Клянусь, что исполню...
Шрифт:
Она открыла глаза, склонилась над столом и стала читать дальше.
«Я задержался в Бостоне, чтобы собрать информацию о семье Ариасов. Они жили в Ньюпорте, Род-Айленд. Раздобыть сведения о них оказалось нетрудно, достаточно было просто открыть биографический справочник.
Хуан Луис Ариас и его младший брат Карлос Мигель принадлежали к второму поколению семьи, имевшему американское гражданство. Хуан Луис старший эмигрировал в Америку из Бильбао после Первой мировой. Ариасы были родовитым и богатым семейством, издавна занимались кораблестроением и гордились как своим происхождением, так и значительными успехами, которых
Сначала я решил нанять частного детектива, чтобы раздобыть достоверную информацию о Хуане Луисе втором, и в особенности о его коллекции произведений искусства, но в конце концов мне удалось найти женщину из окружения Ариасов, согласившуюся за определенную сумму мне помочь. Предоставленные ею сведения оказались довольно отрывочными, но, безусловно, свидетельствовали о его виновности. Как большинство гордых, самолюбивых людей, Ариас – теперь вдовец с единственным сыном – не мог смириться с необходимостью всю жизнь скрывать свою коллекцию. Он так страстно стремился завладеть этими картинами, что теперь столь же страстно стремился выставить свои сокровища на всеобщее обозрение. До 1960 года мне не удавалось обнаружить ни одного упоминания о частной коллекции Хуана Луиса Ариаса, но потом сообщения о ней стали появляться на страницах специализированных журналов, газет и каталогов. Моя осведомительница сообщала подробности, из которых становилось ясно, что Хуан Луис Ариас владеет двадцатью семью картинами, некогда принадлежавшими Имануилу Ротенбергу.
На некоторое время я вернулся к себе домой в Филадельфию, чтобы морально подготовиться к встрече с Георгом Браунером. Я провел много бессонных ночей, потому что мне вдруг стало страшно. Я был бизнесменом, обычным американским евреем, владельцем небольшой фирмы, у меня были жена и сын. И я все время спрашивал себя, как я смогу противопоставить себя человеку, обладающему огромным состоянием и влиянием, обвинив его в связях с нацистами, воровстве и убийстве.
За эти восемь лет мне не раз приходила в голову мысль, что разумнее было бы передать это дело в венский Центр или опытным израильским охотникам за нацистами, но я не мог этого сделать. Имануил Ротенберг и его близкие каким-то непостижимым образом стали как бы моей семьей. Я должен был сам выполнить свой долг перед ними. В сущности, я был одержим этой мыслью.
Три месяца я продолжал жить привычной жизнью, занимался делами, старался поддерживать нормальные отношения с женой (которая, несомненно, о чем-то догадывалась, но, слава богу, не видела всей глубины моей одержимости) и сыном.
А потом я вернулся в Бостон, где сразу же узнал, что я опоздал.
Хуан Луис Ариас второй умер».
Оливия охнула, почувствовав боль. Ногти правой руки так глубоко вонзились в ладонь, что из-под них выступила кровь.
Она встала, едва не опрокинув стул, но вовремя его подхватила. Ее дыхание было частым и прерывистым, сердце билось так, словно она только что бежала, ее бросало то в жар, то в холод. Снова мелькнула мысль о Джимми, но она отбросила ее прочь. Перед ее мысленным взором стоял отец. Ее нежный, заботливый отец, истинный ценитель красоты и филантроп. Если она, спустя столько лет, когда уже сменилось два поколения, испытывает такой ужас, отвращение и гнев, то что должен был испытывать Артур Сегал?
Оливия придвинула стул к столу, снова села. Осталось лишь несколько непрочитанных страниц.
«Я был в полной растерянности. Как я мог обратиться с подобным делом к скорбящим родственникам покойного, тем более не имея никаких прямых доказательств, что Ариас и Браунер – одно и то же лицо. В конце концов, Ариас мог приобрести эти картины законным путем у настоящего Георга Браунера. Это означало, что я снова должен ждать и искать доказательства.
Ждать мне пришлось гораздо дольше, чем я предполагал. Только в 1964 году я смог вернуться к делу Георга Браунера. Ариаса уже три года как не было в живых.
Я решился на банальный блеф. Я подослал к Ариасам посредника. Он должен был объявить, что у него есть покупатель. Я назвал одну из работ Гюстава Моро из коллекции Ротенберга, которая ни разу не выставлялась и не упоминалась как собственность Хуана Ариаса. Торговец должен был убедиться в подлинности картины и попытаться навести справки о ее происхождении. Как ни странно, мой ход оказался удачным. Картина Моро «Танцующая нимфа» действительно находилась в коллекции Ариасов, и мой агент был твердо уверен в ее подлинности. Что касается происхождения, то ему не назвали даже имени прежнего владельца.
У меня исчезли последние сомнения. Я попытался встретиться с младшим братом моего врага Карлосом Мигелем Ариасом, который теперь был главой семьи. Мне предложили поговорить с сыном Хуана Луиса Майклом и вежливо сообщили, что особняк в Нью-порте закрыт для посетителей. Мы встретились в манхэттенском офисе компании «Ариас Шиппинг». Майклу Ариасу был всего двадцать один год, но я увидел перед собой вполне зрелого, лощеного мужчину с хорошо поставленной речью. С безупречной вежливостью он объяснил, что его дядя сейчас находится в Европе, но он, Майкл Ариас, уполномочен провести переговоры о картине Моро, с которой, впрочем, семья не намерена расставаться.
Разочарованный отсутствием Карлоса Ариаса и почти уверенный, что молодой человек ничего не знает, я задал вопрос о прошлом этой картины. Майкл сказал, ему известно только то, что его отец собирал свою коллекцию долгие годы. Тогда я спросил, располагает ли он какими-либо сведениями о других картинах, например о «Мечтательнице» Гогена, которая сейчас висит в Музее изящных искусств в Бостоне. После некоторой заминки Майкл ответил, что семья всегда восхищалась произведениями искусства как таковыми и грандиозным трудом его отца, собравшего коллекцию, но их никогда не интересовало, у кого он купил ту или иную картину.
И тогда я рискнул задать вопрос, который мне больше всего хотелось задать. Это было неразумно, бессмысленно и, пожалуй, могло только повредить делу, но я не мог удержаться.
– Я подумал, вдруг вам это может быть известно, – сказал я молодому человеку, – не случалось ли вашему отцу подолгу жить в Германии между 1932-м и 1938 годом?
Майкл Ариас нахмурился, на его гладком лбу обозначилась вертикальная морщинка.
– Как я могу это знать? Меня тогда еще и на свете не было.
– Возможно, знает ваш дядя.
– Возможно, – сказал молодой человек, еще сильнее нахмурившись. – А почему это вас интересует?
– Мне кажется, – осторожно начал я, – что ваш отец имел деловые отношения с моим близким другом, который в то время жил в Германии.
– Как звали вашего друга? Я глубоко вздохнул.
– Имануил Ротенберг.
Ариас помолчал, будто припоминая, потом с задумчивым видом покачал головой.
– Боюсь, я никогда не слышал этого имени.
– У него была известнейшая коллекция картин, – проговорил я, уже не в силах остановиться. – Он жил в Баден-Бадене.