Клуб одиноких вдов
Шрифт:
– Так есть же кафедральный собор, – удивилась Марина. – И десяти лет не прошло, как построили. Столько денег потратили!
Она точно знала сколько. Ведь главным спонсором этого храма был ее муж. По сути, на его деньги кафедральный собор и был выстроен. Это произошло незадолго до его смерти. Он как будто чувствовал ее неотвратимое приближение, и все время торопил строителей, словно боясь не успеть. Пытался получить прощение за свои грехи, неведомые ей? Но об этом Марина никогда не спрашивала. Значит, так ему было надо, этого требовала его душа. А она, как умная жена, не спорила с ним. Ну, или почти никогда, дура-баба…
Размышления
– Кто бы это мог быть? – спросила она, с недоумением взглянув на Таню. – Я никого не жду.
– А сейчас узнаем, – откликнулась та. – Если добрые люди, то впустим. Ну, а недобрых поганой метлой выметем!
– Только не вздумай грубить, – предостерегла ее Марина. – А то знаю я тебя!
Но девушка уже вышла из столовой и не слышала последних слов, на которые непременно бы обиделась.
Вернулась Таня только через пять минут, когда Марина извелась от ожидания и собиралась уже выйти сама. В руках у девушки был золоченый поднос, на котором лежал большой красивый конверт с нарисованным на нем плачущим ангелом, обнимающим крыльями надгробие.
Взгляд Марины невольно затуманился. Она знала, что это за конверт. Внутри него находилось приглашение, от которого она не могла отказаться, как часто делала с другими в последние годы.
– Посыльный принес, – сказала Таня, всем своим видом выражая неодобрение. – Сказал, что должен передать лично в руки. Даже настаивал, нахал! Но я ему ответила, что в столь ранний час вы никого не принимаете, и если он хочет личной аудиенции, то пусть ждет за воротами, а в дом мы незнакомого мужчину ни за что не впустим…
Марина не слушала девушку, а потому и не прерывала. Ее мысли были далеко отсюда и во времени, и в пространстве. Обычно она не выносила почти физически, когда ее принуждали к чему-то, и яростно сопротивлялась любому насилию над собой. Но когда-то она сама захотела этой кабалы, в первые месяцы безысходной тоски и отчаяния после смерти мужа, и была даже рада, что есть место, где она может выплакать свое горе в компании таких же безутешных женщин. Ей так казалось тогда. Но со временем выяснилось, что это оказалось заблуждением. «Видимо, на миру красна бывает только смерть, а горе надо выплакивать в одиночестве», – думала она. – «Я влипла, как муха, возомнившая себя пчелой, в мед. Или пчела, возомнившая себя мухой, во что-то похуже. Но винить в этом некого, кроме себя. А потому, если насилие неизбежно, то расслабься, голубушка, и получи удовольствие».
– Конверт, – сказала Марина. – Распечатай его.
Таня охотно выполнила распоряжение.
– Прочитай, – велела Марина.
Девушка, словно прилежная ученица, отвечающая урок, начала громко, с выражением, читать послание, отпечатанное крупным шрифтом на плотной, очень дорогой бумаге.
– Клуб одиноких вдов…
Голос Тани дрогнул, она с немым вопросом взглянула на хозяйку, но та только кивнула, предлагая ей продолжать.
– …приглашает Марину Львовну Тукову на очередное заседание, которое состоится…
– Это можешь пропустить, – махнула рукой Марина. – Такого-то числа, в такое-то время, по такому-то адресу… Это все как обычно. Переходи сразу к главному – к повестке. Чем будут угощать на этот раз?
Но Таня ее не поняла, воспринимая по своему обыкновению все слова буквально.
– Здесь нет меню, – растерянно сказала она. – Наверно, голодом будут морить. Вам бы хорошенечко поужинать дома, Мариночка Львовна, перед тем как отправиться в этот, как его…
– Клуб одиноких вдов, – звучно и четко произнесла Марина, словно вынося приговор самой себе за недавние невольные мысли. Она уже раскаивалась в них. Это была минутная слабость, вызванная сожалением о том, что уже никогда не вернется.
Она встала из-за стола и прошла мимо удивленной ее официальным тоном Тани. В дверях остановилась и, не оглядываясь, бросила через плечо:
– Кстати, приготовь мне на вечер платье – то, черное, которое висит в шкафу, с накладным вышитым воротничком. Я заеду после работы переодеться.
И добавила, уже почти выйдя из столовой:
– А ты сегодня вечером свободна. Сходи в кино, в театр, в кафе. В общем, развлекайся. И за меня тоже. Счет я оплачу.
И быстро ушла, чтобы не видеть осветившееся радостной улыбкой лицо девушки и не выслушивать ее благодарность. На душе у Марины скребли кошки. Даже разноцветные краски сада за окном разом поблекли, словно небо обволокла грозовая туча, отбросив мрачную тень на весь мир.
Подобное случалось каждый раз, когда она получала приглашение от Клуба одиноких вдов. Впрочем, так было не всегда. Однако Марина упустила тот момент, когда она начала относиться к этому именно так. И, как ни старалась, не могла припомнить. Быть может, потому что подсознательно сама этого не хотела. Ведь, весьма вероятно, это началось, когда она решила заказать свой портрет. Но думать так означало бы оскорбить память мужа. А потому она гнала от себя эти мысли, тем самым не давая ни единого шанса прозрению.
В такие дни она хорошо понимала волков, тоскливо воющих на луну. Если бы она была не человеком, а волчицей, то выла бы тоже. Быть может, это принесло бы ей облегчение, как верующему – его молитвы. Если только волкам это помогает избавиться от тоски. А вот в этом Марина не была уверена. Поэтому она никогда и не молилась, даже заходя иногда в церковь, построенную на деньги ее мужа. Как говорил при жизни Олег, котлеты отдельно, а мухи отдельно.
И Марина была с ним согласна, хотя какое отношение это имело к религии, она так и не смогла понять.
Глава 2
Джип, тихо урча мотором, выехал за ограду, автоматические ворота медленно закрылись за ним. Шоссе, ведущее в город, начиналось в ста метрах от коттеджного поселка, в котором она жила. Домов здесь было немного, виднелись только крыши, возвышающиеся над высокими заборами. Но даже по крышам можно было понять, что жили в этих домах солидные, респектабельные люди, если в чем и нуждающиеся, так это лишь в уединении и покое.
Вскоре Марина осторожно встроилась в поток машин, пока еще редкий в этот час. При этом она в очередной раз подумала, что неплохо было бы установить светофор, чтобы не рисковать каждый раз, выезжая с второстепенной дороги на главную. Иногда ей не хватало терпения дожидаться, пока кто-нибудь уступит ей дорогу, и она нарушала все правила, отвоевывая себе место в бесконечном ряду стремительно двигающихся автомобилей. Все спешили, и мало кто из мужчин проявлял галантность, видя женщину за рулем. Но женщины были еще хуже. Они никогда не уступали ей дороги, а вдобавок издевательски сигналили, проезжая мимо. Ее джип ярко-красного цвета бесил их, как красный плащ матадора – быков. Марина искренне ненавидела всех женщин за рулем, оправдывая саму себя только насущной необходимостью.