клуб аистенок

Кулешева Нелли Сергеевна

Найдя в сумочке очки, она открыла одну из своих самых любимых книжек "Плюшевый заяц". Милая история, казалось, зачаровала детишек, слушали они очень внимательно.

– Что реально?
– спросил заяц.

– Реально не то, как вы сделаны, - сказал худющий конь, - а то, что случается с вами. Когда ребенок любит тебя долго-долго и не только, чтобы поиграть, тогда ты становишься реальным, настоящим.

– Больно?
– спросил заяц.

– Временами, - ответил худющий конь, потому что всегда говорил только правду.

– Но когда ты настоящий, ты не возражаешь, если иногда больно.

На минуту Барбаре пришлось остановиться, потому что ей изменил голос, и она слегка задохнулась, а, может, "это разбушевались гормоны", - подумала она. Но, подняв глаза, она увидела глаза этих родителей и поняла: они испытывают те же самые чувства, им так же близок посыл этой

книжки.

Закончив чтение и обняв на прощание каждого ребенка и их родителей, она прошла в офис разобрать почту и перезвонить тем, кто звонил ей. Проходя по коридору, она улыбалась про себя, вспоминая то время, когда баюкала себя мыслью об уходе на пенсию. Походка ее была легка.

"Уход на пенсию для такой полной жизни женщины, как я? Полной жизни, сумасшедших идей и надежд", - думала она.
– "Нелепо! Как такая мысль могла возникнуть в ее голове?".

Она чувствовала радость от мысли, что жизнь продолжается и продолжает изумлять ее.

смотрового кабинета, когда он сидел на покрякивающем маленьком стульчике на колесиках между её разверзнутых ног и двигал холодным скользким инструментом внутри ее. И каждый раз, устраиваясь на смотровом столе с поднятыми ногами, продетыми в холодные твёрдые металлические обручи, она, в который уже раз, давала себе и тому, кто наверху клятву, что к следующей проверке непременно найдёт себе гинеколога - женщину, доктора, которая, как говорила её 70-летняя мать, понимает, какого это, потому что у неё всё то же самое. Но месяцы проходили, дела заедали, и скоро в её почтовом ящике появлялась открытка, которую она отправляла сама себе, когда в последний раз была у Говарда Крамера: открытка, извещающая её, что она в очередной раз должна появиться на рутинный осмотр, и снова она не нашла себе гинеколога - женщину. В течение нескольких дней она ощущала, как открытка пялится на неё с письменного стола; она принимала решение сделать пару звонков, но не находила ни одной свободной минуты. Потом её одолевало беспокойство, не пройди она осмотр, она может просмотреть какое-то заболевание у себя, и снова она становилась на тропу наименьшего сопротивления и звонила в офис Говарда Крамера, так как знала, что, поскольку он партнёр её мужа по гольфу, он согласится принять её в удобное для неё время в обеденный перерыв. И вот снова она здесь, жмурясь от яркого света на лысине Говарда Крамера, чьё единственное очарование в его доступности в обеденный перерыв. Она в очередной раз даёт себе слово, в то время как он занимается её гениталиями, что после этого визита найдёт время для поисков гинеколога - женщины. К несчастью, найти время - задача трудновыполнимая. Она полностью отказалась от маникюра. Уже не помнила, когда красила волосы, не давала себе труда съесть приличную еду в ресторане или у стойки кофе-шопа: вместо этого заказывала сэндвич с цыплёнком на гриле и диетическую колу по дороге и съедала, пока маневрируя, прокладывала дорогу между своим приватным офисом и клиникой в даунтауне или от клиники к педиатрическому центру.Именно поэтому её гинекологом продолжает оставаться безволосый Говард Крамер, врач настолько искусный и обладающий такой силой концентрации что, беря соскоб и проделывая манипуляции, он мог живописать прекрасный воскресный буфет, которым наслаждался на прошлой неделе в клубе. Нахваливая семгу тем же носовым голосом, каким задавал вопросы Барбаре, сканируя её карточку: когда были последние месячные? всё ещё регулярно? какие таблетки употребляешь против беременности?

– Истощение,- хочет она ответить в надежде вызвать его улыбку, хотя в ответе есть сермяжная правда: её сумасшедшее расписание и юридическая практика Стэна, тоже вечно занятого, оставляли им так мало энергии: на скорую руку сварить обед или заказать его в ближайшем китайском ресторане, быстро проглотить, прочитать одну две стр. газеты и провалиться в сон.

– слушай,- говорил Говард Крамер, - зачем заморачиваться в твоём возрасте?

Она не желала спрашивать доктора, стены кабинета которого были утыканы наградами и сертификатами Гарварда, что он понимает под словом заморачиваться.

Кроме того она знала, начни она сейчас ему отвечать, это приведёт их к дискуссии, в которой непременно всплывёт слово пременнопауза, и он обязательно задаст вопрос, который вызывал в ней гнев и который прочитывался так: давай я перевяжу тебе трубы.

Перевязать трубы. Он так это говорил, будто это то же самое, что завязать шнурки на туфлях. Будто это такая простая вещь. Не говоря уж о том, как это звучит. А звучит это так: зачем тебе, старой перечнице, части тела, связанные с репродукцией. Да мне только 42 ради всего Святого ! Да масса женщин обзаводятся детьми в этом возрасте! Что из того, что она и Стэн обзавелись детьми рано, и их дочери сейчас 23 а сыну 17.

Всякий раз, когда Говард Крамер делал ей такое предложение - перевязать трубы - она отшучивалась. Скажу тебе вот что: я соглашусь на эту операцию, если рядом с тобой будет стоять пластический хирург. В таком случае, когда ты закончишь своё черное дело, он начнёт работать над моими глазами. Хотя она прекрасно понимала, что напрасно изощряется, ибо Говард Крамер никогда не был замечен в наличии чувства юмора.

Сняв резиновые перчатки и сделав несколько записей в её карточке, Говард Крамер пускался в упоительно долгий рассказ об одной из селебритиз. Её буквально парализовало, когда он описывал cervix или стерильность какой - нибудь телеведущей, не скрывая их имена и всяческие подробности, пока Барбара слишком - вежливая - чтобы - остановить - этот поток- сидела на столе. Иногда она пыталась пошуршать бумажным голубым халатом, в который облачалась для обследования и в котором чувствовала себя некомфортно. Шуршание имело целью вернуть Говарда Крамера из его нарцистического состояния и дать понять, что теперь, когда все соскобы и мазки взяты, она может идти. Но он ни разу не сообразил, ни разу не заметил. Именно поэтому, сидя за своим письменным столом, наслаждаясь редкой минутой умиротворения в своём плотном расписании, она решила отложить посещение его кабинета в этом месяце: потому что встретиться лицом к лицу с Говардом Крамером, не говоря уж лицом к её вагине - никогда не пикник.

Этим утром она смотрела на открытку из его кабинета, сидя за письменным столом с чашкой кофе, употребив открытку как подставку для чашки: нет, ни за что она не попадёт в ту же ловушку снова. Сию секунду она позвонит своей подруге Марше и спросит о её гинекологе - женщине. Она зашла так далеко, что даже сняла трубку, но что-то остановило её. Скорее всего, соображение, что переход к новому гинекологу означает подстраивать своё расписание к докторскому, а потом сидеть в незнакомой приёмной, заполняя многочисленные бланки. Пообещав себе заняться этим попозже, она нажала кнопку на автоответчике.

Бип. Барбара, я звоню, чтобы уведомить, что Рональд снова пытается увильнуть от сессии сегодня: говорит у него дело, которое он не может отложить даже ради собственного сына; я буду очень благодарна тебе, если ты позвонишь и настоишь, чтобы он пришёл ради Скотти. Это просто ещё раз подтверждает, как этот чертов сын не пошевелит и пальцем ради Скотти и, поверь, я воспользуюсь этим в суде. Конечно, я буду в 11 как запланировано.

Бедный маленький Скотти. Родители готовы им лупить друг друга, подумала Барбара. Делая себе пометку позвонить Джоан и успокоить, что если её очень занятый муж не может прийти сегодня - ничего страшного. Джоан и Барбара могут обсудить, как проблемы родителей в надвигающемся разводе могут навредить Скотти ,и как его уберечь.

Бип. Барбара это Андриана Дорн, мама Джекоба. Джекоб снова напрудил в туфли в папином кабинете и на полу. И еженочно он просыпается и забирается ко мне в кровать, когда муж уезжает. Наша встреча с тобой в следующий четверг, но, боюсь, если мы отложим нашу встречу, у Джека не останется туфель для носки. Джек Дорн путешествовал 3 дня в неделю. Джекоб Дорн, 3-х лет, сообразил, что если он написает в папины туфли, тот не сможет покинуть дом. Может, это незамысловато, но Барбара была убеждена, что проблемы мальчика - концентрация мальчика на постоянном отсутствии папы. Она пометила себе позвонить Андриане и предложить встретиться сегодня. Барбара могла представить себе, что сказала бы её мать Грейси, услышь она все эти меседжи: испорченные вест -сайдовские родители. Грейси очень недолюбливала вест-сайдовскую клиентуру своей дочери.

– Тебе следовало бы полностью отказаться от приватной практики. Сконцентрируйся на действительно нуждающихся, на тех, у кого тяжёлые проблемы. В семейной клинике, где Барбара проводила треть своей недели, был длинный список таких. Травмированные дети, чьи бровки были сведены, будто они уже всё повидали, и у многих, действительно, так и было.

Бывали дни, когда она смотрела в старые глаза очень маленьких детей, и сердце её надрывалось т.к. в их глазах не было надежды. Пятилетний Джимми Эскаланто, чей папа был убит, когда они, Джимми и папа, завтракали в кафе. Джимми выжил, т. к. спрятался в папину куртку и оставался там, пока грабители не уехали и не прибыла полиция. Каждую ночь он просыпался от собственного крика. А на прошлой неделе сказал Барбаре, что когда вырастет, расправится с миром, чтобы поквитаться за папину смерть.