Клинок Гармонии

Кишин Илья

— Говори, Хандзо.

— Хех, спасибо, что почтил меня своим вниманием, Ашидо, — огрызнулся он.

— Не выделывайся, я слушаю.

— Что ж, тогда начну с самого начала — с далекого и безнадежного детства. Как ты думаешь, Ашидо, где я родился?

— Откуда мне знать? — возмутился я.

— И правда, — ответил он, явно вложив в свои слова едва видную насмешку. — Такому как тебе не понять, каково это — жить в грязи, проживая каждый день, как последний. Я читал о тебе в документах, ты родился на границе Дрянного района, даже твоей жизни можно позавидовать, если сравнить с тем, через что прошел я.

— Давай без соплей, я не собираюсь тебе сочувствовать, — прервал я.

— Мне не нужна твоя жалость, я хочу, чтобы ты знал, что мне пришлось пережить, чтобы в один день встретить тебя.

— Продолжай.

— Видишь ли, Ашидо, пускай твоя жизнь и не была такой гладкой, как у остальных людей, набивающих до отвала свое пузо где-то в ресторанчике на Торговой площади, тем не менее у тебя была семья. Мама и папа воспитывали тебя с самого рождения, даже будучи на пороге бедности. У тебя были друзья, пусть их было немного,

но они всю душу в тебя вкладывали. У тебя был дом, в котором ты мог беззаботно спать в своей кровати по ночам, есть то, что тебе приготовит мать, читать книжки, греться около печи в холодные зимние будние. Ты всего этого не ценил, думая, что прожигаешь свою жизнь впустую, слоняясь без дела, пока я из последних сил старался выжить. Я был подкидным ребенком, которого оставили в дверях какого-то пьющего, не просыхая, старика. Не знаю, где именно я родился, но мои родители решили выбросить своего сына в Трущобах, тем самым обрекая на смерть. Старик то ли дело избивал меня, запирал в сарае на ночь, топил в бочке с холодной водой, лишь бы хоть как-то скрыть от окружающих синяки по всему телу. Мне приходилось спать на земле, есть объедки с пола, терпеть побои от старика. Я выходил из дома только чтобы сделать за него всю работу, ковыряясь в свинарнике или таская тяжести, неподъемные для четырехлетнего ребенка. В один день после очередной пьянки его дом загорелся, я был счастлив, наблюдая за тем, как горит это отродье. Он бы выбежал из пылающей избы в тот день, если бы я не воткнул нож в его дряхлую и гнойную ногу. Можно сказать, что я убил своего первого человека, едва мне стукнуло пять, после чего оказался на улице, где изо дня в день бродил по закоулкам в поисках какой-нибудь спящей живности, чтобы было, что поесть, подбирал с земли крошки хлеба, пил из лужи, и все этого только ради того, чтобы не умереть с голоду. Местные не находили ко мне сочувствия, ведь я погубил доброго старика, который только и делал, что ухаживал за мной и выглаживал каждую волосинку на голове. Еще тогда я понял, что все в этом мире решает лишь сила. Ни деньги, ни власть, ни связи, ни удача не вытащат тебя из могилы, только лишь ты сам в ответе за свою жизнь. Годами я проживал свои дни и ночи на улице, все чаще и чаще видя странные сны, в которых был лишь я один посреди бесконечной беспросветной пустоты, без единого звука, способного развеять эту тишину, но однажды в ней послышался шепот. Он был едва разборчивым, больше похожим на шум квадратного телевизора с катушкой внутри, но иногда в этом потоке бесполезной информации читались различимые ухом слова, которые призывали меня убивать. В какой-то момент я начал чувствовать людей, отличавшихся в толпе других, от которых веяло чем-то странным, будто бы запахом запеченной курицы из духовки. Тогда я и понял, чем от них веет — энергией Бездны, которую любой другой человек и не заметил бы, но не я. С самого детства мальчик по имени Хандзо, которого всегда называли лишь оборванцем и дебилом, пока тот сам не дал себе имя, чувствовал эту энергию даже в незначительных количествах. Я не понимал, что все это значит, но зато четко знал, что я — особенный, что у меня есть дар, которого нет у других людей, дремлющий где-то в глубинах моего тела. Я не знал, как им пользоваться, пока голос в тишине не стал мне подсказывать. Он редко что-то говорил, обычно повторял лишь одно единственное слово множество раз, но из всех этих слов я однажды смог сложить предложение, которое гласило: «Убить, пища, сила». Едва поняв его смысл, я снова решился на убийство, но в этот раз жертвой был не одичавший котенок, а человек. Подкараулив на улице зеваку с хорошим объемом энергии, я подозвал его к себе и заставил наклониться, тогда и вонзил ему кусок битого стекла в глотку. Он лишь неистово дергался, пытаясь позвать на помощь, пока я своими детскими ручонками тащил его без минуты мертвое тело туда, где нас никто не увидит, где никто не помешает мне им как следует насытиться. Затащив бедолагу в вечно пустующий переулок, я начал по кусочку отрывать его плоть зубами, пропуская человеческое мясо до самого желудка. Это было отвратительно, но пустому животу неделями голодающего ребенка не прикажешь, что есть.

— Погоди, ты что, заживо съел человека? — оторопел я.

— Да, — невозмутимо ответил он. — Устав от грязных и блохастых дворняжек, я нашел для себя пишу поприличнее, которой можно было как следует насытиться.

— Ты — больной ублюдок, — ответил я, скрипя зубами и сжимая кулаки.

— Впереди все самое интересное, Ашидо, слушай внимательно.

Поверить не могу, что Хандзо съел человека. Да, его жизнь и вправду была ужасающей, но как бытие в Трущобах могло привести к такому? Неужели не было иного выхода? Никто не пришел на помощь бедному мальчику, и из него вырос кровожадный и бесчувственный убийца, да не просто убийца, а самый что ни на есть конченный психопат.

— Сожрав того бедолагу, я открыл для себя будущее, Ашидо, — продолжил он. — Чем больше я набивал свой пустой желудок, тем больше ощущал, что вся та энергия, которую он хранил в своем теле, даже не подозревая о ее существовании, медленно впитывается внутрь меня. Из сырой и мерзопакостной человечины поток устремлялся прямо в мои мышцы, энергия откладывалась где-то в моем теле, и я это прекрасно чувствовал, но не понимал, что бы это могло значить. На этом смерти не прекратились — я продолжил убивать, изо дня в день подкарауливая свою очередную жертву. Как ты и сказал на площади, я не различал среди еды женщин, детей или стариков — я убивал всех без разбору, а затем жадно пожирал их, ел до тех пор, пока в животе еще оставалось место, а потом оставлял их обглоданные тела на улице. С каждым днем моя сила росла, а безнаказанность внушала уверенность в том, что меня не поймают, но в один день мне все же дали отпор.

— Как погляжу — неудачный, — подметил я.

— Верно, тогда я в своем привычном темпе выслеживал очередную жертву,

в глаза кинулся крепкий мужчина, на которого было рискованно нападать, но глядя на то, сколько в нем энергии, у меня от аппетита текли слюни. Не думая о своей безопасности, я тогда набросился на него, даже сильно поранил, но он, не получив фатального урона, крепко схватил меня за шею обеими руками и принялся душить. Из моих глаз лились слезы, я беспомощно брыкался под его весом, стремительно теряя воздух в легких. Когда я уже был на грани смерти, почувствовал какой-то щелчок, будто сама старуха с косой сказала мне: «Еще рано, Хандзо». В тот день я всадил ему в грудь свой первый меч, который позже назвал «Сейши», что в переводе с японского означает «Жизнь и смерть». В тот день я понял, какой силой обладаю, понял, что, вообразив себя избранным — я им и стану. Я продолжил убивать, с каждым днем становясь все сильнее и сильнее, чувствуя себя все лучше и лучше. Вкус человечины уже прижился, мои вкусовые рецепторы уже привыкли к своему основному рациону, голод окончательно позабылся где-то в прошлом.

Слушая все это, я с каждой секундой все больше ужасаюсь, внимая слова стоящего напротив, не в силах даже звука проронить. Сколько же невинных жизней он унес, лишь бы насытиться? Сколько же людей он убил на сегодняшний день? Сколько родителей он оставил без детей и сколько детей оставил без родителей? Насколько же на самом деле этот монстр бесчеловечен, и почему до сих пор ходит с нами по одной земле, почему дышит с нами, простыми людьми, одним воздухом? Ханздо не заслуживает никакой пощады, если до этого я хотел прикончить его из личных мотивов, теперь я убью его ради всего человечества, чтобы неупокоенные души его жертв, сжигаемые в пламени собственной ненависти, смогли отправиться туда, где их уже давно ждут — в место на небесах, где таким тварям, как он, не место. Я не могу проиграть, иначе Хандзо выберется на свободу и продолжит свой путь каннибала.

— Я начал убивать ради забавы, стоило мне перестать чувствовать крупицы энергии в этих людях, но не перестал их жадно поедать. По Трущобам разлетелись слухи о монстре-людоеде, и король направил туда гвардию, потому мне нельзя было больше там оставаться. Я покинул родную слякоть в поисках наживы где-нибудь в другом месте, но пришлось устроить небольшую голодовку — убивать не более раза в неделю. Я начал совершенствоваться во владении своим искусством, научился телепортации и полному контролю потока энергии в своем теле для залечивания ран. Стал мастером меча, оттачивая свой стиль на манекенах и людях, но такая жизнь мне была совсем не по душе. Обретя свободу, навсегда позабыв о голоде, я потерял тот путеводный огонек, который всегда вел меня вперед, я потерял цель в жизни и все больше становился похож на бездушную куклу, созданную Богом лишь для кары человечества за его грехи. Однажды я познакомился со Стивеном Колденом, который по случайности выжил, споткнувшись о камень прямо во время моего взмаха мечом. Этот трусливый, но хитрый и харизматичный старик смог убедить меня примкнуть к его шайке, стоило мне заикнуться о том, что через несколько секунд его жирные скулы окажутся в моей пасти. Он предложил мне сделку, по условиям которой я буду получать в качестве пропитания его «неизлечимых пациентов», а взамен буду выполнять все его прихоти. Я согласился только потому, что мне уже наскучило убивать всех этих жалких и беспомощных слабаков, не способных постоять за себя. Колден исправно и стабильно «кормил» меня, то ли дело подсыпая аппетитных жертв, но все они были как конфетка на завтрак — вкусно, но мало. Мне нужен был философ, способный увести меня с пути насилия и дать цель в жизни, тогда доктор познакомил меня с Сальвадором — таким же отмороженным психопатом, как я, который днями напролет рисовал у себя в мастерской картины, используя в качестве краски кровь, гной, сопли и все остальное, что можно выжать, измолов ступой человеческое тело.

Какого черта, что еще за Сальвадор? Я думал на свете больше не сыскать человека, который мог быть хуже Хандзо. На их фоне король выглядит совсем душкой, по крайней мере он не пускает людей в расход на краски для картин, или я еще чего-то не знаю?

— Ты спросишь, чем же помог мне этот старик, — без остановки повествовал Ханздо, — да ничем. Он все твердил об искусстве, о безграничной фантазии человека, способной создавать новые миры из ничего. Во мне он увидел своего потенциального подмастерье, который будет хвостиком бегать за ним и просить побольше рассказать о том, как правильно наносить мазки на холст, но я с самого начала не был в этом заинтересован. Этот старпер должен был объяснить мне о сути бытия, но твердил лишь о своем, забывшись в мирке собственных фантазий. Он должен был дать мне цель в жизни, однако с треском провалился с самого начала, но потом я встретил тебя, Ашидо.

— Меня? — удивился я.

— Ты, вероятно, не помнишь, но, когда тебя только привели в клинику, я уже успел запомнить твое лицо. Колден всегда посвящал меня в подробности жизни каждого, кто мог бы стать моей едой, тебя он тоже не обошел стороной. Ты знаешь, с какой проблемой к нам обратились твои родители?

— Да, они говорили, что у меня какая-то болезнь глаз, — ответил я, хоть и сам понимал, что это было слишком наивно.

— Как опрометчиво ты пропустил правду мимо себя, — усмехнулся Хандзо.

— Расскажи мне, я хочу знать правду.

Это была просьба, я не мог приказать ему рассказывать, иначе пришлось бы подставить лезвие к горлу в надежде услышать хоть что-то.

— А волшебное слово? — гаркнул он.

— П-пожалуйста, — я еле сдерживался, стараясь не грубить ему в этот момент.

— Раз уж просишь — я расскажу. Когда тебе было одиннадцать полных лет, а я работал со Стивеном уже больше года, к нам пришла семья Такаги, размахивая руками и твердя, что дали жизнь монстру. Меня заинтересовало, что же в этом маленьком мальчике такого, что собственные родители посмели так обозвать свое чадо. Вместе со своим заявлением на твою изоляцию в лаборатории, они принесли дискету с видеозаписью, которая поразила даже меня.