Клеопатра
Шрифт:
гетайров Александра с жёнами Востока?!..
Внизу горит её библиотека,
внизу кричит её Александрия,
упавшая в пыли навстречу Риму...
Внизу волнуется такое море...
оно как будто снова Понт Эвксинский!
И снова можно вместе с Александром
пуститься завоёвывать Китай,
а, может, Индию, и прочее ещё,
пусть боги знают, что ещё возможно завоевать
оружьем и людьми...
Великий адмирал Неарх кладёт ладони
на
и чёрные глаза
глядят улыбкой взора из-под краба золотого на фуражке
белой...
Где Цезарь? Он не должен умирать.
Ещё вчера он говорил...
А что
он говорил?..
Так хочется не уходиться!
Остаться, статься, быться, биться!
Не умереть, не умирать!..
Так хочется совсем не уходиться!
Так хочется всё время статься, быться!..
Пусть город подползает, как змея, ко мне!..
Извилистые улицы глухие
Змеятся распалёнными людьми.
Убей меня, моя Александрия!
Иди ко мне. И жизнь мою возьми...
Спектакль закончен смертью.
Ложи блещут.
Партер и кресла — всё уже кипит.
В райке нетерпеливо плещут Саша, Костя, Миша, Ваня,
на деревянные сиденья взобрались ногами,
обутыми в красивые ботинки;
стоят и аплодируют в ладони...
А публика показывает пальцем,
с ужасным воплем:
— Посмотрите, это автор! Вот уродка!
Такая у неё ужасная походка!..
Совсем и нет! Я очень хороша!
Я очень хороша, как всё, что вечно,
хотя в определённом смысле — ой! — кромешно,
хотя отчаянно придумано, конешно,
хотя немножечко ужасно бессердечно...
Но так беспечно!
Так красиво, радостно и человечно –
Легенда,
Живопись,
Тоска,
Душа...
В память о покорении Египта и о победе при Акции, в частности, Цезарь Октавиан приказал чеканить монету с изображением крокодила, так называемый денарий Октавиана Августа 28 года до нашей эры. Египетский бог-крокодил Себек почитался как покровитель Нила. Цезарь Октавиан сделал Египет римской провинцией; сам же Рим спустя три года сделался империей. Цезарь Октавиан был первым императором Римской империи. Один из полководцев Октавиана, Корнелий Галл, назначен был первым префектом Египта; это был образованный человек, друг поэта Вергилия, и сам написавший четыре книги элегий. Максим служил при Корнелии Галле и руководил расчисткой каналов, которую первый префект Египта приказал предпринять для увеличения плодородия пахотных земель. Потомки Максима жили в Александрии много веков. Перед первой мировой войной Рафаил Александриу держал большой галантерейный магазин, у дверей которого было выставлено большое зеркало, то самое, воспетое в стихотворении «Зеркало у входа» Константиносом Кавафисом, часто проходившим мимо магазина Александриу в своём дорогом, но поношенном костюме...
Маленькая Клеопатра Селена с удивительным для ребёнка мужеством прошла в триумфальной процессии, устроенной в Риме в честь победы Цезаря Октавиана над Египтом. Она шла, маленькая и гордая, сжимая в кулачке сплющенную золотую коробочку-копилку. В той же процессии несли изображение убитой царицы. Тулу отдали в дом Октавии, вдовы Антония, воспитавшей девочку в самых строгих правилах. Клеопатра Селена редко появлялась на людях, росла печальной и замкнутой. Когда ей исполнилось семнадцать лет, её выдали замуж за Юбу, темнокожего правителя Нумидии, римской провинции в Северной Африке. Он был сыном последнего царя независимого государства нумидийцев, покорённого Римом. Мальчиком Юба прошёл в триумфальной процессии, подобно Клеопатре Селене. В Риме он получил отличное образование на греческий лад, писал стихи, а также и исторические сочинения. Всю свою жизнь он был известен как утончённый интеллектуал и коллекционер произведений искусства, статуй и ювелирных украшений. Он умер в 23 году нашей эры, вскоре после смерти своей жены. Это был счастливый брак, хотя у них не было детей. Юба хранил верность Риму, держался в стороне от большой политики. Он окружал Клеопатру Селену бережной заботой и роскошью. Тула словно бы оттаяла в этой прекрасной теплице его любви. Она часто рассказывала мужу о своём беспечном детстве в Александрии. Однажды, совершая с мужем плавание по Средиземному морю, она стояла рядом с ним на палубе и говорила, взяв его за руку:
— ...Мне вдруг начинает казаться, будто вот сейчас появится, поплывёт навстречу нам большой египетский корабль! И на палубе я увижу маму. Не царицу Египта, о которой пишут и рассказывают столько чудовищных нелепостей, а мою маму!.. Нет, не Клеопатра, а моя mitera, mana, mama, которая бегала со мною наперегонки в тени высоких пальм и придумывала самые лучшие игры...
И вот оно, темнокожее лицо Юбы Нумидийского, его курчавые чёрные волосы, его щека припадает к этой светло-смуглой щеке Клеопатры Селены, её прямые волосы причёсаны гладко на прямой пробор, сияет посреди гладкой черноты ниточка тонкая... Двое стоят обнявшись на палубе корабля, а вокруг медленными волнами гуляет море, называемое ими Средиземным... Двое стоят, обнявшись, плечо к плечу, щека к щеке... Печальная улыбчивость глаз... И медленно-медленно замирают, превращаются в эту древнюю фреску разных красноватых и коричневых тонов, как будто в «Сатириконе» Феллини... И я сижу в пустом тёмном зале и смотрю, как вдруг угасает, угасает...
Где-то там, за сценой, далеко и глубоко, в гримёрных и одевальных комнатах, мы оставляем совлечённые с наших живых тел, и с наших характеров, с наших душ, уже бесформенные мёртвые груды недавних обличий — наши роли в этом представлении. И совсем несходные с теми, кого мы только что сыграли, изобразили, мы приближаемся, держась за руки, к рампе и называем наши имена вместе с именами тех, чьи роли мы исполнили только что. И вместе с теми, которые не позволяют назвать свои имена, мы танцуем весёлый фригийский танец... Клеопатра-девочка — Марина Пенева, молодая Клеопатра — Антонина Калинина, старая Клеопатра — Фаина Гаврилина, Вероника — София Р., Деметрий — Андрей Гаврилин, Роман Р.; Ирас — Ольгерда Харитонова, Хармиана — Ирина Мотобрывцева, Тамара Мкртичева; Теодот — Данила Давыдов, Потин — Герман Лукомников, Аполлодор — Дмитрий Кузьмин, Арсиноя — Фаина Гаврилина, Марк Антоний — Андрей Мирошкин, Роман Р., Андрей Гаврилин; Марк Туллий Цицерон — Лазарь Шерешевокий, Фульвия — Татьяна Милова, Николай Дамаскин, братья Клеопатры, сыновья Клеопатры — Роман Р., Дмитрий Р.; Максим — Максим Гликин, Полина — Ольга Яблонская, Тула — Фаина Гаврилина, Ганимед — Александр Курлович, Цезарь Октавиан — Сергей Тимофеев...
Мы уже мёртвые, и мы всё равно живые, и мы весело-весело танцуем!..
До нас дошло совсем немного египетских надписей, в которых упоминается имя царицы Клеопатры VII. Это или надписи на монетах, или надписи, имеющие непосредственное отношение к сложной обрядности культа египетских божеств. Характер этих надписей — совершенно официальный. И тем не менее из них возможно извлечь некоторую полезную информацию. Например, о том, что Марк Антоний не играл в Александрии роль царя, или о том, что Клеопатра не называла своего первенца, старшего сына, Цезарем. Но уже вскоре после гибели Клеопатры началось сотворение мифа о роковой чудовищной женщине, безудержно преданной наслаждениям губительнице мужчин. Клеопатра постепенно становилась олицетворением принципа «jouissance feminine» — своего рода «реализованности женского наслаждения». Причём это самое «наслаждение» неразрывно связывалось с брутальным сексом и смертью... Именно такою Клеопатра предстаёт в текстах Светония, Плутарха, Иосифа Флавия и других писателей поздней античности. Именно в образе «женщины вамп», «роковой авантюристки» Клеопатра укореняется в системе европейской образованности и — предельно мифологизированная — становится — уже в девятнадцатом веке — достоянием массовой культуры.