Клетка для разума
Шрифт:
Как ни силен был взрыв, стены квартала, похоже, хорошо выдержали удар. Ударная волна отразилась от изогнутых секций умело спроектированного каменного барьера из домов, отхлынула и потом снова и снова бросалась на приступ запиравшей её преграды, каждый раз ещё больше разбивая развалины. Все произошло так, как предсказывала теория - вот о чем говорил печальный вид крошева, в которое разъяренная стихия превратила внутренность квартала.
Оставалось лишь определить с помощью анализа калибр бомбы, которую так хорошо удержала идеальная ловушка, и подсчитать число жертв. На данный момент было лишь известно, что девяносто четыре члена Группы 814, которые после собрания Группы отправились в другие районы города - кто на спектакль, кто к друзьям, - остались
Марен оборвал свои размышления, увидев, как Медельин шепнул что-то на ухо Великому Судье. Эти двое, словно сговорившись, одновременно перевели взгляд на Дэвида, и Судья сделал ему знак. Марен подошел к диктатору и поздоровался с ним, тот в ответ с важным видом наклонил голову. Когда глава государства выпрямлялся, в уме генерала с молниеносной быстротой пронеслись слова Траска: он будет сражаться с Великим Судьей, судьба неизбежно заставит его натянуть на себя шкуру мятежника. Как вообще можно представить себе такое? Это сумасшествие! Как можно пойти против такого восхитительного вождя, против создателя Государства Свободного Коллективистского Предпринимательства? Марен признавал, что это общество, возможно, не идеально, но лежавший в его основе компромисс был таким совершенным, что только поврежденный умом человек мог легкомысленно пожелать разрушить этот строй.
"То, что он, воспользовавшись своим положением, отнял у меня Делинди, могло бы стать мотивом для убийства", - серьезно подумал Марен. Но он не чувствовал ни малейшего гнева. Делинди, конечно, должна была согласиться. Может быть, она уступила из страха, но это было лишь "может быть", а из-за женщины, которая не сопротивляется, соперника не убивают.
Оставался, разумеется... Траск, приговоренный предатель. Никто не знал, что он виновен, лучше Марена, который из-за фантастического стечения обстоятельств должен был расплатиться вместо него за эту вину. Строго говоря, Глава Группы мог представить себя уничтожающим Великого Судью для спасения собственной жизни, но его совесть не оправдывала эту смерть. Нет, он не убьет Великого Судью! Он не пойдет по стопам заговорщика Траска! Собственная безопасность не была в глазах Марена уважительной причиной для преступного убийства. Марен слишком долго был солдатом и слишком много людей погибло под его командованием, исполняя свой долг, чтобы он мог ни во что не ставить свою присягу и свою честь. Выход нужно было искать не в преступлении и не в захвате власти.
Марен не мог и подумать о том, чтобы, не имея за собой никакой вины, пойти на смерть, не испробовав все законные способы избежать этой судьбы, однако было ещё рано думать об отчаянных решениях, например, о том, чтобы во всем признаться - особенно теперь, когда он задавал себе вопрос, не является ли сам Великий Судья, не сознавая того, агентом Мозга... И все же он в любом случае должен будет что-то сделать до того, как пробьет час казни.
Марен выпрямился. Диктатор снова поклонился ему, а Медельин произнес:
– От имени Его Превосходительства Великого Судьи и от имени Совета мне поручено выразить вам благодарность за то, как умело ваши люди овладели ситуацией в этих критических обстоятельствах.
Эта похвала была произнесена так церемонно, что тот, кому она была адресована, спросил себя, не передается ли эта сцена по телевидению, и эта мысль подсказала ему ответ:
– От имени гарнизона столицы я принимаю вашу благодарность.
На самом деле в его сегодняшней работе не было никаких проблем и невозможно было представить себе никаких затруднений. Войска были подготовлены к ликвидации чрезвычайных ситуаций, и эта подготовка основывалась только на логическом расчете: после того, как определены все возможные варианты развития обстановки, нужно лишь организовать действия частей и даже целых армейских корпусов по борьбе с катастрофой, учитывая человеческие и военные нужды и так, чтобы получить максимальный результат с минимальными погрешностями.
Марену не понадобилось оглядываться назад, чтобы понять, что передача, если она велась, теперь закончена - он догадался об этом по тому, что Медельин и диктатор вдруг стали держаться менее скованно. Его предположение подтвердили слова Медельина:
– Дэвид!
– Что?
– Его Превосходительство и я сам надеемся, что чем скорее падет Георгия, тем меньше у нас будет причин опасаться повторения подобных случаев.
Было ясно: Великий Судья и Медельин считали, что взрыв произвели оказавшиеся в безнадежном положении георгийские шпионы. Значит, они ещё не установили связь между уничтожением Группы 814 и Траском. Не зная о том, что произошло в секретной лаборатории, как они могли догадаться, что единственным виновником случившегося был Мозг?
– Дэвид, атака должна быть проведена согласно плану.
– Можете положиться на меня.
– Передайте руководству работами, которые ведутся здесь, своему заместителю и Совету.
– Отлично!
Марен был доволен: до отлета у него больше не будет служебных обязанностей. Но и свободный он мог делать лишь одно - ждать. События держали его в когтях, и он был бессилен против них.
Нужно ждать.
Глава 24
Было шесть часов. Громадный самолет-ракета, скользя в сером полумраке раннего утра, как сгусток светящегося серебристого тумана, пикировал над центром Урала, совершая посадку в Лагере "А". Когда его огромная скорость достаточно уменьшилась, Делинди оторвала взгляд от телеэкрана, который принимал изображение с камер, находящихся на взлетно-посадочной полосе, позволяя пассажирам наблюдать за приземлением. Молодая женщина была немного напугана и улыбалась через силу, её дыхание только начинало приходить в норму.
– Это что-то необыкновенное... это потрясающе...
– пробормотала она.
– Ты часто так летаешь?
Марен, который за восемнадцать лет совершил больше двухсот таких полетов, нежно улыбнулся любимой:
– Это слишком опасно!
– Я вижу, ты у меня образцовый скромный эгоист. Или я не права? Делинди погладила его по щеке.
– Я люблю тебя, вот и все!
Сказав это, Марен удивленно моргнул: у него не было никакого намерения произнести эти слова, так как он вовсе не желал ходить по краю чувства-пропасти. Генерал повернулся в своем кресле, чтобы усесться поудобнее, чувствуя, что Делинди наблюдает за ним и так же смущена и встревожена, как он.
– Это звучит искренне, - нежно прошептала она.
– Я не верила, что эти слова ещё могут быть настолько верны.
– Я тоже не верил в это.
Но генерал взял себя в руки, перешел опасную зону и снова был на твердой почве светского разговора. Он сменил тему:
– Я хочу, чтобы ты поселилась совершенно отдельно от меня. У нас есть чудесная комната, где ты прекрасно проведешь день или два.
– Ты уже говорил мне это, дорогой. Ты разве не помнишь?
– Я?
– Марен был удивлен.
– Да... может быть... Похоже, я никак не могу выбросить из головы эти маневры!
"Странные маневры", - подумал он уже про себя. Маневрами Марен называл войну с Георгией, особенно в присутствии Делинди. До сих пор он ни разу даже не подумал об этих "маневрах", потому что был почти не в силах отвлечь свои мысли от собственного незавидного положения. Генералу казалось, что его ум кружится в четырех стенах, как лев в клетке.
Выйдя из машины, предоставленной в их распоряжение после посадки, Марен и Делинди вошли в аллею сада, окружавшего здание Ставки. В саду сидел высокий молодой человек, который, похоже ждал их - Дэвид Бернли. Увидев его, Марен остановился: ему стало неприятно от мысли, что он должен познакомить свою любимую с этим плодом своей крови. Для его отцовской гордости этот юнец был разочарованием: он не сумел создать себе имя, достойное их семьи. Отец Марена был известен как великолепный солдат в начале войны, карьера самого Марена тоже была далеко не ничтожной. И вот этот сын, который был (или казался) всего лишь второразрядной личностью.