Клуб избранных
Шрифт:
«Значит, я не представитель высших эшелонов власти, и не коррупционер», – облегчённо подумал я и задремал.
Разбудили меня ритмичные звуки музыки. На экране молодая певица с мужским именем и порочным взглядом, хорошо поставленным голосом пела банальную песенку о любви. Ничего, кроме сексуального желания, этот образ у меня не вызвал.
– Видимо, я не продюсер, не композитор, не «голубой» и вообще очень далёк от шоу-бизнеса, – здраво рассудил и снова впал в дрёму. Проснулся я, когда на сцену вышла высокая стройная женщина с гитарой в длинном концертном платье, щедро усыпанном блёстками.
– А сейчас Варвара Звездогляд исполнит старинный русский романс! – объявил конферансье, и певица уверенно взяла на гитаре первые аккорды. В этот момент у меня в голове что-то провернулось, как будто пелена спала с глаз, и я увидел на сцене Евдокию Грач.
– Дунька! – зачаровано прошептал я, глядя на Грач, которая почему-то назвалась чужим, но звучным именем. – Дуня, миленькая, как же так? Неужели ты меня бросила? – шептал я, и слёзы сами потекли у меня по щекам. В это время в палату вошёл мой лечащий врач.
– Я вижу, что Вы что-то вспомнили! – не то спросил, не то сделал для себя окончательный вывод эскулап. – Вы плачете? Не стесняйтесь, это реакция организма на стресс. Я уже побаивался, что у Вас могут быть проблемы с памятью. Знаете ли, Казимир Радомирович, человеческий мозг – вещь чрезвычайно тонкая и сложная, до конца не изученная. Так что могли быть любые последствия. Года два назад был у меня пациент с черепно-мозговой травмой, так он впоследствии стал страдать раздвоением личности! Редчайший случай! – с непонятным для меня восхищением воскликнул медик и радостно потёр руки. Случайно взглянув на экран телевизора, мой собеседник издал возглас неподдельного удивления.
– Посмотрите, это ведь она! – ткнул пальцем в экран врач.
– Кто она? – с затаённым интересом переспросил я.
– Ваша знакомая. Когда Вы лежали в коме, она принесла в больницу чемодан с вашими вещами и документами.
– Доктор, я долго был в коме?
– Не очень. В моей практике были случаи, когда пациенты…
– Валерий Иванович, сколько?
– Немногим более месяца.
Я бессильно откинулся на подушку и закрыл глаза.
– Вы устали? На сегодня достаточно впечатлений. Отдыхайте! – сказал Валерий Иванович и, уходя из палаты, выключил телевизор, в результате чего я не дослушал романс о гроздьях акации, которые ночь напролёт всех сводили с ума.
Я лежал на больничной койке с закрытыми глазами и прислушивался к внутренним ощущениям: грудь при вздохе очень болела, зато мой «головной компьютер» вышел на полный режим. Я вспомнил всё! Или почти всё. Доктор назвал меня Казимиром Радомировичем, но это не моё имя. Это моя «легенда»: Кондратьев Казимир Радомирович, 1978 года рождения, уроженец города Кишинёв, разведён, образование высшее техническое, химик-металлург, военнообязанный, служил в танковых войсках, войсковая часть… Войсковая часть…? Не помню! Ладно, сейчас это несущественно.
Значит, я провалялся в коме больше месяца. За это время многое могло произойти. Я практически выпал из операции Центра. За месяц моей оперативной деятельности в Казань-граде я не продвинулся ни на шаг. Я потратил массу времени и средств, а доложить в Центр нечего. Хорош! Кстати о средствах, интересно: остались у меня хоть какие-то деньги, или мне ещё долго придётся симулировать, чтобы остаться на больничном питании?
Дверь раскрылась и в палату вошла медсестра со шприцом в руке.
– Сестрица, а где мои вещи?
– Вещи? Вещи на складе, где же им быть!
– А документы?
– И документы там же. Да Вы не беспокойтесь и паспорт, и военный билет, и даже сберкнижка, всё на месте.
– Сберкнижка? Я не помню. Сестра, у меня частичная потеря памяти, мне бы хотелось посмотреть документы. Это поможет окончательно восстановить мне память.
– Если Валерий Иванович разрешит, то принесу.
– Сестрица, уговорите Валерия Ивановича, мне очень надо!
– Хорошо спрошу, а теперь повернитесь на живот и спустите штаны.
– Не могу.
– Чего не могу?
– Повернуться не могу.
– Господи! Я же забыла: тебя ведь всего спеленали. Ладно, давай руку.
Сделав укол, сестра не спеша, удалилась из палаты, плавно покачивая крутыми бёдрами. Вечером, после ужина, она передала мне пластиковый пакет, в котором я обнаружил паспорт, военный билет, сберегательную книжку и большую открытку с изображением лягушки в клюве цапли. Под рисунком красовалась оптимистическая надпись «Никогда не сдавайся!», а рядом росчерк пера, видимо принадлежавший Евдокии. Но что особенно меня обрадовало, так это то, что на счету сберкнижки было пятьдесят пять тысяч рублей. Приглядевшись внимательней, я обнаружил, что пятьдесят тысяч были положены на счёт в то время, когда я пребывал в коме. Никто, кроме Евдокии, не смог бы этого сделать. Не знаю, какими побуждениями она руководствовалась, но сумма в пятьдесят тысяч рублей была эквивалентна выплаченному мною ей гонорару.
– Да хранит тебя Провидение, госпожа Звездогляд! – прошептал я. – Хотя мне больше нравилось, когда ты была Евдокией Грач.
Была середина октября, когда с меня сняли бинты, оставив тугую повязку на рёбрах. Грудь при каждом вздохе ещё отдавала саднящей болью. В один из дней я поймал себя на мысли, что мне абсолютно не хочется курить.
– Нет худа без добра! – сказал я себе, почувствовав подкатившую к горлу тошноту от витавшего в больничном фойе запаха табачного дыма.
Я постепенно стал выбираться из палаты на больничный простор. Когда была ясная погода, я, закутавшись в тёплый фланелевый халат, с удовольствием проводил время на скамейке в больничном саду. Но ясные погожие деньки сменились холодными затяжными дождями, и я тоскливо бродил по больничным коридорам.
В отделении кардиологии я заметил старичка, который вдумчиво читал свежую прессу, и при этом делал какие-то пометки у себя в блокноте. Старичок походил на научного работника, лет десять как вышедшего на заслуженный отдых.