Клевер и Трубка Мира
Шрифт:
– Я отвечаю...
– За что ты там отвечаешь..., ты за свой язык не можешь ответить..., отмени распоряжение, гад, лучше сам отмени. Мой тебе совет - чтобы, когда я завтра вернусь, шахта работала.
И Миронюк положил трубку. Позже в этот день по поводу шахты был у него разговор с начальником экспедиции.
– Всеволод, что там такое? Мне уже из Ленинграда звонили. Пока до Москвы не дошло, надо, чтобы все заработало.
– Не волнуйтесь, Сергей Христофорович, все будет нормально, заработает.
– Давай-давай. Я в это дело вникать не хочу, сам справишься.
– Да конечно, Сергей Христофорович. Не беспокойтесь, завтра
Но не "заработало" ни сегодня, ни завтра.
Оказалось, что Сеня закрыл шахту из-за несоответствия типа вагонеток, используемых для перевозки людей, требованиям "Правил техники безопасности" к шахтному транспорту. Понятно, что замена вагонеток дело не одной недели. Их надо заказать, а, притом, что их поставка была внеплановой, требовались дополнительные согласования, затем привезти по железной дороге, доставить к шахте, спустить вниз...Что-то, обязательно понадобится переделать - отрезать, приварить - словом, дело небыстрое.
Поэтому, хотя требующиеся вагонетки заказали без промедления, держать до их прихода шахту закрытой, по мнению начальства, было невозможно. Однако и брать на себя ответственность, открыв шахту собственным приказом, Миронюк, не хотел. Ему казалось, что заставить Сеню отменить предписание будет делом пустячным. Но прошел день, другой, третий... Сеня приходил домой после работы зеленым - он ничего не ел, потому что после звуковых бомб, щедро сбрасываемых на него Иликаком, никакую еду протолкнуть в горло было невозможно. На Сеню было жалко смотреть, но отменять предписание он отказывался. День шел за днем, Сеня слабел на глазах.... И вот, когда он уже готов был сдаться, Миронюк все-таки открыл шахту собственным приказом - ведь невозможно было до бесконечности давать экспедиционному начальству пустые обещания. Копию приказа Сеня получил от самого Иликака, вместе с угрозой обязательно ему это припомнить. При этом он впервые обратился к Сене на Вы, чего никогда в жизни не делал в отношениях с подчиненными.
Через две недели, когда Миронюк опять уехал в Петрозаводск, Сеня закрыл шахту во второй раз. На этот раз причиной было несоответствие требованиям "Правил техники безопасности" троса для спуска клети с людьми в шахтный ствол: вместо "людского" троса использовался "грузо-людской".
Все повторилось почти в точности, как в первом случае. Звонок из Петрозаводска, пугающие вопли, телефонная трубка, вырывающаяся из рук, и открытие шахты собственным приказом Миронюка через 5 дней. Однако было и нечто новое - Сеню крепко побили в ближайшую субботу, когда он пошел баню в поселок Иля-Ууксу. Напала на него парочка местных хулиганов. Сеню лупили и приговаривали: "Не ты открывал, не тебе и закрывать..."
Уксинское общество разделилось по поводу всех этих событий на два лагеря. Одни считали, что Сеня делает все это из каких-то далеко идущих карьерных соображений. Другие, в основном, это были шахтеры и все имеющие отношение к машинам и прочей технике, в целом считали, что правила безопасности действительно повсеместно и постоянно нарушаются, и когда-то этому должен быть положен конец. Однако эти последние прекрасно понимали, что полное выполнение "Правил" приведет к снижению производительности труда, а значит, и к уменьшению заработка. Так что они поддерживали Сеню, но только до той границы, с которой начиналось уменьшение зарплаты. Пока же он эту границу не перешел, поддержка, хотя и не слишком надежная, ему была обеспечена. Даже с
Именно такое выражение употребил начальник экспедиции в одном из многочисленных в те дни разговоров с Миронюком:
– Ну что, Сева, у тебя там, похоже, революция намечается, не можешь справиться с ситуацией?
– Я не могу?!
– Иликак, похоже, был искренне возмущен.
– Да, у тебя же партия не работает. Сейчас он еще все буровые закроет. Какие мысли, Сева?
– Куда там, закроет.... Я ему закрою, я его сам так закрою...
– Подожди-подожди, теперь уже угрозами не обойдешься. Надо что-то конструктивное придумывать. Может быть, опять перевести его в горные мастера?
– Да Сергей Христофорович, разве я об этом не думал?! Некуда его переводить. Должностей для него больше нет. Занято все. На горного мастера молодого специалиста уже поставили. А переводить куда-то с понижением - он не согласится. Честно говоря, не знаю, что и делать.
– Ну, наконец-то, сознался. А то "я его так, да я его эдак..."
Начальник экспедиции ненадолго задумался:
– Сева, а, может быть, его уволить? Он ведь давно просится.
Иликак не мог напрямую признаться, что тогда это будет его личное поражение - поражение Великана в сражении с Храбрым Портняжкой:
– Сергей Христофорович, да я попробую с ним еще поговорить. Может быть,
все утрясется.
– Ну смотри, Сева. Времени у тебя немного. Из Москвы могут комиссию прислать - такие слухи ходят. Попробуй с ним поласковей, посули что-нибудь.... Ты человек опытный - не мне тебя учить.
Кроме Миронюка, Григорий был единственным человеком в Уксинской ГРП, знавшим о Сениных попытках уволиться до окончания срока работы по распределению. Разумеется, при встрече вопрос о связи этих попыток с усилением требований к технике безопасности, не мог быть обойден.
– Ты, что Сеня все это затеял, чтобы уволиться?- Изумлялся Григорий.
Сеня призадумался:
– Как тебе сказать..., вначале да - такой был план.... А потом, когда увидел, что работяги меня зауважали, подумал, что не только мне это нужно. Они-то часто даже не знают, что условия работы можно сделать более безопасными. Там, под землей и так проблем хватает. Так уж вагонетки, канаты, или, тем более, шнуры бикфордовы, можно ведь нормальные использовать.
– Ничего себе..., там столько нарушений?
– Да конечно! Шахту, да и буровые каждый день можно закрывать.
– Так что, так и будешь закрывать?
– Да не знаю.... Все равно я все это не изменю - это же система. В конце концов, нарвусь на крупные неприятности: или начнут выговоры объявлять, при увольнении напишут какую-нибудь гадость в трудовую книжку или еще что-нибудь придумают.
– А если сейчас предложат уволиться?
Сеня помолчал:
– Не знаю..., наверное, уволюсь.
Сеня уволился через две недели. Иликак в последнем с ним разговоре улыбался облегченно и растерянно, как больной после хорошего клистира, и был настолько любезен, что даже вызывал некоторую жалость. Голос его звучал, как ручеек в летний полдень.