь начинался от порта Фасис на Черном море, поднимался по реке с таким же названием (совр. река Риони) к ее истоку в Иберии, проходил по долине реки Куры и выходил к Каспийскому морю. По воде этот путь вел вдоль реки Окс (совр. Амударья), которая в те времена впадала в Каспийское море, до ее истока и, далее, через Кашмир в Индию. Вероятно, тогда шли какие-то разговоры о том, чтобы брать с собой орлов (то есть римские легионы с их значками в виде орлов) на этом пути на Восток, и, пока Цезарь был в Египте, он, вполне вероятно, изучал вопрос о походе римских солдат в Индию по великому египетскому торговому пути (то есть намного южнее). И хотя этот последний путь на чудесный Восток, вероятно, показался Цезарю после некоторых раздумий очень подходящим для переброски войск, он в своем изначальном плане вторжения, по-видимому, склонялся в пользу сухопутного маршрута через Азию. Эту дорогу на Восток преградили парфяне, и Цезарь теперь объявил о своем намерении вести войну с Парфянским царством (фактически с восставшим из пепла Ираном, который собрали около 250 г. до н. э. возглавившие восстание против греко-македонских завоевателей парфяне. – Ред.). Нет доказательств, подтверждающих, что он хотел пойти по стопам Александра за пределы Парфии (Ирана. – Ред.) в Индию, но я считаю, что такое намерение у него было. Исходя из того, что Цезарь изучал подвиги Александра Великого, публично заявлял о своем желании соперничать с ними, безусловно, слышал от Помпея о сухопутном пути в Индию, с которым римляне познакомились во время войны с Митридатом, в нем жило необузданное стремление к дальним завоевательным походам и исследованиям. Проведя несколько месяцев в Египте, изучая условия жизни в этой стране, которая в те времена полнилась разговорами об Индии и о новой торговле с Востоком, Цезарь после отъезда из Египта сразу же принялся готовиться к войне с неким государством, преграждающим сухопутную дорогу на Восток. Тогда не оставалось никакой другой важной территории, примыкающей к Римской державе, за исключением разве бедствующей Германии, которую силой оружия следовало бы привести под власть Рима. Поскольку Индия манила сказочными богатствами, да и сама Клеопатра, в конце концов, делала попытку достичь тех далеких стран – вывод мне кажется ясен: планы Цезаря насчет Парфии были лишь предварительным этапом в обдуманном вторжении на Восток. Богатства тех далеких стран были уже в те времена притчей во языцех, и при жизни молодых людей, живших в ту эпоху, потоки индийских товаров, в том числе бриллиантов, драгоценных камней, шелков (шелк поступал из Китая. – Ред.), специй и духов начали наводнять Рим, и каждый год, согласно несколько преувеличенной оценке Плиния, этих товаров продавалось приблизительно на 40 миллионов фунтов стерлингов (Плиний говорил о 100 миллионах золотых сестерциев в год. Это миллион ауреусов по 8,19 грамма золота [позже вес монеты снизился до 5,5 грамма]. Итого 8190 килограммов золота, или, по стоимости на начало 2010 г., более 300 миллионов долларов или 190 миллионов фунтов стерлингов. – Ред.). Мог ли Цезарь устоять перед искушением сделать заявку на добычу, которая лежала за пределами Парфии? Разве тот факт, что он ничего не говорил о таком намерении, мешает мыслям такого рода заполнять его голову и быть темой обсуждения между ним и предприимчивой Клеопатрой, правительницей врат Востока, которая, как мы увидим в скором времени, сама отправила сына Цезаря в Индию? Должны ли мы на самом деле предположить, что Цезарь все-таки зря потратил свое время в Египте, или же он тогда изучал ту же самую проблему, которая теперь направила его внимание на Парфию? Посредством своего партнерства с Клеопатрой он завладел одним из путей в Индию, и александрийские купцы, вероятно, ясно обрисовали ему ценность его владения в этом отношении, так как со времени открытия морского пути на Восток эта ценность имела широкое признание.
Теперь, разгромив сторонников Помпея, Цезарь решил попытаться унять любое враждебное чувство, направленное против него со стороны проигравшей партии. И с этой целью он приказал вернуть на место статуи Помпея Великого, которые были сняты со своих пьедесталов. Более того, Цезарь простил и даже дал должности нескольким лидерам партии сторонников Помпея, а именно Бруту и Кассию, которые впоследствии оказались в числе его убийц. Затем он приступил в Риме к подготовке своей кампании на Востоке, а тем временем начал проводить в жизнь многие административные реформы, которые зрели в его неугомонном мозгу. По-видимому, большую часть этого времени Цезарь жил в том доме, где хозяйкой была его жена Кальпурния, но можно не сомневаться, что он был постоянным гостем и на своей загородной вилле и проводил все свои свободные часы в обществе Клеопатры, которая оставалась в Риме до его смерти.
Глава 6
Богиня
Теперь римляне начали осыпать Цезаря почестями, а правительство, которое он учредил, не замедлило оправдать свое существование, приняв большинством голосов решение о предоставлении ему безотзывной власти. Он стал консулом на десять лет, и ходили разговоры о том, чтобы назначить его диктатором пожизненно. Сенат стал просто инструментом для осуществления его приказов; сенаторы так мало занимались созданием новых законов на родине или нюансами управления зарубежными землями, что Цицерон может жаловаться на то, что на своей официальной должности Цезарь принимал благодарность от восточных владык, имена которых он раньше и не слышал, за свое восхождение на троны царств, о которых он понятия не имел. Интересы Цезаря охватывали весь римский мир, и правительство в Риме исполняло все его желания точно так же, как несведущий совет директоров какой-нибудь компании с иностранным капиталом следует советам своего переезжающего с места на место управляющего. Цезарь так долго находился в других странах, а его войны носили его по таким уголкам обитаемого мира, что Рим казался ему не более чем штаб-квартирой его исполнительной власти, к тому же не очень удобной. Кроме того, близкие отношения Цезаря с Клеопатрой определенно расширили его кругозор и ощутимо помогли ему стать арбитром в отношениях зависимых от Рима стран. Такие далекие города, как Александрия, для него уже были не столицами чужеземных государств, а местом заседания местного правительства фактически в его собственных владениях. А трон, на который Цезарь постепенно поднимался, находился на такой высоте, с которой можно было в определенной степени контролировать народы и страны всей земли.
Теперь римляне начали открыто обсуждать тему его восхождения на трон. В открытую говорили, что Цезарь хотел сделать себя царем, а Клеопатру царицей, а в дальнейшем намеревается перенести свое правительство в Александрию или какой-нибудь другой город на Востоке.
Те, кто изучает совместную жизнь Клеопатры и Цезаря, не могут не задавать себе вопрос: насколько царица влияла на мысли диктатора в то время? На протяжении этих последних лет своей жизни, которые отмечены величием Цезаря и отводят ему уникальное место в истории, Клеопатра была с ним в очень близких отношениях, и, насколько нам известно, в мире не было другого мужчины или женщины, которые имели бы такие богатые возможности для того, чтобы сыграть влиятельную роль в его карьере. Если Клеопатра была заинтересована, – а мы знаем, что она была заинтересована – в благоденствии своей страны и ее царской династии, или в карьере своей и Цезаря, или в судьбе своего сына, то совершенно невозможно предположить, что она не обсуждала вопросы управления государством с человеком, который, по сути, был ее мужем. В будущем Клеопатра станет достаточно сильной, чтобы сыграть одну из крупных политических ролей в истории, обращаясь с подвластными царствами и армиями, как обычная женщина занимается домом и обращается с прислугой. А зная ее характер, который рас крылся перед нами в годы после смерти диктатора, глупо предполагать, что в Риме она держалась в стороне от всех его замыслов и планов, считая себя способной удержать внимание владыки мира будуарными развлечениями и альковными утехами. Ее личность не доминирует в последние годы Римской республики не просто из-за ее распутной жизни с Антонием и их трагической смерти, а потому, что ее личность была такой неотразимой, что она в немалой степени воздействовала на дела римского мира. Я придерживаюсь того мнения, что имя Клеопатры было бы вписано в историю этого периода, даже если бы события, кульминацией которых стала битва при Акции, никогда не произошли. Романтическая трагедия ее связи с Антонием завладела вниманием людей и отвлекла историков от фактов более раннего периода ее жизни. Существует тенденция совершенно пренебрегать влиянием, которое она оказывала на политику Рима в течение последних лет жизни Цезаря. Взгляды историков прикованы к драме в Египте, а рассказ о жизни Клеопатры на вилле диктатора в Риме игнорируется. Тем не менее кто окажется настолько смелым, чтобы утверждать, что царица, судьба которой была связана с судьбой Цезаря, когда он был на вершине власти, не оставила никакого следа на событиях того времени? Когда Клеопатра прибыла в Рим, ее взгляды на жизнь, вероятно, резко контрастировали с взглядами на жизнь римлян. Республика была все еще принятой формой правления, и еще не было никакого определенного движения к монархизму. Об императорах будущего, власть которых передавалась по наследству, еще никто и не мечтал, а цари далекого прошлого были почти забыты. Теперь, хотя можно предположить, что Клеопатра, контактируя с миром, переняла умеренно разумный взгляд на свое положение, все же не может быть сомнений в том, что ощущение своей царской и божественной личности в ней не дремало. Ее воспитание и образование, как я уже говорил, а теперь и лесть Цезаря, вероятно, повлияли на ее мышление настолько, что осознание своего царского происхождения было в ней во все времена почти преобладающим ее качеством. И было бы действительно странно, если бы мысли диктатора были защищены от проникающего влияния этой атмосферы, в которой он предпочитал проводить большую часть своего времени. Уж не сам ли Рим дал Цезарю побуждающий толчок, тот Рим, который не знал монархии на протяжении четырехсот пятидесяти лет (власть царей в Риме была уничтожена в 510 или 509 г. до н. э. – Ред.)? Но, признавая, что Рим созрел для монархии и что обстоятельства в какой-то степени вынуждали Цезаря к этой форме правления, можем ли мы заявлять, что диктатор по своей воле выбрал бы самодержавие и даже божественный статус так быстро, если бы его супругой не была царица и богиня?
В последние месяцы своей жизни, а именно начиная с его возвращения в Рим в начале лета 45 г. до н. э., после Испанской кампании, и до его убийства в марте следующего года, Цезарь энергично продвигал свои планы в отношении монархии. Сначала казалось, что он намеревается завершить свои восточные завоевания перед тем, как совершить попытку получить трон. Но теперь долгая задержка в подготовке к войне с Парфией заставила его почувствовать нетерпение, которое больше нельзя было сдерживать. К тому же его внимание привлекло старое пророчество, в котором говорилось, что парфяне не подчинятся, пока на них не пойдет войной римский царь. И Цезарь был достаточно суеверен (как и все римляне и остальные люди того времени), чтобы такое заявление оказало на него заметное влияние. Мало-помалу он присваивал царские привилегии, ежедневно добавляя царственности в свой облик и забирая себе все больше самодержавной монархической власти.
В скором времени он получил титул императора, передаваемый по наследству. Слово «император» означало в то время «главнокомандующий» и не имело «царского» подтекста, хотя тот факт, что этот титул стал наследуемым, придал ему новое значение. Следует заметить, что люди, которые составляли этот указ, вероятно, понимали, что сыном, к которому перейдет этот титул, вероятно, будет младенец Цезарь, властвующий в настоящее время в детских комнатах виллы на берегу Тибра. Ведь не было почти никаких сомнений в том, что сторонники Цезаря с уверенностью ожидают законного брака Цезаря с Клеопатрой при первой же удобной возможности. Таким образом, перед нами предстает оригинальная картина: восторженный римский государственный деятель предлагает передаваемую по наследству должность императора будущему царю Египта. Безусловно, не может быть более ясного указания на то, что народ Рима не возражал против чужеземного происхождения Клеопатры и не считал ее восточной женщиной ни в каком отношении. Я должен повторить, что в реальности римляне считали Клеопатру гречанкой царской крови, а столицу ее государства Александрию – соперницей Вечного города по богатству, великолепию и культуре. В то время стали ходить слухи, что должен появиться закон, предложенный одним из народных трибунов, который даст право Цезарю при необходимости иметь двух жен, Кальпурнию и Клеопатру, и что новая жена не обязательно должна быть римлянкой. Люди не могли опасаться того, что сын Клеопатры является наследником Цезаря, потому что они уже прекрасно знали, что Цезарь станет царем Рима, и понимали, что благодаря своему браку с Клеопатрой он, не применяя силу оружия, добавит к римским владениям одно сильное, до сих пор независимое (формально – уже давно [с II в. до н. э.] клиент Рима. – Ред.) царство цивилизованного мира и обеспечит своим наследникам на римском троне почетный довесок в виде старейшей царской короны из существующих в мире и огромное богатство, прилагающееся к ней. В последующие годы, когда Клеопатра в качестве супруги Антония стала врагом римского народа, стали много говорить об угрозе с Восточного Средиземноморья, а царица стала олицетворением восточной роскоши в противовес западной простоте. Но в тот период, который мы сейчас рассматриваем, такое отношение к египетской царице еще не развилось и Клеопатру считали самой подходящей матерью для сына Цезаря, который однажды унаследует его почести и титулы.
Приблизительно в это время младенец на самом деле стал некоронованным царем Египта, так как младший брат Клеопатры Птолемей XIV таинственно исчез из анналов истории и о нем больше никто ничего не слышал. Теперь мы уже никогда не узнаем, причастны ли Клеопатра и Цезарь к его убийству, так как он стоял на пути их честолюбивых замыслов, или он умер естественной смертью. Он входит в историю в эти полные событий времена как тень и как тень исчезает. Все, что нам известно о его кончине, почерпнуто у Иосифа Флавия (еврейский историк, 37 – после 100 н. э.; бывший военачальник восставших иудеев в Галилее в ходе Иудейской войны [66–73]. Был взят в плен в 68 г., перешел на сторону римлян. Отпущенный на свободу императором Веспасианом, принял его родовое имя, Флавий, и занялся литературной деятельностью с проримских позиций. – Ред.), который утверждает, что тот был отравлен своей сестрой. Но такое обвинение вполне ожидаемо и, безусловно, было бы выдвинуто, если бы мальчик умер от внезапной болезни, и поэтому не следует пятнать память о Клеопатре этим преступлением. Сейчас можно только сказать, что если нельзя отнести смерть несчастного юного царя на счет Клеопатры с высокой долей вероятности, то нет причин предполагать, что она имела к ней какое-то отношение.