Клуб любителей фантастики 21
Шрифт:
Видя, что дело оборачивается долгой лекцией, Халдан решил перенести дискуссию с отцом на потом.
— Обширна? Как бы не так!
— Боже, откуда такая самоуверенность!
— Ничего подобного, папа! Файрватер совершил последний перелом, создав проход в волне времени. С этого момента математикам осталось только доводить детали. Готов биться об заклад, что следующий скачок в прогрессе человечества будет сделан психологами.
В глазах старика сверкнула молния.
— Психологи! Да ведь они имеют дело с неизмеримыми явлениями!
Не
— Ценностью обладает не только то, что поддается измерению. Как, следует из литературных произведений наших предков, они умели разве что воевать! И все же у них было нечто, утраченное нами — возможность защитить свою честь. Они бросали вызов, не дожидаясь директив шестнадцати различных комитетов. Эта великолепная гордость духа был задушена правлением социолога Генриха VIII — этого антипаписта, машинопоклоника, этого классового палача, попавшего под влияние Дьюи!
— Ты оскорбляешь национального героя! Думай, что говоришь, парень!
— О’кей, беру назад последнее замечание. Но взгляни правде в глаза, папа. Мы живем на лучшей из планет с самой совершенной социальной системой, и нам никуда идти, кроме как в самих себя. Следовательно, любое духовное возрождение будет взрывом, эпицентр которого — Министерство психологии.
Халдан-III бросился в атаку, забыв о шахматах.
— Я еще раз повторяю тебе, незадачливый грамматик: Министерство психологии ничего не добьется без математики! Клянусь льдами Ада, Файрватер понятия не имел о теологии, однако, посвятив себя Церкви, сконструировал истинно непогрешимого Папу, положив тем самым конец двузначным буллам и приспособленчеству!
— Вот именно, возьмем Файрватера, — ухватился Халдан за спасительное имя. — Он дал нам космические корабли — и что произошло? Часть мы потеряли во время разведывательных полетов, может быть, они и сейчас где-нибудь там плутают, несколько экипажей вернулось с космическим безумием, и триумвират запретил дальние полеты. Социология и психология восстали против нас! Где теперь эти корабли? Их осталось только два, оба с сокращенными экипажами курсируют только на Ад и обратно. Нам подарили звезды, а у нас не хватает мужества вскрыть подарок и посмотреть, что там внутри. Какой после этого вклад могут сделать математики?
Захваченный врасплох искренней самоотверженностью сына, Халдан III сменил тон и по-стариковски ворчливо проговорил:
— Если бы ты проводил в лаборатории столько же времени, сколько в картинных галереях, можно было бы сделать какое-нибудь серьезное открытие вместо той бессмысленной теории седиментации, которую вообще можно не принимать в расчет.
Халдан, приняв кроткий вид, поинтересовался:
— Папа, а за тобой была какая-нибудь теория, когда тебе было столько, сколько мне сейчас?
— Ах ты, щенок! — гордость за сына смягчила гаев, — Дай тебе Боже за всю свою жизнь познать в математике хоть десятую долю того, что знаю я! Твой ход!
Халдан взглянул на часы. Времени оставалось в обрез. Нужно было собираться на концерт, поэтому он поставил старику мат в четыре хода.
— Еще разок? — спросил Халдан-III. — Можно на пари.
Пари заключалось на джин с тоником, причем проигравший должен был приготовить этот коктейль и подать его.
— Не стоит, папа. Я не садист. Но коктейль я тебе сделаю.
Это было не просто приглашение выпить, а предложение мира, которое отец охотно принял.
Когда Халдан смешивал джин, отец, собиравший шахматы, произнес:
— Кстати, насчет Файрватера, в субботу в городской Аудитории Грей-стоун будет читать лекцию о явлении Файрватера. Пойдешь со мной?
— Звучит заманчиво, — ответил Халдан, выжимая лимон.
Это было действительно интересно. Грейстоун, министр математики, принадлежал к числу тех немногих ученых, которые разбирались в теории Одновременности, положенной в основу принципа действия космических кораблей. Кроме того, он обладал даром доступного изложения.
— Надо бы сходить.
— Это пока только конфиденциальные сведения, но вчера я звонил в Вашингтон и разговаривал с Грейстоуном. Он обещал попытаться захватить с собой второго пилота со «Стикса» или «Харона».
Халдан поставил перед отцом стакан и сказал:
— Если ему удастся выдавить хоть несколько слов из этих угрюмых молчунов, это будет истинным чудом.
— Такое по силам разве что Грейстоуну.
Выказывая общепринятое пренебрежение к космонавтам, Халдан в глубине души относился к ним с тайным уважением. Участники первых космических экипажей, сформированных более ста лет назад, и дожившие до нынешних времен, были самыми мужественными из мужчин.
По телевидению часто показывали пилотов, приземляющих свои многотонные корабли скорби на земных космодромах — людей мрачных, неразговорчивых и почти бессмертных, поскольку за целое столетие они старились по земному времени всего на несколько месяцев. У Халдана создалось впечатление, что рослые, широкоплечие космонавты, сложенные крепче, чем их тщедушные потомки, с радостью вообще не возвращались бы на Землю, если бы не требовалось обновлять запасы.
— Я с удовольствием схожу на лекцию, — пообещал Халдан, — если, конечно, не возникнет что-нибудь более важное.
— Что может быть важнее лекции Грейстоуна о Файрватере?
— Послушай, папа. — Халдан положил руку на плечо отца. — Если я нужен тебе как переводчик, так и скажи. Но могу тебя заверить: чтобы понять Файрватера, требуется не столько разум, сколько интуиция.
— Тоже мне, учитель нашелся!
Халдан шел на концерт камерной музыки, не особенно надеясь на встречу с Хиликс, и, конечно, не нашел ее там. После посещения незатейливого джаз-сейшн, он отправился в кафе «Сирена», место весьма почитаемое поэтами.