Клуб избранных
Шрифт:
С Иннокентием нормального разговора не получилось. Старый лис сразу понял, зачем явился Аскольд, поэтому беседа протекала в слащаво-мармеладном тоне, от которого Аскольда тошнило.
– Здравствуй, Аскольдик. Каким ветром в наши палестины? – улыбаясь, начал Иннокентий.
– Привет Кеша! Говоришь, каким ветром? Так попутным, Кеша, попутным.
– Зря ты, Аскольдик, забрёл на чужую территорию! Не по понятиям это.
– Как знать, Кеша, как знать! Сегодня чужая земля, а завтра, глядишь…
– Насчёт завтра даже не думай! Посмотри на себя: где ты и где завтра.
– Значит, не договорились?
– Не о чём мне с тобой договариваться! – серьёзным тоном закончил Иннокентий и вызвал охрану, которая вежливо проводили Аскольда до дверей.
– Заходите! – издевательским тоном попрощался Иннокентий.
– Обязательно зайду! – в тон ему ответил Аскольд. – На днях непременно зайду. Ждите!
Ждать пришлось недолго. Через пару дней, вечером, Аскольд вместе со своими бойцами зашёл в кафе «Вечернее», которое являлось штаб-квартирой Кешиной бригады. Натянув на лица маски модного покроя «а-ля ОМОН», аскольдовцы выгнали из кафе всю обслугу, включая официанток, и заперли все двери. Запасной выход просто завалили пустыми деревянными ящиками. Иннокентий в это время, ни о чём не подозревая, вместе с единомышленниками (мысль была одна на всех – как бы чего урвать на халяву) сидел в банкетном зале в ожидании горячего.
– Поди, заждался болезный! – глядя на Иннокентия через окно выдачи заказов, притворно сокрушался Аскольд. – Выдайте, ребята, ему погорячее!
И ребята выдали: в банкетный зал полетели бутылки с бензином. Одна из них разбилась возле бригадирских ног, окатив резко пахнущей жидкостью его брюки и туфли.
«Это что за «беспредел» [39] ?» – удивился про себя Иннокентий, но додумать мысль не успел, так как в следующее мгновение по глазам резанула ослепительно яркая вспышка. Это была «Заря» – световая граната, которую Аскольд по доброте душевной щедро добавил к бутылкам с бензином.
39
Беспредел – действия, выступающие за границы принятых в уголовном мире норм и правил.
Помещение было старое, сложенное ещё до исторического материализма из хорошо высушенных морозом брёвен, поэтому сгорело быстро, до приезда пожарного расчёта.
– Да, погорел Кеша, как есть погорел, в полном смысле этого слова! – каламбурил Аскольд, не спеша покуривая и глядя на пожар из окна своей машины.
Утром Аскольд вновь явился к директору нефтеперерабатывающего завода. По пути к директорскому кабинету Аскольд отметил, что охранники бродили понурые и исполняли свои обязанности без прежнего рвения.
– Я слышал, у Вас несчастье – Иннокентий умер. Сочувствую, – скорбным тоном начал Аскольд, хотя у самого в глазах сочувствия не было ни капли. – Вот она какая – жизнь! Вот так живёшь, живёшь, а потом бац…
– Вторая смена! – перебил его директор.
– Какая вторая смена? – не понял Аскольд.
– Никакая! Всё, проехали. Хочу предложить Вам должность заместителя по безопасности. Как Вы на это смотрите?
– Даже не знаю, мне надо подумать, – закочевряжился Аскольд. – Но думаю, что соглашусь, уж больно предложение заманчивое.
Директор был старый и опытный руководитель. В период дикого российского капитализма его завод сменил не одну «крышу», поэтому процесс передачи власти от одного бандита к другому был ему не в новинку.
– Да уж соглашайтесь! А то мы без Вас, как без рук! – горько пошутил директор и достал из сейфа бутылку коньяка. – Помянем Иннокентия, вечная ему память! – и они выпили, не чокаясь.
На следующий день Аскольд в новом кабинете сменил всю мебель, а потом решил не мелочиться и поменял всю охрану завода.
«Так спокойнее!» решил про себя Аскольд, разглядывая дорогие обои, сквозь сложный узор которых зримо проступали милые сердцу шесть нолей.
В ознаменование новой должности Аскольд приобрёл дорогое кашемировое пальто горчичного цвета, чтобы было в чём выйти перед людьми, и золотой «паркер».
– Ну не шариковой же ручкой документы подписывать. – пояснил он удивлённой братве. – И вообще, вы теперь не на «дело» ходите, а на службу! Так что «стволы» спрятать, кожанки поснимать, по территории завода ходить в форме.
Братва пожала плечами, но подчинилась. Некоторые из них впервые устроились на работу, и многое для них, включая аванс и получку, было в новинку. Новоиспечённым охранникам труднее всего было научиться носить костюм и изъясняться, не прибегая к «фене», поэтому в коридорах заводоуправления ещё долго витали выражения типа «гадом буду» и «век воли не видать».
Всё это Аскольд вспомнил мимоходом, глядя в окно лимузина. Казалось, это было вчера, но прошло два длинных и трудных года. Оказалось, что «взять» завод просто, гораздо сложнее удержать. За эти два года он превратился из лидера криминальной группировки в думающего и просчитывающего каждый ход бизнесмена. Пришлось на ходу осваивать премудрости маркетинга и коммерческой деятельности предприятия. Жизнь заставила – и Аскольд подчинился. Казалось бы, зачем ему, заместителю по безопасности и режиму, такие понятия, как рентабельность, прибыль, безвозвратные потери, и цена нефти за баррель на мировом рынке.
За эти два года он пережил попытку рейдерского захвата предприятия, диктат со стороны поставщиков сырья и ценовой «беспредел» со стороны московского министерства. Дважды завод пытались «подмять» под себя московские группировки. Всё это время Аскольд был рядом с директором: вникал во все вопросы, интересовался непонятными ему вещами, познавая в короткие сроки на практике то, что годами преподают студентам в Институте нефти и газа. Он учился, старательно учился, потому что это был его завод, его деньги, а деньги Аскольд из своих рук выпускать не привык.
Когда ОАО «Тарнефть» взвинтила цены на сырьё, а саму нефть стала сбывать по выгодным ей ценам «за бугор» [40] , Аскольд, не понимая всей подоплёки проблемы и её «глубинных течений», интуитивно ощутил опасность. В этот же день, точнее, вечер, он пригласил в дорогой ресторан ведущего экономиста завода. Ведущий экономист была разведённой женщиной тридцати пяти лет, и обладала одним недостатком: для женщины она была чертовски умна, поэтому все попытки мужиков поиграть с ней «вхолостую», определяла мгновенно и пресекала на корню. К её несчастью, она была красивой женщиной, поэтому попыток было много, а она одна.
40
За бугор (жаргон) – за границу.