Клуб непобежденных

Гарднер Лиза

— Бог ты мой, девочка, отца твоего ребенка только что убили. Не хватит ли насилия на сегодняшний день?

Душещипательные слова сыграли свою роль. Плечи Тани поникли. Подбородок опустился. На какой-то момент Гриффину почудилось, что маленькая яростная защитница Эдди, эта дикая кошка, вот-вот заплачет. Но, однако, она устояла. Взяв себя в руки, Таня кивнула миссис Комо, чтобы та открыла дверь.

Внутри домика все было почти так, как представлял себе Гриффин. Тесная кухня со вздыбленным линолеумом, наставленные повсюду плошки с детской едой. Примыкающая жилая комната

с вытертым ковром на полу и просевшим старым диваном. Самым новым и дорогостоящим предметом в комнате был серо-голубой детский манеж, помещенный возле окна. Таня тут же устремилась к нему, но обернулась и сверкнула глазами на Фитца, сообразив, что не может взять своего сына на руки. Она выразительно погремела за спиной наручниками.

— В следующий раз думай, прежде чем царапаться, — откликнулся из кухни Фитц.

Для Гриффина дети были слабым местом (он в самом деле любил их запах), и он подошел к манежу. Сын Тани — а также, видимо, и Эдди — безмятежно дрых на животе, выставив кверху обтянутую «памперсом» попку и сладко пуская пузыри.

— Как зовут? — осведомился он у матери.

— Эдди-младший, — нехотя ответила она.

— Сколько ему?

— Девять месяцев.

— Красавец. А меня, кстати, зовут сержант Гриффин. Полиция штата по городу Провиденсу, — сверкнул улыбкой офицер.

— Вы арестовали тех сук за убийство моего Эдди?

Гриффин понял, что под суками она подразумевает Мег Песатуро, Кэрол Розен и Джиллиан Хейз.

— Нет.

— Тогда пошел ты! — Таня повернулась и направилась из комнаты в прихожую. Вот и будь после этого хорошим копом. Гриффин вернулся в кухню, где миссис Комо гремела кастрюлями, кажется, собираясь что-то готовить. Здесь же, за обшарпанным столом, жуя нижнюю губу, сидел Фитц. Он явно не знал, как вести себя дальше.

— Эй ты, из полиции штата! — опять раздался голос Тани с другого конца дома. — Иди сюда. Я хочу кое-что тебе показать.

— Остерегайтесь ее когтей, — тихо предостерег его Фитц. — И зубов.

Гриффин осторожно двинулся по узкому коридору. Но похоже, Таня пока больше не помышляла сеять смерть и разрушение. Она неловко указывала своими скованными руками на коричневый, с золотом, фотоальбом, заткнутый между книг на провисшей книжной полке.

— Достань это. Я хочу тебе кое-что показать.

Гриффин сначала внимательно осмотрел полку. Не обнаружив признаков западни, осторожно вытащил альбом. Увидев, что Таня все еще не собирается его укусить, сержант проследовал за ней в кухню, где она проинструктировала его, куда положить альбом, в каком месте открыть и на какие снимки смотреть. Гриффин уже начинал спрашивать себя, не отправился ли Эдди в тюрьму только затем, чтобы сбежать из дому.

— Гляди! — велела Таня, когда Гриффин наконец нашел нужную страницу. — Видишь? Это мы с Эдди. Посмотри на это лицо. Разве это лицо насильника?

— Никто из них не рождается с особой печатью на лбу, — мягко и спокойно ответил Гриффин, хотя и понял, что Таня имеет в виду. Эдди и впрямь был симпатичным парнем. Невысокого роста, но подтянутый, опрятно одетый — отглаженные брюки цвета хаки, темно-синяя рубашка. Приятные четкие черты лица, аккуратно

причесанные черные волосы. Встретив такого на улице, подумаешь о нем только хорошее.

— А теперь взгляни на меня. — Таня указала подбородком на фотографию, где она позировала в облегающем черном платье, роскошно обвиваясь вокруг Эдди. — Я горячая, страстная. Простая и безыскусная. Парни вились за мной с двенадцати лет. И я знаю, как осчастливить мужчину. Когда у парня есть такая девушка, будьте уверены: кормиться он придет домой.

— Много ты могла там настряпать, на седьмом месяце, — подал голос Фитц.

Таня одарила его взглядом, полным чистейшего яда.

— Я доставляла Эдди наслаждение, будьте спокойны! Я доводила его до чертовского экстаза только так, мать вашу! — Она бросила взгляд в сторону плиты. — Извините, миссис Комо.

Женщина промолчала. Выражение ее лица не изменилось за все то время, что они тут находились. Ни скорби, ни ярости, ни протеста, ни страха. Сейчас она размешивала что-то в огромном металлическом котле. Судя по запаху, Гриффину показалось, что это отбеливатель. Потом он понял: она собирается кипятить ползунки. Сержант окинул взглядом кухню — тесное маленькое пространство, заполненное детской едой, детскими тряпками, детскими игрушками. И понял все остальное. Для миссис Комо Эдди отсутствовал уже почти год. Теперь вся ее жизнь вертелась вокруг внука.

Двое мужчин Комо уже ушли в никуда, одному еще предстоит уйти. Размышляла ли она над этими вопросами? Терзалась ли этими мыслями по ночам? Плакала ли по этому поводу, когда никто не видел ее? Или же то был просто факт бытия, рядовое обстоятельство для женщины вроде нее? Для женщины, волею судеб поставленной в такие условия, живущей такой жизнью? Похоже, слишком часто служба сталкивала Гриффина с жизненными историями такого рода. Неожиданно его охватила грусть, и это расстроило Гриффина еще больше. На такой работе надо обнести душу толстой стеной. Если хочешь быть копом и сохранить спокойствие души, необходимо поделить эту самую душу на отдельные, не связанные одна с другой части.

Ему придется в самое ближайшее время пробежаться трусцой. Разыскать боксерскую грушу. Молотить по тяжелой коже, пока из тела не выйдет, не испарится все напряжение и не останется никаких эмоций. Тогда он опять сможет притворяться, что печальные старые женщины не выворачивают наизнанку его душу и не терзают совесть. И что по прошествии двух лет он не тоскует отчаянно по своей покойной жене.

— Вы говорите, что были с Эдди в те вечера, когда произошли нападения? — спросил Гриффин у Тани.

— Да, была. Но конечно, папаша шпик мне не поверил. — Она метнула на Фитца еще один взгляд. Тот в ответ льстиво улыбнулся. — У нас тогда была квартира, — продолжала Таня. — В приличном месте, в Уорвике. Эдди ведь зарабатывал хорошие деньги в Центре переливания крови. Это непростая работа, знаешь ли. Ему пришлось специально учиться, ходить на курсы. Эдди был умный. У него были большие планы. И он взаправду любил свою работу. Помогать людям и все такое. Мы жили дай Бог каждому.

— Никто не видел вас с ним вместе в те вечера.