Клинок эмира. По ту сторону фронта (ил. Р.Клочкова.)
Шрифт:
Придя на службу, Халилов позвонил домой. Там было все в порядке. Он вынул бумаги из стола, разложил перед собой и приступил к работе.
10
Икрам-ходжа встретил Наруза Ахмеда во дворе. Впустив гостя, он запер калитку, и они направились к дому, который стоял в глубине двора.
На небе уже выступили звезды.
С огромным нетерпением ожидал Икрам-ходжа прихода Наруза Ахмеда. Пароль — четки — говорил сам за себя: гость от господина Керлинга. В этом не может быть никаких сомнений. Остается пока неясным, кто он: просто посыльный или же лицо доверенное.
От страшного любопытства Икрам-ходжа ощущал зуд во всем теле. Ему хотелось сейчас же забросать гостя вопросами, но он понимал, что это неприлично. Нельзя нарушать устоявшиеся в веках восточные обычаи. Нельзя пороть горячку. Нельзя говорить сразу о деле.
Дворик, где очутился Наруз Ахмед, был полон цветов. Они подступали к самым стенам дома, росли на клумбочках и куртинах, приветливо выстроились вдоль узенькой дорожки.
— Да, у вас здесь шахская оранжерея! — восхищенно воскликнул он.
— Цветы — украшение добрых душ, — скромно ответствовал Икрам-ходжа, подводя гостя к супе под яблоней. — Посиди здесь, сын мой! Я пойду распоряжусь.
— Если насчет угощения, то воздержитесь, — предупредил Наруз Ахмед. Я не так давно обедал.
Старик недовольно отмахнулся и внушительно произнес:
— Не будем отступать от обычаев отцов. Ты — мой гость!
Приложив округлым движением ладони к сердцу, он заторопился к дому и скрылся в темном дверном проеме.
Наруз Ахмед присел на супу, застланную войлоком, положил возле себя сумку, расстегнул пыльный, потный пиджак. Только сейчас он почувствовал усталость и неодолимое желание прилечь. Прилечь, закрыть глаза и забыться. Весь день проведен на ногах — в нервном напряжении, в томительном ожидании. Слава аллаху, что наконец он добрался, нашел…
Дом осветился изнутри. За прозрачной марлей в окнах — защитой от мух и мошкары — задвигались силуэты Икрама-ходжи и его сестры.
Наруз Ахмед лег на спину, уставился глазами в крупнозвездное небо и облегченно вздохнул.
Дневной зной нежно вытесняла ночная прохлада. Где-то в соседнем дворе ворковала горлинка. Воздух был напоен благоуханием цветов и слегка кружил голову.
Наруз Ахмед на секунду прикрыл глаза, и ему сразу почудилось, что он сидит-плывет в железном самолете. Он быстро поднялся, встряхнулся. Возле него стоял Икрам-ходжа.
— Назови свое имя, сын мой, — попросил он.
— Наруз Ахмед…
— Наруз Ахмед… — повторил старик и провел по лицу рукой, что-то припоминая. — Кто дал тебе четки?
— Джарчи, — назвал Наруз кличку Керлинга.
— Так я и думал. Давно?
Наруз Ахмед сказал когда.
Икрам-ходжа кивнул. Все ясно. Подробности можно выяснить потом.
— Пойдем в дом, — пригласил он гостя.
Наруз Ахмед взял сумку и разбитой походкой потащился за Икрамом-ходжой.
В комнате, обставленной по-восточному, у низенького квадратного стола, застланного цветной скатертью, хлопотала старая женщина. Она даже не взглянула на чужого человека, будто его и не было здесь. Ловкими движениями она вынимала из медного таза с водой тяжелые кисти винограда и, стряхивая их, укладывала на большое серебряное блюдо.
Выложив виноград, она молча удалилась.
Наруз Ахмед проводил ее взглядом.
— Моя сестра, — пояснил Икрам-ходжа. — Ты можешь чувствовать себя здесь, как в родном доме.
Едва заметная усмешка искривила губы Наруза Ахмеда. Родной дом! Он забыл уже, что такое родной дом. Забыл, что когда-то имел его и не ценил. А теперь само слово "родной" звучит как-то раздражающе.
Стол был уставлен едой, да такой, о которой за все эти годы Наруз Ахмед мог разве только мечтать. Здесь были холодная баранина, отварной цыпленок, колбаса "казы", свежий овечий сыр, густые сладкие сливки, пышные белые лепешки, бархатистые персики, яблоки-скороспелки с красной щечкой, куски ароматной дыни, виноград с черными до синевы ягодами, хорошо вызревшие, точно налитые воском груши.
Сели за стол, подобрав под себя ноги.
Икрам-ходжа поставил перед собой и гостем по пиале и налил в них что-то из фарфорового чайника.
Наруз Ахмед взял свою пиалу с голубой каемочкой по краю, поднес ко рту, понюхал и с усмешкой заметил:
— В прежние времена кок-чай имел другой запах и цвет…
Глаза хозяина превратились в узенькие щелочки, пухлые щеки затряслись.
— Такие встречи бывают редко, — благодушно проворковал он. — Аллах не разгневается, если мы разрешим себе выпить этот кок-чай.
Оба выпили. Наруз Ахмед крякнул. Икрам-ходжа забился в мелком кашле и замахал руками.
Оросив трапезу доброй дюжиной глотков крепкого "кок-чая", они запили ее настоящим зеленым чаем и, отяжелевшие, отвалились от стола.
Для Икрама-ходжи еда являлась усладой жизни. Он знал толк в этом деле. Тот час, когда он насыщался, был самым блаженным для него. Поев, он поудобнее и помягче усаживался, полузакрыв глаза, и думал о чем-нибудь приятном, не волнующем сердце. Не отступил он от своих правил и сейчас. Хозяин и гость расположились у стены на разостланных на полу стеганых одеялах. Старик предупредительно подложил за спину гостя несколько подушек, обложился ими сам, сладко потянулся, зевнул и полуприкрыл глаза. Неплохо бы и вздремнуть, но сегодня не до этого. Надо поговорить о деле. Пока Икрам-ходжа соображал, с чего бы начать разговор, Наруз Ахмед предупредил его. Он достал из сумки несколько тугих пачек сторублевок, бросил их на колени старика и коротко сказал:
— Вам. От Джарчи.
Икрам-ходжа сгреб деньги и, не пересчитывая, сунул их под одеяло.
— Почему прервалась связь? — тихо спросил Наруз Ахмед.
Старик вздохнул и развел руками. Он в этом не виноват. Да и никто не виноват. Просто не повезло. Его человек хранил радиостанцию в дупле старой вербы, в нескольких километрах от Бухары. А весной во время грозы в вербу ударила молния. Рация сгорела.
Наруз Ахмед покачал головой: надо же такому случиться!
— А Джарчи бог знает что передумал, — сказал он.
Старик сокрушенно развел руками.
Гость опять наклонился над сумкой и извлек коробку из-под табака "Золотое руно". Подняв крышку, он подал ее Икраму-ходже.
Брови Икрама-ходжи удивленно поднялись. Он взял в руки коробку и с недоумением посмотрел на гостя.
— Радиопередатчик. Новейшей конструкции. Шедевр, — пояснил Наруз Ахмед. — Джарчи сказал, что радист у вас — смышленый парень, разберется в этой механике…
"Значит, о Гасанове он тоже осведомлен, — мелькнуло в голове старика. — Кажется, он не просто посыльный. Керлинг, вероятно, и обо мне рассказал ему все".