Клиника С…
Шрифт:
— Чувство юмора — это хорошо, — одобрила Ирина Николаевна, но от улыбки воздержалась. — Я смотрю, вы выбрали самый «веселый» из постеров. Или любите немое кино?
— Просто заинтересовался.
— Мрачная картинка, — Ирина Николаевна склонила голову влево, затем вправо, как будто наклон головы мог изменить впечатление об афише. — Но что-то в ней есть. Духа времени нет ни на грамм, а что-то есть.
— Настроение? — предположил Моршанцев.
— Скорее мечта… Что вот так — раз — и можно вырваться, прорваться куда-то.
— Сбежать от реальности.
— Возможно и так. А вы здесь случайно или любите покопаться в прошлом?
— Отчасти — случайно, потому что изначально собирался встретиться с однокурсниками, но и прошлым интересуюсь немного.
— Встречи с однокурсниками — адский мрак, — сверкнула глазами Ирина Николаевна. — Такое впечатление, как будто склеиваешь из осколков вазу и понимаешь, что она никогда не склеится. Чему вы улыбаетесь? Разве это смешно? Это же грустно… наверное.
— Сравнение понравилось, — Моршанцев согнал с лица улыбку. — Очень точное.
— Точное? — недоверчиво сощурилась Ирина Николаевна. — Что же тогда ходите на встречи? Я вот однажды сходила — и бросила это дело.
— Я не совсем правильно выразился. Это не столько однокурсники, сколько приятели. Узкий круг — пять человек.
— А я-то поняла, что речь идет о «мэропрыятии»… Кстати, а как вам это? — Ирина Николаевна указала взглядом на молодую красотку демонического вида, искушавшую зрителей сигаретой, вставленной в мундштук умопомрачительной длины.
— Заманчиво, — ответил Моршанцев.
— Прочтите, что написано, — велела Ирина Николаевна и, не дожидаясь Моршанцева, прочла сама: — «Le mariage nuit gravement a la sante», что переводится как «Брак серьезно вредит здоровью».
— Так это реклама сигарет или агитация против брака?
— Непонятно.
Под плакатом были указаны только год и имя художника.
— Я бы повесила дома такой, — сказала Ирина Николаевна, — а вот этот, — она посмотрела на черно-белую афишу, — подарила бы нашим реаниматологам.
Моршанцев не понял — шутит она или говорит серьезно.
— А под ним написала бы, — взгляд Ирины Николаевны вернулся к демонической красавице, — «мне нравится, что можно быть смешной, распушенной — и не играть словами». [21] Любите Цветаеву?
— Нет, — честно признался Моршанцев.
— Вообще не любите поэзию?
— Разве что в качестве песен, вместе с музыкой.
— И кто же ваш любимый певец? Или нет, у вас, наверное, певица?
— Диапазон широк, — Моршанцев снова улыбнулся, — от Тома Уэйтса до Риты Кулидж.
21
Марина Цветаева, «Мне нравится, что вы больны не мной».
— А из более современных?
— Есть такая питерская группа «Биллис Бэнд», знаете?
— Что-то припоминаю, но они, кажется, маргиналы? — На лице Ирины Николаевны мелькнула гримаса неодобрения.
— Я бы сказал — городские романтики, — мягко возразил Моршанцев. — А их лидер, между прочим, наш коллега, бывший патологоанатом.
— Это многое объясняет, — усмехнулась Ирина Николаевна. — Поэтому они и поют о смерти, гробах и кладбищах.
— Не только. Это вот тоже они: «Загадай желанье и закрой глаза, до рассвета. До утра осталось три часа и конфета. Где-то мчит по улицам она. Королева. Снежная. Нежная…» [22]
22
Billy's Band, «Снежная королева». Автор текста Билли Новик.
— Знакомо, — кивнула Ирина Николаевна. — Из серии: «Может, с толстыми ляжками, тайно придет „она“, и ты будешь читать свою дохлую томную лирику…» [23]
Моршанцев понял, что с поэзией пора завязывать, и предложил перейти в соседний зал. Попутно рассказал о том, как мучился Сергей Довлатов во время работы экскурсоводом в Пушкинском заповеднике под Псковом, придумывая «связки» для логичных переходов из одного музейного зала в другой, и наконец придумал универсальную: «Друзья мои! Здесь, я вижу, тесновато. Пройдемте в следующий зал!»
23
Сергей Есенин, «Черный человек».
— Сегодня бы эта связка не сработала, — пошутила Ирина Николаевна, намекая на малое количество посетителей.
В общении сама собой установилась неожиданная легкость. Они обращались к друг другу на «вы», но, словно сговорившись, избегали имен и отчеств, как не совсем уместных в разговоре двух молодых людей. Когда же у Моршанцева вдруг сорвалось с языка: «Ирина Николаевна», то в ответ он услышал:
— Мы с вами не на работе, поэтому предлагаю на время забыть об официозе и обходиться без отчеств.
На словах «на время» было сделано ударение.
— Хорошо, Ирина Ни… — Моршанцев оборвал себя на полуслове, — так действительно проще. На время.
Уже через пять минут он из Дмитрия превратился в Диму, но заведующую неукоснительно называл Ириной, не скатываясь до фамильярного «Ира». Опять же, Дмитрий — немного тяжелое для произношения имя, два блока сдвоенных согласных, поэтому Дима — это не столько фамильярно, сколько удобно.
К концу осмотра Моршанцев освоился настолько, что пригласил начальницу продолжить обсуждение выставки в каком-нибудь заведении.
— Уточните, Дима, какое заведение вы имеете в виду? — потребовала Ирина Николаевна. — Заведения бывают разные, некоторые даже с номерами.
Моршанцев покраснел от смущения (все-таки манера общаться у начальницы всегда оставалась шокирующей), от смущения же стал многословным и начал путано, с запинками, объяснять, что имел в виду сугубо «едательные» заведения, и ничего более…
— Перекусить где-нибудь поблизости я не прочь, — ответила Ирина Николаевна и сразу же уточнила: — Только каждый платит за себя и чтобы была нормальная еда, а не суши с роллами.