Клитемнестра

Казати Костанца

– Гиппокон не принял Геракла, когда тот искал убежища в Спарте. Поэтому Геракл убил Гиппокона и его сыновей, а ваш отец вернул себе трон.

Теперь Клитемнестра понимает. Тиндарей не отказался принять двух воинов, оказавшихся в нужде, чтобы не повторить ошибку Гиппокона. Но как он может не видеть, что Агамемнон и Менелай жестоки, что у них нет чести? Ее отец всегда хорошо разбирался в людях.

– Так или иначе, ваш отец сегодня разгневан, – говорит Леда, прервав собственные рассуждения. – Поэтому он и отправился на охоту.

Голос матери звучит резко, и,

прежде чем спросить, Клитемнестра собирается с духом, словно в ответ может последовать удар:

– Почему?

– Жрица принесла новое пророчество.

– Отец не верит в пророчества.

– Что ж, на этот раз он расстроен.

– Потому что он знает, что это правда, – произносит хриплый голос позади них. Клитемнестра оборачивается так резко, что едва не сворачивает шею.

Жрица идет по направлению к трону: ее черные волосы разделены прямым пробором, ноги двигаются бесшумно, словно листья, влекомые потоком. Леда выпрямляет спину, на ее лице отчетливо проступает отвращение. Ни для кого не секрет, что она ненавидит жрицу. «Жестокая женщина, высасывающая из других силу», – так Леда сказала о ней, когда Клитемнестра спросила, почему она всегда уходит, когда жрица является во дворец поговорить с царем.

– Тебя кто-то призывал сюда? – спрашивает Леда.

Жрица останавливается в паре шагов от них; ее руки торчат из рукавов, точно когти.

– Я здесь, чтобы донести пророчество до твоих дочерей.

– Тебя никто не призывал.

Жрица пропускает замечание Леды мимо ушей.

– Афродита гневается. – Она обращается к Елене и Клитемнестре. – Ваш отец никогда не приносил ей жертв.

– Вы разве не должны служить Артемиде? – спрашивает Клитемнестра.

Жрица впивается в нее взглядом. Когда она снова заговаривает, ее голос скрежещет, словно кто-то водит лезвием по стеклу.

– Дочери Леды выйдут замуж дважды и трижды. И покинут своих законных супругов. – Она смотрит на них, как на жертвенных зверей. – Таково пророчество.

Клитемнестра не сводит со жрицы глаз. Она покинет своего супруга? Как можно даже помыслить об этом?

– Такова воля богов, – говорит жрица. – Одни будут вас презирать, другие ненавидеть, и вы понесете наказание. Но в конце концов вы будете свободны.

Елена поворачивается к матери. Она явно сбита с толку. Жрица никогда не сообщала пророчества им лично, не говоря уже о том, что ее предсказания никогда их не касались. Леда кладет руку на плечо Елены, словно хочет защитить ее от жрицы.

– Ты принесла свое пророчество, – говорит она. – Теперь уходи.

– Ты не можешь приказывать мне, Леда, тебе это известно, – возражает жрица. Ее взгляд падает на пустую винную чашу на полу, и по лицу пробегает тень омерзения.

Леда напрягается.

– Во дворце тебе не рады. Возвращайся в свой храм. – Лицо матери искажает гнев, а рука тянется к украшенному камнями кинжалу, который она привязывает к талии, хоть и никогда им не пользуется.

Жрица ничуть не напугана. Она вздергивает подбородок и говорит:

– Это ты здесь чужая. Помни,

что я была в постели твоего мужа задолго до того, как ты увлеклась тем чужеземцем…

Ее взгляд падает на Елену.

– Убирайся, – кричит Леда, теряя всякое самообладание. – Вон! Или я убью тебя собственными руками! Ты меня слышишь?

Жрица усмехается. Леда сжимает рукоять кинжала, но жрица не торопится, словно испытывая ее. Затем она уходит, ее босые ступни белы, как луна, длинный хитон шелестит по полу.

Леда вскакивает с трона и устремляется за ней. Глаза налиты кровью.

– Мне всё равно, что твоя богиня гневается! Она не моя богиня и никогда ею не была! – кричит она.

Жрица исчезает за дверью, и Леда, задыхаясь, оборачивается. Елена и Клитемнестра всё еще стоят у трона, не смея пошевелиться.

– И вы обе уходите, – приказывает Леда. – Сейчас же.

– Ты всегда говорила, что гнев должно держать при себе. – В глазах Елены загорается протест.

– Мне плевать, что я говорила. Уходите.

Клитемнестра тянет сестру за руку. Когда она оборачивается, ее мать стоит на коленях, обхватив руками голову, точно та может расколоться в любую секунду.

За ужином Леда не появляется, и сестры не задают вопросов. Елена, погруженная в свои мысли, ест медленно, а Клитемнестра сидит, уставившись на мясо в своей тарелке, хотя ее мутит от этого зрелища.

Вечер выдался светлый и холодный. Залу освещают последние лучи зимнего солнца, а за окнами видны четкие очертания гор с присыпанными снегом вершинами. Тимандра провела день в гимнасии и теперь рассказывает Фебе и Филоное о состязаниях.

– Менелай такой неистовый, он чуть не разбил Ликомеду голову! Без всякого оружия. Одними лишь кулаками! Я сама видела. – Между делом она закидывает в рот еду, ее лицо прямо светится от восхищения. – А Агамемнон дождался конца и вызвал самого сильного мужа. Я думаю, он хотел сначала посмотреть, как они сражаются, чтобы потом выбрать.

– Он не сильнее любого другого спартанца, но он умнее, – говорит Тиндарей. Он разрезает свинину у себя на тарелке на большие неровные куски, а затем втыкает нож в один из них.

– Почему, отец? – спрашивает Клитемнестра.

Тиндарей жует задумчиво, не торопясь.

– Он боится смерти, – отвечает он и отправляет в рот еще один кусок свинины.

– И как это делает человека умнее? Даже боги завидуют нам, потому что мы смертны, – говорит Елена. Тиндарей не удостаивает ее вниманием, и Елена, залившись краской, опускает глаза.

Клитемнестра через стол берет сестру за руку.

– Агамемнон не стал сражаться со своим двоюродным братом Эгисфом, когда у него была такая возможность, а ведь Эгисф убил его отца и захватил микенский трон. Он сбежал и укрылся здесь. Очень умно – гость в наших краях всегда священен.

Тиндарей кивает.

– Он терпелив. Немногие мужи обладают этим качеством. Я уверен, однажды он отомстит.

Клитемнестру злят уважительные нотки в голосе отца, но она старается не придавать им значения.