Клинок Тишалла
Шрифт:
Сточной канавой Ямы стала лишь левая канавка, по которой стекали воды источника. После одного убийства и нескольких серьезных побоев в остальные стоки никто не осмеливался справлять нужду. По центральной канавке текла вода для умывания, где каждый заключенный мог ополоснуться или постирать тряпье; невзирая на отсутствие мыла, к концу первого круга помывки скотская вонь над Ямой рассеялась, оставив заметный и не слишком скверный запах пота. Сток, изгибавшийся вправо, заключенные вымыли порванными на тряпки рубахами от бассейна до слива в другом конце тюрьмы, и по нему текла питьевая вода, чистая и
Делианн, когда его не звали в судьи или, верней сказать, оракулы, проводил время, сидя на полу с поджатыми под себя ноющими ногами и пребывая в чародейском трансе. Он изучал токи черной Силы, обвивавшие смутную оболочку Хэри, и видел, как в лихорадочном бреду каменные стены колышутся, идут неспешными, высокими волнами, словно в открытом море.
Много времени он проводил, думая о черной силе. Думая о сплетениях случайностей и решений, которые по ошибке зовутся судьбами.
Много времени он проводил, размышляя о Кейне.
Дважды пытался он рассказать Хэри о том, что открыл, но всякий раз обстоятельства были против него. Хэри полностью ушел в заботы об укреплении и пропитании своего крошечного феода; Делианну удавалось отвлечь его лишь ненадолго, а приступы лихорадки поражали его косноязычием.
– Твоя Оболочка… – начал он в первый раз. – Ты знаешь, что такое Оболочка?
– Ага, – рассеянно подтвердил Хэри. – Я был женат на чародейке.
– Твоя Оболочка черного цвета. Тебе должны были говорить, что она черная.
– И?
– Все дело в Силе. Скалы – вокруг нас скалы Донжона – не сдерживают черной Силы. Не думаю, что ее что-то могло бы удержать.
– Давай к делу, Крис. Короче.
– Твоя Оболочка темна из-за этой Силы, не понимаешь? Ты не можешь ей противостоять.
– Делов-то. У многих в Оболочках видны черные пятна.
– У всех есть черные пятна на Оболочках. У каждого. Только обычно их не видно за другими цветами. Но угольно-черная аура! Это большая редкость. Огромная. Передать не могу, какая. Думаю – более поздние случаи мне неизвестны, – последнюю наблюдали у Джерета из Тирналла.
– Древность какая, – пробормотал Хэри. – Он ведь почти что миф.
– Не древность, вовсе нет. История. Только хумансы считают ее древней. Хэри, Завет Пиришанта был заключен, завершив восстание Джерета, всего лишь пятьсот лет назад. Да я знавал живых свидетелей этому. Мой отец – я хочу сказать, король… Т’фаррелл Воронье Крыло был там как свидетель от перворожденного племени. Джерет Богоубийца – фигура столь же реальная, как мы с тобой. То, что ты слышал о нем, что говорится в песнях и сказаниях, скорей правда, чем выдумка.
– А я тут при чем?
– Та же сила: ты решаешь и делаешь. Эта способность сделала Джерета Богоубийцей, а тебя делает Кейном.
– Слушай, ты бы прилег? Совсем бредить начал.
– Твоя сила – это моя сила, это власть для всех. Мы все наделены ею… только не пользуемся. Черная Сила, понимаешь? Это метафора . Как удар в челюсть. Фокус. Направление. Концентрация. Без страха. Воплощенная воля. Явление. Вот что такое Кейн.
– Не понимаю.
Делианн положил на колено сплетенные пальцы и оперся о покрытый испариной камень. Холодные скалы вытягивали жар из тела, и, когда чародей заговорил
– Порой я вспоминаю, – произнес он медленно, – чему ты учил меня на тренировках в Консерватории. Помню, как ты напялил на меня сорбатановую броню, чтобы показать мне настоящий удар. Двадцать семь лет прошло. Я пережил немало драк – меня огры метелили! – и никто, ни одна живая душа не била меня так сильно.
– Удар – это не только и не столько сила, – заметил Хэри. – Хороший удар – наполовину физика, наполовину психология.
– Как и черная Сила. Любой может пользоваться ею, как любой, у кого есть руки, может дать в глаз. У тебя просто лучше получается. Ты отбрасываешь все несущественное. Сильно ли ты ударишь, если боишься сломать руку? Хорошо ли станешь драться, если боишься проиграть?
– «Пусть тебя не тревожит собственная безопасность – предложи противнику свою жизнь», – пробормотал Хэри и поджал губы. – Брюс Ли.
– Философ?
– Ага. – Он выдавил улыбку. – Умер молодым.
Делианн пожал плечами.
– А Кейн – нет.
Хэри отвернулся.
– Не говори мне о Кейне, – промолвил он. – Я пытался быть Кейном. И очутился здесь.
– Нет, нет, нет! Ты очутился здесь, потому что пытался не быть Кейном.
Вот этого говорить как раз не следовало – теперь Делианн понимал это. Упоминание Кейна зарубило разговор на корню. Кейн потребовал у Орбека отнести его к паре «змей», затеявших свару, а Делианну грубо предложил побеседовать в другой раз, когда чародею станет получше.
Вторая попытка, несколько часов, а может, и дней спустя завершилась с успехом едва ли большим. В этот раз Делианн подступил к теме осторожнее; пару раз он заводил с Хэри беседы, вовсе не касаясь главного. Они пересказывали друг другу, что случилось с ними после того, как они расстались в Консерватории, двадцать семь лет тому назад.
Приключения Кейна Хэри упомянул лишь вскользь, поскольку в основном они были знакомы и Делианну; по большей части он рассказывал о жене и дочери, об отце, о доме, который отняли у них. Делианну было что поведать в ответ: начиная с первых дней в Поднебесье, когда он едва не умер с голоду, прежде чем наняться вышибалой в «Экзотическую любовь» к Кайрендал и встретить там Торронелла. Он рассказал о своем усыновлении, о жизни принца-подменыша – кулака Короля Сумерек – в Живом чертоге и окрестных краях, закончив злосчастным походом по следу сгинувшего в Забожье посольства. Он рассказал о Томми и странным образом порадовался и взгрустнул одновременно, узнав, что Хэри хорошо помнил вышибалу и относился к нему с уважением и некоторой приязнью.
– Томми умер кейнистом? – переспросил Хэри вполголоса и покачал головой. – Поверить трудно. Он всегда был такой, знаешь, такой вменяемый. Практичный.
– Т’Пассе сказала бы, что практичность – это суть кейнизма.
– Давай только не будем!
– Томми был не простой парень. Может, когда-то так и было, но человек, который спас меня, не был обычным. Не могу сказать, что его выделяло из толпы. С тем же успехом можно называть это кейнизмом.
– Называть, – буркнул Хэри. – Как там любит повторять Орбек? «Назвали коровью лепешку овсяной, да на вкус все одно дерьмо».