Клиника измены. Семейная кухня эпохи кризиса (сборник)

Воронова Мария

Она выбросила окурок за окно и забегала по перевязочной, крутя влажным полотенцем.

– Черт, надымили… Валера, нужно было вывесить не «Кварцевание», а «Окуривание». Сейчас больные унюхают.

– Эти? Еще неизвестно, кто от кого унюхает. Трезвых ни одного нет. Ладно, погнали.

Уже через час они с чувством выполненного долга приступили к чаепитию. Хозяйничал Валера, ему помогала Лена.

– А кофе нет? – спросила она.

– Это вам Марине Львовне придется в ножки падать…

– Валера, прекрати! Лена еще

подумает, что я жадная. Просто кофе пью только я. Берите на здоровье. И когда без меня здесь будете, не стесняйтесь.

– Спасибо, мне не придется слишком часто пользоваться вашей добротой. Я сейчас здесь сижу, потому что Спирин в Москву укатил. В другие дни он может и нагрянуть с проверкой. Или ему больной стукнет, что врача нет на отделении.

– Но вы же не в кабаке, а на территории больницы.

– Не важно. Сижу развлекаюсь, вместо того чтобы сделать дополнительный обход. В последние дни Спирин совсем очумел. Вернется – мало никому не покажется.

– Из-за чего это он?

Лена тяжело вздохнула:

– Помните, вы с ним недавно женщину оперировали?

– Такое захочешь – не забудешь, – буркнула Марина.

– А вы знаете, что у нее рака не оказалось?

Маринино сердце болезненно сжалось. Она ожидала чего-то подобного, слишком странно выглядела опухоль во время операции. Но она гнала от себя эти мысли, ибо одно дело – знать, что по твоей вине погиб человек, которому при любых обстоятельствах оставалось жить не больше двух лет, и совсем другое – когда человек мог жить долго и счастливо, если бы не ты. В первом случае главный убийца все-таки болезнь, а во втором…

– Банальнейший аппендикулярный инфильтрат, – пояснила Лена. – Патанатомы каждый миллиметр препарата пересмотрели – ни одной опухолевой клетки! Да там и клиника типичная была. Сначала желудок заболел, потом правый бок, неделя температура, потом вроде бы все прошло, и только через месяц начались основные симптомы.

– Но аппендикулярный инфильтрат редко дает непроходимость, – глупо заметила Марина. – Да и вообще… Я сколько лет работаю, ни разу не видела настоящего инфильтрата. Это же совсем надо быть диким человеком, чтобы довести аппендицит до стадии инфильтрата! Но конечно, редкое осложнение аппендицита – это не оправдание. Представляю, как переживает профессор!

Она искренне посочувствовала Спирину, ведь решение об операции принял он. Формально смерть женщины на его совести, но и Марина не без греха. Спирин погубил человека из желания помочь, а она – из трусости. Знала ведь, что оперировать нельзя! И чего же она так испугалась? Спирин не убил бы ее, не ударил, даже не уволил. И ей не нужно его расположение, все равно карьеры она не сделает. Просто она боялась, что он выставит ее дурой, и убила человека только затем, чтобы этого не произошло! Вот так!

– Эдуард Андреевич переживает офигеть как! – сказала Лена, и Марина вдруг вспомнила, что около года назад по больнице ходили сплетни о ее романе со Спириным, незадолго до этого овдовевшим. Потом сплетни утихли, Марина решила, что именно Лена стала инициатором этого

разрыва, но сейчас, уловив в ее голосе явно злорадные интонации, подумала, что ошибалась. – А если учесть, что муж больной собирается разорвать его на мелкие кусочки, можно считать, что он просто сходит с ума от раскаяния!

– А муж-то откуда узнал? – Козырев соорудил себе гигантский бутерброд и прикидывал, как бы половчее укусить его, чтобы не испачкаться в майонезе. – Свидетельство о смерти выдают на следующий день, и в нем наверняка указано, что причина смерти – рак. А гистология готова только на седьмые сутки.

– Непроходимец настучал, – объяснила Лена. – Спирин, идиот, сначала на него стрелки перевел. Мол, я обещал помочь вашей жене и помог. Сделал прекрасную операцию, но, к сожалению, анестезиолог не справился с управлением жизненными функциями. Мужик помчался к Непроходимцу и чуть не прекратил его жизненные функции. Он брутальный персонаж, воротила охранного бизнеса. Его вся реанимация еле удержала.

– Я тоже поучаствовал, – сказал Валера. – Мне девчонки позвонили, я охрану вызвал и пошел посмотреть. Собственно, Непроходимец обязан жизнью именно мне, ибо остальные доктора, чьи сокровенные желания совпадали с желанием мужа, держали его не очень крепко.

– В общем, когда Непроходимец увидел бумажку с гистологией, то сразу позвонил этому мужику и вломил Спирину по полной, – продолжала Лена. – Не знаю, что дальше будет. Я бы на его месте в Москве сидела, пока страсти не улягутся. Больничный бы взяла или отпуск.

– А комиссия по изучению летальных исходов? – осторожно спросила Марина. – Меня ведь тоже потянут. Если этот муж еще раньше не пристукнет.

– Господи, да вы-то тут при чем? Вы просто ассистировали профессору.

– Но я участвовала в операции!

– Давайте еще операционную сестру привлечем, она тоже участвовала, – хмыкнул Валера. – Кто принимал решение, тот и виноват.

Помолчали. Лена сварила кофе и передала Марине чашку.

– Ну что у вас за убитый вид, Марина Львовна! Ни в чем вы не виноваты. Такая работа, только и всего.

Валера вдруг вздохнул тягостно, с подвыванием:

– Военные тоже говорят: работа такая. От них вообще требуют тупо убивать людей. Занятие хуже не придумаешь, поэтому в армии столько ритуалов. Все эти присяги, клятвы, марши, красивая форма, военные парады – все это только для того, чтобы отвлечь людей от мысли об убийстве. В армии ты не убиваешь, ты выполняешь приказ и исполняешь долг.

Все присутствующие знали, что Валера служил в «горячих точках», и воспоминания до сих пор не дают ему покоя.

– Не примите на свой счет! – вдруг спохватился он. – Это я так, в общем…

Лена засобиралась домой. Валера уговаривал ее остаться, но она отшутилась, сказав, что не сможет сопротивляться зову плоти рядом с такими мужчинами, как Валера и Козырев.

«Красивой женщине все сходит с рук, – мрачно подумала Марина. – Если бы я такое сказала, это расценили бы как пошлость, а у Лены все выглядит как изящный комплимент».