Клеймённые уродством
Шрифт:
Я развернулась. Последний козырь что-ли? Очень жаль. Я горько усмехнулась, поймав его взгляд. Такой… отчаянный. Мы оба понимали, что теряем друг друга и неизвестно кому не хотелось этого больше всего на свете.
— Разлюби.
Лучше бы Стив сдал меня правительству. Лучше бы Пит продал меня какому-нибудь барыге в детстве. Лучше бы мать утопила меня, когда в порыве ярости пыталась сделать это в узкой, обшарпанной ванне. Я сделали пару неуверенных шагов назад, а затем быстро пошла вперед, не видя ничего вокруг.
Передо мной мелькали лица и дома. Проносились мимо машины,
Мне хотелось рвать и метать. Забить кого-нибудь до полусмерти, до реанимации. Но как назло никто на улице не приставал — видимо видок и фон был еще тот, обычный люд от меня шарахался а те, от кого разило магией, хоть слабой, просто переходили на другую сторону дороги. В кармане все еще лежала пачка зеленых, отданная Харосом. Хорошо ощущался позвоночником пистолет, просунутый под ремень дулом вниз. Было холодно и мерзко от всего этого. У меня даже вещей с собой не было никаких, только мобильник и эти несчастный деньги. Думаю, златовласка не будет против, если я заберу их себе.
— Мы друг для друга давно стали как зеркала, — губы шептали слов когда-то любимой песни. Русская панк группа, — Видеть тебя и все чаще себя узнавать… Нитью незримой нас намертво сшила игла. Так больно, когда города нас хотят разорвать…
Я не знала этого языка, но песню помнила хорошо, в одно время заслушав ее до дыр. Она дарила тогда чувство восторга и полета. А сейчас — отдавала глухим отчаянием. За несколько минут я проебала все, что собирала по крупицам, потому что если сунусь хоть к одному знакомому, Стив просто за шкирку притащит меня домой. Или в бар. Не знаю, вряд ли так квартира сейчас была безопасна. Впереди сплошная неизвестность и от этого делалось еще старшнее. Что мне дальше делать? Если здесь, в Лондоне все было просто и понятно, то я даже не знала куда сейчас ехать. И… кто делать дальше. Сбрить икорез, устроится на работу? Или просто пойти барменом или бариста? Вести нормальную жизнь, снимать какую-нибудь замызганную квартирку.
Постепенно, клокочущее внутри улеглось, оставив место пустоте и трезвым размышлениям.
Знаешь, я очень хотела вернутся. Может быть даже постараться снова воспринимать Пита как друга, а не врага, но я не могла. Ноги все равно несли меня дальше и дальше, замелькали уже хилые частные дома, обветшалые здания с трещинами от времени. Все чаще люди стали попадаться в плохой одежде, со злыми глазами или черным цветом кожи. Какие-то не особо приятные группы, подворотни, из которых несло гнилью. Суда уже не ходили автобусы, только иногда машины проезжали. До выезда было еще около мили. Я раньше была тут, да и саму трассу А1 знала хорошо.
Когда меня кто-то тронул за плечо, я вздрогнула, погруженная в свои мысли и резко обернулась. Лицо
— Меня послушай, — парень выдернул из ушей наушники, вернув в реальный мир, — Хочешь ненавидеть? Пожалуйста! Не жалко! Только там остались еще люди. Марго с ума сойдет, о Джессике подумай, блять, до тот же Майкл!
Я открыла было рот, что бы выпалить ему в лицо какую-нибудь гадость.
— Нет, заткнись и дослушай меня! Хочешь — я свалю, пожалуйста! Пойду дальше по этой дороге вместо тебя. Или просто не буду попадаться на глаза, но ради Бога, Элис, открой свои чертовы глаза!
Осколки не хотели собираться воедино, только сильнее перемешивались. Стояла истуканчиком и смотрела на него.
— Я не виноват, что эти придурки с тобой так обращались. Ты сама не белая и не пушистая, не скидывай все на меня, Кристина.
— Я не…
— Закрой рот, я сказал! Если ты сейчас просто сбегаешь, то извини меня, но ты просто дура и трусиха, потому что мы никогда не бежим с поля боя. НИКОГДА! Ты поняла меня? Поэтому соберись, намотай сопли на кулак, врежь мне еще раз, если надо и пошли обратно — из города я тебя не выпущу.
Да что он… твою мать о себе думает?!
— Ты считаешь, что я сейчас брошусь к тебе на шею и стану каяться во всех смертных и не очень грехах?
— Вообще хотелось бы.
— Извинений еще поди хочешь?
Питер утвердительно кивнул. По руке пробежал разряд электричества. Я уже не маленькая девочка, которая будет бежать до двери, в надежде что она открыта. Да и двери о нет — я на улице. Резко выставив руку вперед, я разорвала дистанцию с парнем и с силой ударила тыльной стороны ладони ему прямо в солнечное сплетение. Разряд прошел через руку неприятным покалыванием. Панка шатнуло назад, он схватился за грудь, вены на шее вздулись.
— Ты кретин, Питер! — слезы хлынули наружу, я тяжело и прерывисто дышала, — Полнейший! После всего этого дерьма ты ждешь извинений? Называешь трусом? Да, я бегу, но я, черт, бегу не от тебя. И не проблем. А от чертовых воспоминаний — всю жизнь. От матери, приюта, первых дней на улице, от Джейкоба. Я бегу от всего дерьма, а ты даже не пытаешься этого понять! И не смей мне указывать что мне делать, понял? Я тебе доверяла все ебанное время, считала тебя братом, а по итогу получила то, что ты, зная обо всем, даже не попытался признаться! Не врал бы — может мне и было б сейчас легче!!!
Я уже бросилась на него с кулаками. Но не в драку. Просто била его куда придется, кричала что-то еще. Истерика захлестнула меня с головой. Я выговаривала все, вообще все, что скопилось за 17 лет моей жизни. Все, что снилось в кошмарах. Все, что пряталось по темным уголкам сознания. Проходящие люди косо смотрели на это, но мне было плевать. Питер превратился сейчас просто в боксёрскую грушу не столько для ударов, сколько для излития внутреннего дерьма. Я кричала и плакала, почти обессилила, но снова нашла в себе силы и вновь набросилась на него. Яркий макияж размазался, глаза щипало от попавшей в них дешевой косметики. Видок у меня был явно не из приятных.