Клеймо красоты
Шрифт:
– Эй, куда летишь, ничего не видя?
Ирина с разбегу ударилась о какое-то дерево. К ее изумлению, оно возговорило человеческим голосом.
Вскинула голову, сердито теранула кулаками по глазам. И тут же обреченно возвела их горе.
Сказать, что мир тесен, – значит ничего не сказать. Ну это же надо! Опять Петр!
Впрочем, тотчас Ирина подавила естественное желание броситься прочь, пока снова не нагрянула Маришка. За эту нечаянную встречу она уже рассчиталась, ее уже топили – авансом, так сказать.
– В жизни не видел, чтобы женщина так промокла от слез, – пробормотал Петр, с изумлением оглядывая Ирину, с которой беспрестанно капало.
Она невольно прыснула:
– Да какие слезы! Это меня твоя Маришка чуть не утопила.
Он вытаращил глаза:
– Где, господи помилуй?! В ведре? В кастрюле?
– Ну почему? – невольно обиделась Ирина. – В очень приличном корыте, вернее, цистерне. Мы на заимке сауну нашли, там цистерна в пол вмазана – вместо бассейна. Кстати, Виталю мы тоже нашли в той сауне. Он в печке спрятался, там и спасся от ночных налетчиков.
– Ну и слава богу, – откликнулся Петр, но как-то рассеянно, словно приключения Витали его нимало не интересовали. Сообщение о цистерне тоже просвистело мимо. А еще Ирина обратила внимание, что его ничуть не удивило известие о садистских инстинктах Маришки: наверное, он хорошо знал, на что способна эта особа! – И куда ты теперь бежишь, такая красивая?
Ирина зло зыркнула на него. Еще издевается! Хотя… очень может быть, что и нет.
– Куда угодно, лишь бы подальше от этой сумасшедшей. И вообще, мне надо с дедом Никишей поговорить. О старых книгах. Чем скорей, тем лучше.
– То есть ты думаешь, что бежишь в деревню? – уточнил Петр.
– Ну да, а куда еще?
– Прямо в противоположном направлении, увы.
Ирина недоверчиво оглянулась:
– Как это?
– Легко! От ворот повернула не направо, а налево.
– О, злодейство какое! А лесом тут в деревню не пройти?
– Отчего же? Только дорогой короче.
– А если пойду прямо, то куда попаду?
– Никуда. Дорога кончается лесом. Довели ее до чащи да и бросили. Может, надоело. Или древоруб помер, а больше никому этого не нужно было.
– Ладно, придется возвращаться. – Ирина решительно повернула назад.
– Эй, погоди. – Петр схватил ее за руку.
– Опять?!
Ее даже в жар от злости бросило. Да что за напасть, что за липучка такая?! В следующий раз Маришка зарежет Ирину из-за этого придурка, ну просто зарежет – и все.
– Да нужна ты мне! – обиделся Петр, когда она с ненавистью вырвала руку. – Охота простудиться – на здоровье! Только сегодня день жаркий, конечно, а ветерок все равно вон как забирает.
Ветерок забирал – Ирина это давно ощущала, а после слов Петра ее вдруг ощутимо заколотило. Вот странно, да – жара невыносимая стоит второй месяц, а ветер какой-то такой… пронизывающий. Неприятный ветер.
– Ну и что ты предлагаешь? – спросила, насупившись. – Опять в голом виде по лесу бегать? Достаточно, что вчера…
– Да, – с видимым удовольствием кивнул Петр. – Это было здорово. Ну ладно, не сверкай так на меня глазищами, а то для кого другого блеску не останется. Шучу, шучу я. Я вчера тебя толком и не разглядел, если хочешь знать. В драке не до баб. Слушай, насчет простуды я ведь серьезно. Сделаем вот что: надень мою рубаху, а платье твое выжмем хорошенько – и оно в два счета высохнет. А мы пока по лесу погуляем.
Ирина посмотрела на него подозрительно:
– Рубаху давай, так и быть, но гулять я с тобой не буду. Надоело мне с твоей Маришкой отношения выяснять, знаешь ли. Она от ревности просто на стенку лезет, а я за что расплачиваюсь?
– Маришка? От ревности на стенку? – хохотнул Петр, но Ирина заметила, что хохоток получился невеселый. – Да она меня ненавидит, ты что, ослепла? Я что? Я просто деньги от брата привез. С братом мы работаем вместе, его в командировку послали, а у меня тут отпуск. Съезди, говорит, к бабушке, свези денежки. Про то, что Маришка тут окажется, он слова не сказал, предатель! Друг, называется! – Петр погрозил кулаком в пространство. – От ревности, надо же такое ляпнуть! У нее вон с другим намечается…
Ирина с любопытством уставилась на Петра. Если кто здесь и ослеп, то он сам, потому что не видит очевидных вещей. Конечно, Маришка откровенно кокетничает и с Сергеем, что встречает с его стороны самое горячее одобрение, однако дураку ясно: Петра она ревнует, как кошка! Впрочем, очень может быть, местная Брунгильда – из тех женщин, которые считают, что внимание всех мужчин на свете должно быть обращено только на них. Знала, знала Ирина таких женщин, даже дружила когда-то с одной из них… У нее вдруг снова поползли из глаз слезы.
– Ладно, хватит реветь, – нетерпеливо сдернул с себя рубаху Петр. – Иди вон за кустики, переоденься. И по-быстрому давай.
Когда Ирина, не без труда отлепившая от тела мокрый ситчик и переодевшаяся, снова выбралась на дорогу, она от души желала, чтобы Петр не дождался ее и ушел, предоставив ей самой решать свои проблемы. Проблемы же состояли в том, что рубаха Петра, бывшая Ирине очень широкой, едва прикрывала ей бедра, а стоило чуть нагнуться… Трусишки же ее не прибавились со вчерашнего дня ни в объеме, ни в плотности ткани, оставаясь по-прежнему двумя чисто символическими треугольничками.
Однако Петр не обратил ни малейшего внимания на этот рискованный туалет. Взял из ее рук платье, свернул таким жгутом, что на дорогу вылился целый ушат воды, встряхнул и отдал Ирине:
– Повеивай им по ветру. Просохнет моментом. Ну, пока.
И зашагал по дороге – почему-то в ту сторону, которая заканчивалась тупиком.
– Эй, а как же рубашка? – закричала вслед Ирина. – Подожди уж, высохнет платье, снова переоденусь – тогда и пойдешь по своим делам.
– Да черт с ней, с рубашкой, – не оборачиваясь, отмахнулся Петр. – Потом отдашь.