Клуб любителей фантастики, 2013
Шрифт:
— Пожалуйста, успокойтесь. Понимаю ваши чувства, но время контактов ещё не пришло. Разные уровни цивилизаций… И всё же вы зря считаете наш разговор ненужным. Возможно, он полностью перевернёт вашу жизнь. Хочу открыть одну тайну. Вы невероятно талантливы. Нет, не то слово — гениальны!
— Что? — не понял Викентьев. — Издеваетесь?!
— Гениальны, — не обращая внимания на его тон, повторил пришелец. — Вы можете стать великим писателем. Я наблюдал за вами сутками, и сомнений не осталось. Вы цепко схватываете образы и события. Ваша бессонница — это следствие того, что неведомые силы — созидательные, творческие — рвутся наружу из тайников сознания. И я могу в этом помочь. Нужен всего лишь небольшой толчок, чтобы ваш литературный дар проявился. У меня есть две возможности. Я могу дать вашему
Викентьев слушал, затаив дыхание. Он — писатель! Не один из той безликой массы, что штампует боевики, клонирует звёздные оперы, выдаёт на-гора бесконечную и однообразную детективную жвачку, а подлинный творец. Обладатель божественного дара, любимец муз, инженер человеческих душ… Тот, чьё призвание — глаголом жечь сердца людей!
У него кружилась голова Всемирное признание, баснословные тиражи, масса восторженных поклонников, престижнейшие премии, вплоть до Нобелевской… Вот это жизнь! Яркая, фееричная, как и подобает светилу такой величины! Викентьев уже представил себя в ослепительных лучах славы, и тут его обдала холодом поганая мыслишка. Чему обрадовался, новоиспечённый гений? Думаешь, бессмертные строки польются сами собой, словно вода, из душа? Как бы не так! Каждую фразу, чтобы довести до совершенства, добиться образности и глубины, предстоит рождать в муках, изводя себя, превращаясь в тень. А потом ты будешь сатанеть, наблюдая, как народ словно горячие пирожки, расхватывает…дцатый роман из бесконечной эпопеи очередного Василия Пупкина. В то время как твой шедевр пылится на полках, так и не понятый «тупой бессмысленной толпой»… Слава, признание… На вручении премии несколько литературоведов-старичков сдержанно похлопают, остальные участники церемонии будут стоять с постными лицами, ожидая начала фуршета!
И вот ради этих терзаний, ради вдребезги разбитых надежд после чудовищного, рабского труда остаться наедине с бессонницей, грызущей тебя, как маленький, но ненасытный зверь? До конца дней лишиться сна — блаженства, которое начинаешь ценить, лишь потеряв?
Пришелец терпеливо ждал. Викентьев физически ощущал, как истекают отпущенные ему минуты. Больше медлить было нельзя.
— Мне хотелось бы… — начал он и умолк. Какие подобрать слова, чтобы гость понял и не осудил?
Но пришелец выручил его.
— Я понял, — сказал он. — Ваше желание будет исполнено. А теперь прощайте. Воздух заколебался, и малиновая жаба, искажаясь, как в кривом зеркале, стала растворяться в темноте. Как только она исчезла, Викентьев ощутил слабое дуновение невесть откуда взявшегося ветерка. А затем, добравшись до кровати, провалился в сон.
Как немного нужно человеку, чтобы сделать утро волшебным! Всего лишь впервые за несколько мучительных лет выспаться всласть… Проснувшись, Викентьев испытал ни с чем не сравнимое чувство полноты бытия. Отдохнувшее тело было пружинистым и гибким. Викентьев приподнялся в постели, и тут же в мозгу лёгкой тенью мелькнуло беспокойство. Ни с того ни с сего подумалось, что вчера он лишился очень важной вещи. Такой, без которой жизнь будет напоминать радугу обедневшую на одну из самых ярких красок. Ощущение утраты всё нарастало, и в какой-то моменту Викентьева защемило сердце. Что за чёрт, ведь он вчера определённо ничего не терял! Откуда же это чувство, неожиданно всколыхнувшее душу, назойливое, неотвязчивое, как уколы совести?
Ответа не было. ТМ
Константин Чихунов
ВЗГЛЯД
3'2013
Он жил в бесконечной пустоте, вне пространства и времени, в окружении мириадов прозрачных пузырей. Время от времени он брал один из них в руки
И тогда пространство внутри пузыря раздвигалось, представляя его взору целую вселенную. Туманности и галактики, звёзды и планеты, всё двигалось и жило по своим законам. Он видел самого маленького обитателя внутри мира и мог проникнуться его чувствами и переживаниями. Он был смотрителем. Какими жалкими и убогими выглядели обитатели пузырей! Погрязли в мелких страстишках, насквозь пропитавшись завистью и злобой. Всю жизнь лгали окружающим и, что самое страшное, самим себе. Веками искали смысл того, что лежало прямо на поверхности. Вместо того чтобы сделать всего один шаг навстречу, они бесконечно воевали, миллионами истребляя себе подобных. Когда смотрителю казалось, что мир внутри пузыря превысил лимит этики и морали, он уничтожал его, сжимая между пальцев. То, что оставалось, он бросал в огромный котёл, где бурлила серая масса.
Изредка, из кипящей жижи, вместе с густым паром поднимался новый пузырь. Через секунду, на один короткий миг, в нём вспыхивало ослепительное пламя. Так рождалась новая вселенная.
«Интересно, а они хотя бы догадываются, что за ними наблюдают?», — думал он, окидывая взором похожее на радужную крупнопузырчатую мыльную пену скопление. Смотритель обратил внимание на обособленную группу пузырей. Здесь находились вселенные, которые он хотел уничтожить, но по какой-то причине отсрочил своё решение. Взяв одну из сфер, он приблизил её к лицу. «Ничего нового», — сказал он сам себе, — «пора в котёл».
Но тут смотритель заметил, что среди пустых и бездумных идей этого мира, сквозь бесполезное и бесцельное суетливое копошение, среди ненависти и равнодушия виднеется ещё что-то. Редкие и едва заметные искры света, несущие спокойствие и доброту. И самое неожиданное и удивительное — зарождение таких чувств, как любовь и сострадание. Смотритель немного подумал и отправил пузырь в общую пену. «Пусть живут», — решил он, — «дам им шанс, а там посмотрим».
И тут ему, всего на одно короткое мгновенье, показалось, что кто-то большой и ощутимо сильный взглянул на него. А потом он опять вернулся к своим мирам. Смотритель не спешил, впереди у него была целая вечность.
«Ну что ж, тогда живи и ты пока», — сказал себе кто-то большой и сильный и отправил пузырь со смотрителем из карантина в общую массу. А затем задумчиво посмотрел вверх, словно пытался разглядеть кого-то в бесконечной пустоте. ТМ
Оксана Устинова
ПРОСТАЯ МАТЕМАТИКА
4'2013
Рвануло так, что заложило уши. Меня-швырнуло на пол, потом наступила темнота. Я схватился за глаза, не сразу сообразив, что просто вылетело освещение. Взвыла сирена, и зазвучал лишённый интонаций голос корабельного автодиспетчера:
— Внимание, тревога! В столовой авария уровня К-14!
Через несколько секунд включилось тускло синеватое аварийное освещение.
Я ощупал ноги и руки. Ныло ушибленное плечо, но в остальном — порядок. Поднявшись, я кинулся к Маше. Она сидела на полу рядом с перевёрнутой тарелкой спагетти и потирала голову:
— Со мной всё хорошо. Что это было?
Я осмотрелся: капитан жив и уже поднимается на ноги. Старпом стоит на четвереньках, мотая головой. Семёныч без движения лежит на полу.
— Мария, окажи помощь пострадавшим, — скомандовал капитан, но Маша уже извлекала из ниши в перегородке свой докторский чемоданчик.
— Нужно выяснить, что произошло. Проверьте всё, — добавил кэп.
Старпом чертыхнулся и заковылял к пульту, его руки закружили над светящимися разноцветными точками. Вспыхнул голографический дисплей.
Я снял с шеи цепочку с прибором для химическою анализа. Вообще-то я ношу ею из упрямства. Сейчас это ни к чему — на кораблях стоят мощные фильтры, которые защищают от любых химических или нуклеарных проникновений. И настраиваются они централизованно.