Клуб неверных мужчин
Шрифт:
«Лучше бы она пила, — тоскливо подумал Турецкий. — Глядишь, и подкинула бы что-нибудь интересное».
Она говорила о столь важной для общества работе мужа, о том, как сильно он уставал в своем министерстве. Вспоминала, как прекрасно они отдыхали — прошлым летом ездили на Мальдивы, в этом году собирались на Маврикий. Принесла семейный альбом, стала показывать фотографии двадцатилетней давности, и в самый драматический момент ее глаза наполнились слезами, она отвернулась, а когда снова посмотрела на него, глаза были сухими. По работе в «кризисной» комиссии Татьяна Вениаминовна информации не имеет, — насколько она знала, комиссия толком не успела приступить к работе. События того злосчастного дня? Рядовое воскресенье, до одиннадцати утра они с мужем валялись в постели, потом он припал к телевизору,
— Кстати, где ваша собака? Говорят, у вас очаровательный спаниель?
— Зайку Павел забрал — еще перед похоронами, — пробормотала вдова. — Он ведь глупый, ему не объяснишь, что в доме траур. Носится, лает, путается у всех под ногами. Глупо, конечно, но ведь все, что случилось — случилось у Зайки на глазах…
В шесть вечера пришла домработница Галина — очень порядочная и трудолюбивая женщина, работает в семье больше года, никаких нареканий. Сделала свои дела и в семь с небольшими минутами убыла домой. К этому времени Георгий Львович уже отсутствовал. Потом Татьяна Вениаминовна заволновалась: слишком долго он выгуливал Зайку, позвонила ему на сотовый. В трубке звучали длинные гудки, Георгий Львович не отвечал, а это было, по меньшей мере, странно: он очень обязательный человек. Вышла в подъезд, побежала на улицу, стала опрашивать охранника. Тот пожимал плечами, а подвору носился, путаясь в поводке, безбашенный Зайка…
Не было у нее в тот день «особых» предчувствий. Поэтому когда в нише между третьим и четвертым этажами обнаружилось тело супруга, до нее не сразу дошел трагизм положения. Она села на корточки, трясла его, спрашивала, зачем он влез головой в какую-то краску. Слава Богу, подбежали соседи, вернувшиеся с дачи, иначе она бы точно умом тронулась. Оттащили ее, позвонили в милицию. Она не помнит, как ей сделалось плохо, просто стены подъезда зашатались, потолок поплыл, она лишилась чувств. Когда очнулась дома на диване, над ней уже колдовал врач из «скорой». Оказалось, просто обморок…
— Скажите, Татьяна Вениаминовна, в тот день не происходило событий, которые могли бы показаться странными? Например, телефонный звонок, беспокойное поведение Георгия Львовича, что-нибудь другое, способное навести на размышления?..
— Не сказала бы… — она задумалась, пожала плечами. — Георгий Львович беспокойства не выказывал. Занимался своими делами, долго блуждал по Интернету — изучал сводки с мировых финансовых площадок, лазил по каким-то специфичным банковским сайтам, читал анекдоты… Позвонила старая подруга — мы учились когда-то вместе, — Татьяна Вениаминовна бледно улыбнулась. — У нее маниакальная страсть — похудеть. Записалась в какую-то группу, где голодают коллективом. Вот и поголодала на три тысячи долларов. Георгий Львович еще посмеялся: инжектор, дескать, себе промыла…
То, что сделал дальше Турецкий, было не очень некрасивым поступком. Но чего не сделаешь ради получения дополнительной информации? Он выразительно посмотрел на бутылку, стоящую под столешницей из закаленного стекла, немного виновато — на собеседницу. Та перехватила его взгляд, насторожилась.
— Татьяна Вениаминовна, вы, кажется, предлагали выпить? Стыдно признаться, но я бы немного промочил горло.
— Правда? — оживилась женщина. Она не стала размышлять, чем вызван такой поворот. — О, Александр Борисович, конечно, давайте выпьем! Но зачем нам пить эту бразильскую бурду? Давайте выпьем что-нибудь достойное…
Она добежала до бара, зазвенела хрусталем. В следующее мгновение перед Турецким красовался пузатый граненый фужер, а еще один вдова неловко пыталась удержать совместно с дорогим французским коньяком. Он поспешил на помощь, разлил напиток по фужерам. Сделал глоток — да простят его гаишники. Украдкой покосился, как вдова, прикрыв глаза, медленно, без остановки высасывает свою дозу.
— Замечательный напиток, Татьяна Вениаминовна.
— Дерьма не держим, — она поставила на журнальный столик пустой фужер. — Знатная отрава… Простите, что без закуски. Так не хочется идти на кухню… Да там, похоже, ничего и нет. Крабы кончились вчера, а телячья вырезка заморожена. Галина придет не раньше часа, что-нибудь принесет, приготовит.
«Лучше всего элитный коньяк оттеняет килька в томате», — вспомнил Турецкий спорный постулат.
— Георгий Львович не был упертым вегетарианцем, но ел мало мяса… — женщина обмякла, потекли воспоминания. — Предпочитал рыбу, индейку, курицу… Всякий раз, когда Галина покупала на базаре телятину, советовал ей приготовить говядину по-английски.
— Это блюдо такое? — удивился Турецкий.
— Такое блюдо, — кивнула вдова. — Забрать кусок говядины и уйти, не попрощавшись.
Она откинула голову, засмеялась беззвучным смехом. Вершиной свинства было бы подлить ей еще. Именно так Турецкий и сделал (разумеется, в глубине души себя ненавидя). Вдова равнодушно наблюдала за его манипуляциями, подтянула к себе валик, подоткнула его под локоть. Красивые глаза затягивались поволокой. Непростое, должно быть; ассорти — французский коньяк поверх бразильской кишасы (без закуски). На этот раз он лишь чуток лизнул, а вдова опять выпила без остатка.
— Ладно, — выдохнула она, оттолкнув от себя фужер. — Что было, то было, значит, Богу так было мило… Что еще желаете услышать, Александр Борисович? Не я ли организовала убийство собственного мужа? — она засмеялась. — Нет, это была не я. Хотя порой, конечно, основания имелись…
А вот с этого места хотелось бы подробностей. Турецкий не настаивал, только осторожными репликами направлял монолог вдовы в нужное направление. Да, первые годы у них все было нормально, счастливая московская семья, хороший достаток, маленький ребенок. А знает ли уважаемый сыщик, что Георгия Львовича однажды чуть не посадили? Да-да, имеется в биографии неприглядный эпизод. Еще до министерства — работал в финансовом отделе машиностроительного завода, и выявилась крупная афера — целый цех с новейшим оборудованием ушел налево. Прокуратура драла работников на куски, над Георгием Львовичем мерцал конкретный срок и конфискация, хотя его участие в афере было незначительным. Спасла его Татьяна Вениаминовна. Тогда еще был жив ее отец, проработавший много лет судьей. Она просила похлопотать за непутевого мужа. Пришлось внести «определенным» лицам определенную сумму, после чего уголовное преследование прекратилось. Урок Георгий Львович вынес, больше не попадался. Но втихаря мухлевал. Несколько раз она просила его уйти со скользкой дорожки, иногда он слушался, иногда нет. Но дело прошлое, станет ли уважаемый следователь копаться в старых делах? А в целом Георгий Львович был законопослушный гражданин, принесший немало пользы Отечеству…
Уважаемого следователя, наверное, интересует, не изменял ли Георгий Львович жене? О, нет, в прошлом году у Георгия Львовича наметились некоторые проблемы, гм… Ну, вы понимаете? Упал, так сказать, до исторического минимума. Шутка показалась вдове настолько удачной, что она от смеха чуть не опрокинула журнальный столик с дорогим напитком. К его чести следует сказать, что Георгий Львович немедленно обратился к врачу, проблема была ликвидирована, но психологическая опаска осталась, так что она очень сомневается, что Георгий Львович промышлял на стороне. В любых делах, за которые он брался, он крайне боялся опозориться. В связи с психологическими барьерами, он, вероятно, и начал попивать несколько лет назад. Поначалу Татьяна Вениаминовна не придавала этому большого значения: все-таки у человека новая ответственная работа, требующая нервов и напряжения. Но запустили проблему, пришлось обращаться в клинику. Нет, он не был буйным алкоголиком, но за стол без стопочки не садился. Часто ночью просыпался, забирался в бар, содержимое которого стремительно таяло…
— И все же, Татьяна Вениаминовна, — настаивал Турецкий, — не было ли странных событий в последние дни? Вспомните, очень вас прошу.
— Нальете? — пробормотала вдова. — Тогда, может быть, и вспомню…
Он налил — не сказать, чтобы с удовольствием.
— Скажу, — пролепетала вдова заплетающимся голосом, опустошив фужер. — За день, по-моему, в пятницу или в субботу… — она помолчала, собираясь с духом. — Не буду говорить, что я вспомнила, я всегда это знала, просто никому не хотела говорить… вряд ли это имеет отношение к его смерти.