Клуб неисправимых оптимистов
Шрифт:
— Мне едва хватает денег на крошечный номер в гостинице, заботиться о тебе времени нет. Может, ты последний негодяй, но это не имеет значения, я тебя не брошу. Жить будешь у меня, а если хозяин начнет выступать, переедем. В общем, разберемся.
24
«И ни слова маме. Я больше не желаю о ней слышать. Ты понял? Выкручивайся как хочешь, иначе…»
Франк не оставил мне выбора. Общаясь с Сесиль, я делал вид, что ничего не знаю, дома все происходило иначе. С того дня, как Франк ушел, хлопнув дверью, мы перестали о нем говорить, даже имени его не упоминали, но он никуда не делся, он был среди нас, когда мы здоровались или улыбались друг другу, спрашивали:
У моих родителей был повод чувствовать себя победителями. Открытие обновленного магазина стало настоящим событием и удостоилось фотографии на восьмой полосе «Франс суар». Папа увеличил снимок и напечатал проспекты, которые курьер разложил по почтовым ящикам жителей Пятого, Шестого и Тринадцатого округов. Эффект не заставил себя ждать. Успех превзошел все самые оптимистичные ожидания, заказов было так много, что родители едва успевали обслуживать клиентов. Папа руководил своей командой с изяществом дирижера, все замечал, улыбался, шутил, разруливал конфликты между продавцами, облаченными в пиджаки гранатового цвета, предлагал рассрочку клиентам, которым не хватало наличных средств. Мама не сразу согласилась с этой идеей — несмотря на американские семинары, в торговле она придерживалась традиционных устоев.
— Бедных людей намного больше, чем богатых, — если мы хотим увеличить оборот, нужно продавать товар тем, кто умирает от желания купить то, на что у него нет средств. Мы должны торговать в кредит.
Филипп Делоне вернулся на работу, чтобы помочь дочери и зятю, и объявил успех своей заслугой, но в некоторых его высказываниях чувствовалась горечь. Он не мог смириться с невероятной аморальностью и глубинной несправедливостью: Поль Марини — болван, выходец из рабочей семьи, неуч — придумал удачную идею и гребет деньги лопатой. Да, торговля изменилась. Преуспеть можно и без образования. Завтрашний мир будет принадлежать выскочкам и ловкачам. Папа не упускал случая напомнить тестю о его мрачных — несбывшихся! — предсказаниях и с наслаждением проворачивал нож в ране, походя сообщая, что оборот вырос в десять раз, а выручка — в пятнадцать. Мама вела подсчеты на электрическом калькуляторе — складывала цифры, разрумянившись от счастья. Родители поговаривали об открытии второго магазина. Папа нашел помещение на авеню Генерала Леклерка, но мама дала задний ход, слишком много средств требовалось вложить. Они поссорились, но папа не отказался от своей идеи: он приглядывался к зданию на улице Пасси, надеясь однажды осуществить мечту всей своей жизни — открыть магазин в Версале:
— Безденежные бедняки — это неплохо, но богачи все-таки лучше.
Когда я появился в магазине, папа перепоручил клиентов продавцу и подошел ко мне:
— Рад тебя видеть.
— Мне нужно с тобой поговорить. Это важно.
Мы шли вниз по авеню Гобеленов, и я пытался объяснить папе сложившуюся ситуацию. Он все время меня перебивал, задавал вопросы, и я терял нить разговора. У церкви Сен-Медар мы присели на лавочку.
— Зачем ждать до завтра?
— Франк так захотел.
— Где он?
— Не знаю.
— Что за игру он затеял? Не понимаю. У него была отсрочка. Это из-за подружки?
— Сесиль не в курсе. Она в отчаянии и даже пыталась покончить с собой!
— Что ты такое говоришь?! Я — твой отец. Понимаешь, что это значит? Я единственный, кому вы можете полностью доверять, но и ты, и Франк ведете себя со мной как с чужим человеком!
— Я узнал обо всем два дня назад, а до того считал, что Франк завел новую подружку.
— Все это чистый бред! Никто не идет служить добровольно. Меня призвали, когда в стране объявили всеобщую мобилизацию. Выбора не было. Сам я ни за что не пошел бы в армию. Нужно быть законченным идиотом, чтобы встать под знамена ради каких-то там идеалов! Он не знает, что такое война, не понимает, что это не игра.
— Знай ты Сесиль, сказал бы, что твой старший сын просто рехнулся.
— Я позвоню Филиппу, у него есть связи в Министерстве обороны.
— Бесполезно. Он не отступится.
— Значит, мы ничем ему не поможем?
— Он ждет нас завтра, в четыре, в отеле «Терминюс», это у выхода из метро «Шато-де-Венсен»… Да, еще… он не хочет, чтобы мама знала.
— Из-за той ссоры в день открытия?
— Из-за… не знаю. Спросишь у него сам.
— У меня завтра гора работы, но я приеду проститься.
25
Отработав ночную смену, Игорь вернулся в больницу за своим неизвестным. Он подошел с Сюзанне, чтобы попросить необходимые лекарства или хотя бы рецепт, на что она ответила, дернув плечом:
— Для него у нас никаких лекарств нет!
Она отстранила Игоря и ушла с сестринского поста, даже не попрощавшись. Игорь отправился в палату, чтобы собрать вещи пациента (которые сам же ему и купил!) в пластиковый пакет. В дверь постучали, вошел инспектор Маго. В руке он держал листок бумаги:
— Эта история не давала мне покоя. Я сделал запрос в службу поиска пропавших префектуры полиции, там работает один мой антильский друг. Он с Мартиники, но, когда может, оказывает мне услугу. Он провозился всю ночь и обнаружил заявление одной квартирной хозяйки, у которой пропал жилец, апатрид, немец по происхождению. Подобные исчезновения полиция расследует в последнюю очередь. Но ничего другого у нас все равно нет.
— Вы думаете, что…
— Я решил, что мы можем сходить по адресу и проверить. Это недалеко. Будет проще, чем вызывать даму в комиссариат. Появится хоть какая-то ясность.
— Конечно. Я готов. Как предположительно его зовут?
Инспектор Маго надел очки и прочел написанное на бумажке имя:
— Вернер Тель… Вернер Толлер.
Игорь взял мужчину за руку и улыбнулся:
— Вы — Вернер Толлер?.. Так вас зовут?
Человек задумался:
— Вернер Толлер?.. Это имя ничего мне не говорит. Я не знаю Вернера Толлера.
— Возможно, его зовут иначе, — заметил инспектор.
Май в том году выдался пасмурный, свинцовое небо поливало Париж мелким дождиком. Инспектор был без машины, и они спустились в метро на станции «Сен-Марсель», чтобы проехать несколько остановок. Настроен Маго был, скорее, скептически.
— Если я правильно понял, вы работали санитаром в больнице, куда шофер такси, русский, привез раненого человека. Вы прониклись друг к другу симпатией, и он предложил вам работать на него ночным таксистом.
— Он — французский гражданин. Я — нет. Вы правы, все произошло именно так.
— Немного странно, не находите?
— Такова жизнь. Я должен приспосабливаться.
— Почему вы о нем заботитесь? — Инспектор кивком указал на предполагаемого Вернера Толлера, смотревшего через вагонное стекло на пролетавшие мимо картины незнакомого города.