Клокотала Украина (с иллюстрациями)
Шрифт:
— И этот бунтовать? В цепи его, всех в цепи! — вопил Станишевский за воротами.
II
Подстароста как раз собирался отдохнуть после обеда, когда к нему прискакал из Лукомля Станишевский. Он упал на стул, выпучил глаза и одним духом выпалил:
— Бунт, вашмость! Все местечко!.. Если вы думаете — я еще живой, так не верьте глазам, пане Суфчинский.
Подстароста был высокий, худой, с землистым лицом, с длинными и тощими руками. Он прижал их к сердцу
— А вы, пане Станишевский, сами не знали, что делать? Ваць, верно, первым спину показал?
— Но, прошу пана, — вскинулся управитель, — я такой же уроджоный шляхтич, как и пан подстароста.
— Ну, так идите докладывайте сами его светлости. Вы хоть одну пистоль отобрали у этих разбойников?
— Но ведь пистоли мы сами им роздали... Если набегут татары...
— Да ваши хлопы хуже татар стали! Если не хотите на собственной спине испробовать княжеских плетей...
— Однако ж, пан...
— «Однако ж, однако ж»... Поезжай... вашмость, назад и хоть одного бунтовщика в цепях приведи.
— Приведу. Пивкожуха первого приведу! — Станишевский даже вскочил со стула. — Хам, на пана руку поднял! Обоих с сыном... и еще бондаря! Того прямо на кол!
— Отберите пистоли...
Отберу! Но, прошу пана, — и он сморщился так, словно у него печенка заболела. — Только туда ведь целый отряд посылать надо, потому что и село, должно быть...
— Что? — уставился на него подстароста. Узенькая, как кукурузные косы, бородка испуганно трепыхалась на впалой груди. — Что — должно быть?
— Должно быть, вашмость, и село тоже... Половину гайдуков перекалечили.
— Жаль, что не вас!.. Не пойду я к князю: сегодня он принимает посла от крымского хана. Самое время ему про хлопские бунты слушать...
— Но тут уже не одни хлопы, вашмость.
— То есть?
— Уже и хозяева...
— А тем чего надо?
— Все это, верно, из-за пана посессора. Раньше хозяева платили по пяти талеров, а мельники по два червонных злотых налога, а посессор пан Замойский приказал надбавить еще по талеру.
— Но ведь они до сих пор молчали?
— Не отваживались... Надо было сразу вздернуть того хлопа негодного — Пивкожуха и бондаря. Это они начали... и тот хам, Лысенко, верховодит. Я уже вам говорил о нем: бунтарь, давдо просится на виселицу, вашмость.
— Почему же вы этого раньше не сделали?
— Вашмость не знает разве, что эти хлопы и так меня почти разорили...
Разговор еще не кончился, когда в покой влетел один, затем второй шляхтич, а следом за ними и посессор Куценко. Они тоже сломя голову прискакали в Лубны из самого Дрыгалова, спасаясь от своих же крестьян.
— Точно искру в солому кинули, — говорил один.
— Что стало с хлопами, на горло уже наступают, «Все это наше!» —
— А вы смотрите да слушаете?
— Пану подстаросте, видно, неизвестно, кто их подбивает?
— И вы, может, скажете, что бондарь?
— Пивовары, истопники тоже кричат, но ведь их запорожцы подзуживают.
— Чертовы души! — прохрипел Куценко. — Пане Суфчинский, ваша милость, чем же я теперь буду аренду платить? Хлеб сожгли, да еще и ограбили. Думал, в замке, в цейхгаузе схороню скарб свой — перехватили и все восемь сундуков разбили, поломали и разграбили. Подумайте, чем же я теперь заплачу аренду?
— Думайте уж вы сами, вашмость, не князь же разграбил ваши сундуки.
— За его светлость нашего милостивого князя мы бога молим. Он нас не обижает.
— А ваши земляки, пане, видите, как почитают и вас и нас.
Куценко был здесь, единственный украинец среди поляков, он видел их недоброжелательные взгляды и с сердцем стукнул кулаком по круглому колену.
— Не я буду, если не спущу с них шкуру! Еще и солью присыплю.
— А кто, по-вашему, тут виною?
— Я слышал, они жаловались князю на меня. Брехня все, что они говорят. Я только один день барщины накинул да сено взял... А чем же мне аренду выплачивать? Я тут ни при чем!
— Прошу пана, — выскочил вперед шляхтич, — я ж говорю — запорожцы!
— Реестровые казаки? — удивился Суфчинский.
— Реестровых взяли в такие шоры, что и головы не подымут, — сказал Куценко и снова стукнул кулаком. — Братчики с Низа!
— Сечевики? — От испуга лицо подстаросты перекосилось и слова вылетали с таким свистом, точно его схватили за горло. — Где сечевики?
— Шляются тут, пане Суфчинский! Даже Кривоноса, говорят, видели. А это, вы знаете, что за птица? Для него и виселицы мало!
Подстароста все больше наклонялся вперед, словно хотел вцепиться в болтливого шляхтича, а после этих слов даже вскочил на ноги.
— Откуда у вас такие сведения? Черт знает, что выдумываете — запорожцы! Неужто бы мы их не поймали сразу же? Не хватает еще, чтоб князь об этом услышал...
— Но это правда! Я взял тут одного, он к ним пристал, на дыбе все выложил.
— Говорит, сечевики?
— Так есть, пане подстароста!
— Сохрани бог! Вы привезли этого хлопа? Князь сам захочет услышать.
— Уже не услышит: хлоп скончался на дыбе.
После таких известий нельзя было мешкать, и Суфчинский стал поспешно собираться во дворец.
III
Князь Иеремия Вишневецкий происходил из старинного литовского княжеского рода, в пятнадцатом веке породнившегося с украинской шляхтой. Род этот стяжал на Украине славу и добрую и худую. Прадед Иеремии — Дмитро Вишневецкий заложил на острове Хортице первый замок для борьбы против татар и турок. В турецком плену он и смерть нашел. С тех пор казаки твердо стали на Низу и постепенно овладели вольными степями по обоим берегам Днепра.