Кляча в белых тапочках
Шрифт:
Каково же было разочарование молодых Спиногрызовых, когда за два дня до назначенного праздника Капитолина Митрофановна тихо скончалась! Легла, как обычно, вечером в постель, а поутру не проснулась!
– Хорошая, легкая смерть! – на удивление, рассудительно сказала дочь бабы Капы Анна, периодически впадающая в маразм.
В словах Анны сквозила легкая зависть: старшей дочери бабы Капы и самой было уже за восемьдесят, и она тоже уже подумывала о скором переходе в мир иной.
– Молчите, мама! – рявкнула на Анну обычно тихая Нина.
В глазах непочтительной
– Вот же старая карга! – обругал покойницу Савва, вполне разделяющий чувства жены. – Нашла время, чтобы сдохнуть! Надо же было так нагадить людям! Убил бы ведьму!
– Лучше бы мне помереть заместо мамы! – вздохнула Анна.
Именно эти ее слова навели Савву на мысль, которая после обсуждения ее с Ниной оформилась в план действий.
О смерти Капитолины Митрофановны объявлять не стали. Тело старушки спустили в погреб – на время, до наступления ночи.
Но еще до того Савва успел смотаться в город, в оптический салон, и купить там цветные контактные линзы. Карие – для голубоглазой Анны, которая должна была заменить на праздничном торжестве усопшую Капитолину Митрофановну.
С линзами в глазах и в обычной одежде бабы Капы Анна легко сошла за свою матушку, никто из многочисленных гостей не заметил подмены. Не возникло бы никаких сложностей, если бы в какой-то момент Анна не потеряла одну линзу. Найти ее в суматохе массового гулянья Савва не сумел, поэтому заставил тещу немедленно надеть черные солнцезащитные очки. Анне в темных окулярах было неудобно, но зять бдительно следил за тем, чтобы она их не снимала.
– А она их сняла, и тогда-то я увидела ее голубой глаз! – сказала я. – И Генка, наверное, тоже увидел, он рядом со мной сидел!
Капитан воспользовался передышкой, чтобы хлебнуть минералки, которую налила ему в бокал заботливая Ирка.
– Значит, Генка напросился на неприятности, когда вызывающе распевал Анне песню про «Черноглазую», – поскольку меня никто не останавливал, продолжала рассуждать я.
– А еще он демонстрировал всем желающим, включая тебя, имеющуюся у него фотографию Капитолины Спиногрызовой с родственниками, а ведь на том снимке было видно, что глаза у бабушки карие, – напомнил Лазарчук.
– Кстати, а куда подевалась эта фотография? – поинтересовалась Ирка.
Капитан пожал плечами.
– Думаю, ее прихватил Савва, – предположила я. – Вместе с Генкиным блокнотом.
– С каким блокнотом? – заинтересовался Серега.
– У Генки была такая эксклюзивная записная книжка, я сама ее ему подарила, – пояснила я. – Кожаную обложку от нее я нашла в тумбочке у Саввы.
– Когда ты ее нашла, вчера? – оживился дотоле молчавший Колян. – Кыся, ты понимаешь, что это означает?
– Что поганец Савва приложил руку к смерти Генки, – мрачно кивнула я. – Или, во всяком случае, вывернул ему карманы. Красивый блокнот выбросить пожалел, жаба задушила, а фотографию, скорее всего, уничтожил.
– Кыся, да я не о том! – махнул рукой Колян. – Ты вспомнила, что заглядывала в Саввину тумбочку, а это значит, память к тебе возвращается!
– Ленкины воспоминания мы сопоставим с рассказом Сереги попозже, ладно? – попросила Ирка. – Сереженька, продолжай, мне страшно интересно!
– А мне просто страшно, – пробормотал Моржик.
– Чем дальше, тем страшнее, – кивнул капитан.
– Еще бы! – поддержала я. – Знали бы вы, как я испугалась, когда получила Генкино посмертное послание! Мороз по коже и дрожь в коленках!
– Так Генка действительно собирался раскапывать подозрительную грядку в поисках свежего захоронения бабы Капы? – поинтересовалась Ирка. – Для того и полез в сарай, хотел вооружиться лопатой? А что с обрушившимся на него сеновалом, он сам развалился, или это Савва постарался, чтобы Генка не раскопал чего-нибудь лишнего?
– Просила не перебивать, а сама лезешь с вопросами списком! – заметила я.
Лазарчук пожал плечами.
– Предполагаю, что без Саввы тут не обошлось, но это недоказуемо.
– А что вообще доказуемо в этой истории? – поинтересовался Колян.
– Дайте же человеку закончить рассказ! – закричала я.
– Леночка, вам нельзя волноваться! – обеспокоился моим состоянием доктор Топоркович.
Он озабоченно пощупал мне пульс и обвел господ присутствующих укоризненным взглядом поверх очков.
Народ притих, и Лазарчук продолжил повествование.
За исключением печального инцидента с трагически погибшим газетчиком торжество по поводу столетия Капитолины Митрофановны прошло благополучно, то есть Спиногрызовы получили все обещанные бабушке подарки, включая квартиру. Теперь столетняя старушка могла с чистой совестью помирать, особой необходимости в ней уже не было. В принципе переход бабушки в мир иной можно было бы на некоторое время отложить, гости в доме Спиногрызовых бывали нечасто, Анна, переодеваясь и надевая-снимая линзы, могла время от времени изображать бабу Капу. Но теща Саввы в отличие от своей матушки дожившей до ста лет без малейших признаков умственного расстройства, была несколько «не в себе» и могла ненароком сболтнуть что-нибудь лишнее. Если бы выяснилось, что Анна – это именно Анна, а вовсе не Капа, планы мошенников пошли бы насмарку. Спиногрызовы не могли так рисковать, значит, нужно было заткнуть старухе рот, желательно – раз и навсегда. Так что причиной смерти Анны стали склероз и маразм, ведь это они делали Саввину тещу неуправляемой, а ее поступки – непредсказуемыми.
– Но на самом деле ее убили милые детки, Савва с Ниной, да? – встряла я.
– Анна скончалась от передозировки снотворного, – пожав плечами, ответил капитан. – Но сама ли она приняла несколько лишних таблеток, или же кто-то ей в этом поспособствовал? Как узнать? Не забывайте, у бабули были расстроенные мозги и дырявая память!
– Кыся, возле тебя на тумбочке стоит пузырек с валерьянкой, отдай его мне! – потребовал обеспокоенный Колян.
– Боишься, налопаюсь успокоительных таблеток, как маразматическая старушка? – обиделась я.