Клубничный блеф. Каван
Шрифт:
— Таллия, я не мог просто так отпустить её, понимаешь? Я видел, сколько жестокости было в её поступках и словах. Она обманывала и уничтожала тебя. Избила тебя до полусмерти. Она… чудовище. И я решил, что отомщу за тебя. Знаю, что не имел права, но я не жалею.
Прости, но я тоже чудовище и всегда буду таким. Всегда буду защищать тебя. Всегда и всем буду мстить за твою боль, Таллия. — Каван касается моей руки, и я открываю глаза.
— Почему я ничего не чувствую? У меня в груди только пустота, Каван. Я не виню тебя. Я даже… рада. Я плохая. Я такая плохая.
Она же моя мать.
—
Когда нам причиняют боль, особенно физическую, те, кого мы любили, мы ломаемся. Мы отрываем от себя эти куски и освобождаемся.
— Не нужно, — я отодвигаюсь от Кавана, не желая его прикосновений. — Не нужно убеждать меня в том, что всё будет хорошо. Да, жизнь продолжается, но хорошо не будет. Я это знаю. Я всё понимаю и хочу уйти. Где Ал? Ал в ужасе, наверное.
Я начинаю приподниматься, но Каван нажимает на моё бедро, вынуждая меня рухнуть обратно на кровать. Я кривлюсь от боли, но не издаю ни звука.
— Ты никуда не пойдёшь, Таллия. Тебе нужен отдых. Твой друг в порядке. Вас выселили из квартиры, но мои люди вставили новую входную дверь и со всем разобрались. Сначала я забрал твоего друга сюда, а потом предоставил ему одну из своих квартир недалеко отсюда. Он в порядке, а ты нет. Поэтому ты никуда не пойдёшь, — настойчиво говорит Каван.
— Я теперь твоя рабыня?
— Что за глупости? Тебе некуда идти, это раз. Все твои вещи здесь, это два. Ты ещё не пришла в себя, это три. Тебе необходим отдых и полное восстановление, это четыре. Ты нуждаешься в заботе, это пять. Тебе достаточно причин, почему я не позволяю тебе уйти? — спрашивает Каван и бросает на меня взгляд.
— Зачем? Зачем ты это делаешь? Какой смысл? Зачем тебе нянчиться со мной? Я не твоя сестра и не хочу такую гиперопеку.
Мне она не нужна. Я не собираюсь тратить твоё время. Между нами всё кончено, — отрезаю я.
— Какой смысл? Потому что я люблю тебя…
— Нет! — выкрикиваю я от страха. Не хочу этого слышать. Я не заслужила. Не имею права знать о чувствах Кавана ко мне. — Нет!
— Таллия, я люблю тебя, поэтому…
— Нет! Хватит! Перестань! — мне всё же удаётся вскочить на ноги и отойти от Кавана. — Нет, пожалуйста, не говори этого. Не нужно.
Не ври мне. Ты не любишь меня. Ты не можешь меня любить. Тебе просто скучно, вот и всё. Тебе нравится быть героем. Нравится о ком-то заботиться. Это не любовь! Ты заменил мной свою сестру! Ты…
— Чёрт, Таллия, закрой рот! Не вынуждай меня причинять тебе боль! — рычит Каван, вставая с кровати, и приближается ко мне.
— Дело не в моей сестре и моём маниакальном желании о ком-нибудь заботиться! Мне не нужна какая-нибудь неопределённая женщина, лишь бы о ней заботиться! Мне нужна ты, слышишь? — Каван хватает меня за плечи и встряхивает.
Всхлипываю от боли и с горечью смотрю на его искорёженное яростью
— Пожалуйста, не говори…
— Я люблю тебя! Люблю! Я люблю тебя, Таллия! Я люблю тебя за то, что ты стала для меня светом! Люблю тебя за то, что ты всегда находила слова поддержки для меня! За твою силу и храбрость! Я люблю тебя, чёрт возьми! Я уже давно люблю тебя! Я люблю тебя!
И не знаю, почему тебе противна сама мысль об этом! Я так ужасен?
Настолько уродлив? Плевать! Я не собираюсь заставлять тебя любить меня в ответ, Таллия! Я люблю тебя и буду рядом с тобой столько, сколько ты захочешь! Это моё решение, а не твоё! Не нужно любить меня в ответ! Я не требую! Но я всё равно буду любить тебя, что бы ты ни решила! — кричит он каждое слово мне в лицо, и его голос звенит у меня в ушах. Кажется, что хуже быть не может, но может. Каван разрывает меня на части. И я снова реву, как глупышка. Я плачу и скулю, а он обнимает меня. Он прижимает меня к своей груди и обнимает, словно я этого достойна. Нет…
— Тише, Таллия, я понимаю, как плохо тебе сейчас. Я понимаю твою боль. Но прошу тебя, не отталкивай меня. Я помогу тебе. Мы справимся. Я совершил много ошибок. Но я буду лучше. Ради тебя я буду меняться. Не хочешь, чтобы я работал на Ноланов. Плевать, я уволюсь. Хочешь уехать в деревню и выращивать цветы? Я стану лучшим садоводом. Хочешь стать высококлассным хирургом? Я буду помогать сдавать экзамены и ждать тебя дома. Хочешь ещё чего-нибудь? Я всё дам тебе. Только не отталкивай меня сейчас. Я знаю, что упустил момент. Знаю, что наговорил много дерьма и оскорбил тебя. Знаю. Но я буду исправляться. У меня больше никого нет, кроме тебя, Таллия. Я откажусь от всего мира ради тебя. От всего откажусь, но прошу, не закрывайся в себе. Поговори со мной. Расскажи мне, как это больно, когда тебя вышвыривают из памяти и перечёркивают всю твою заботу и любовь. Расскажи мне. Поделись со мной своей болью, и я проглочу всё, — Каван вытирает слёзы на моих щеках, а потом начинает быстро покрывать поцелуями моё лицо. Я должна быть так счастлива, ведь этот мужчина стал для меня мечтой, но лишь ненавижу себя.
— Я плохая, Каван. Очень плохая, — хриплю я.
— Это ложь. Ложь. Слова близких людей всегда для нас самые значимые, но если человек, действительно, любит, то он не скажет тебе таких ужасных слов. Он не позволит себе подобного, потому что никогда не разрешит себе обесценить любимого человека. И это всё ты дала мне понять. Ты научила меня сначала думать, а уже потом говорить. Ты многому научила меня. А теперь я научу тебя, как жить дальше. Позволь мне, — жарко шепчет Каван мне в губы.
Я так люблю его. Люблю всё в нём. Люблю его агрессию и желание защищать меня. Люблю его тяжёлый характер и язвительность. Люблю его за каждую ошибку и за каждое слово.
Люблю.
— Помоги мне, — выдавливаю из себя. — Кажется, я умираю внутри, Каван. Я умираю. Мне так больно.
— Мы справимся, Таллия. Мы справимся, — заверяет он меня.
И это местоимение «мы» такое сильное. Мы — это не просто один человек, это команда, это союз, это больше, чем весь мир. Ведь в местоимении «мы» две буквы, символизирующие двух людей, Инь и Янь, две идеально подходящие частицы в этом мире. Мы.