Клятва истинной валькирии
Шрифт:
– Май.
Матушка попыталась состроить доброе лицо, но оно, как всегда, получилось снисходительным.
– Ты же не думала провести остаток дней в праздности, правда? Посмотри на себя. Ты – наша последняя надежда. Только ты можешь изменить судьбу нашей семьи к лучшему, спасти от злой участи, которую нам уготовили не столь разумные дети, как ты.
И она смерила Клаудию свирепым взглядом. Мэй посмотрела на сестру и тут же все поняла. «Важный разговор» – матушка умела говорить обиняками. Клаудия стояла бледная и заплаканная. Мэй переводила взгляд с нее на мать и
– Что… что происходит? – спросила она.
– Что происходит? – повторила матушка. – Происходит то, что твоя сестра – шлюха.
Клаудия страшно покраснела:
– Неправда! Я тут ни при чем!
– Да ну? По-твоему, кто-то другой кувыркался по чужим постелям, не ты?
– Если бы ты разрешила мне оставить имплант, ничего бы не случилось! – крикнула Клаудия.
От холодного взгляда матушки могла бы заледенеть вся комната.
– Хорошо воспитанным девушкам не нужен противозачаточный имплант, когда они достигают совершеннолетия. Оставлять их после определенного возраста – отвратительно. Кстати, Май, ты можешь удалить свой. Во всяком случае, тебе следует это сделать незамедлительно после замужества.
– Вот, значит, как? – взвизгнула Клаудия. И впилась злыми, заплаканными глазами в Мэй. – Ты даже сейчас думаешь только о ней!
Мэй почувствовала, что все равно не совсем понимает, что к чему и о чем речь.
– Ты… ты беременна?
– Приз за догадливость! – усмехнулся Сайрус. – Ты станешь тетей. Она даже нас с Филиппой опередила.
– Но это же хорошо, – медленно проговорила Мэй. – Люди, конечно, будут болтать всякое, ведь вы с Мариусом еще не женаты, но все равно… ребенок – уже сейчас…
Клаудия долго ждала помолвки – после первого выхода в свет за ней ухаживало не так уж много молодых людей. Однако забеременеть в первый же год брака – об этом многим нордлингам приходилось только мечтать.
– Этот ребенок – не от Мариуса, – отрезала мать. – Он вообще не нордлинг.
– Ох…
Да, теперь все стало понятно. Положение и впрямь оказалось катастрофическим. Клаудия забеременела от плебея. Хуже ситуации для молодой патрицианки и не придумаешь. С раннего детства их приучали к мысли, что в жизни главное – добродетель и целомудрие, а уж плебеи – это просто грязь и мерзость. Кто захочет связываться с ними? Зачем загрязнять гены, портить родословную?
– Что вы собираетесь делать?
– Аборт невозможно сделать незаметно от властей. Если мы обратимся к лицензированному медику, то останется запись в архивах. И даже если эта информация будет конфиденциальной, мы не можем рисковать – ведь кто-то наверняка разболтает.
Матушка вздохнула и покачала головой:
– У нас есть только один выход. Мы отправим ее куда-нибудь подальше и под каким-нибудь предлогом отложим свадьбу. Есть такие особые места – в конце концов, родить ребенка – проще простого. Как и сделать его. А когда Клаудиа разродится, мы отправим родившееся дитя прочь из страны.
Мэй стояла и думала, что совсем недавно она полагала, что после заявления Криса ничего не сможет ее шокировать. Однако она ошибалась.
– Вот так просто?
– А что такого? –
Мэй сделала вид, что ничего не слышала. До нее уже доходили слухи, что брат связан со шведской мафией, но сейчас она не хотела углубляться в этот вопрос.
– Как ты можешь отправить прочь из страны человека? – Мэй развернулась к Клаудии. – Как ты сможешь отослать своего ребенка?
Не отличавшийся особой добродетелью Сайрус искренне удивился:
– А что еще ей, по-твоему, остается делать? Она же потеряет нордлингское гражданство!
– Этот ребенок – плебей.
Матушка сказала это, как выругалась.
– Мы поколение за поколением поддерживали чистоту крови – и для чего? Чтобы смешать наши гены с непонятно чем? Что за наследственность будет у этого ребенка? Нет, такого нам не надо. Я уверена, что это дитя обретет дом и родителей – но не здесь. Немедленно прими надлежащий вид – в том, что ты услышала, нет ничего шокирующего. К тому же все это, к счастью, случилось не с тобой. Отправляйся к гостям. А ты – в свою комнату. Я не позволю тебе испортить вечеринку.
Это она сказала Клаудии. Та оглядела всех и поплелась наверх.
– Нам нужно поговорить, – сказала Мэй. – Об Эрикссонах.
– Сейчас не время и не место.
– Как раз самое время и самое место.
– Май.
Вот опять она говорит с ней, как с несмышленым ребенком.
– У тебя две сотни гостей в саду. Иди к ним. Пожалуйста, если тебе так хочется, можешь продолжать убегать от Криса. Но уверена, завтра утром ты поймешь, что лучшей пары тебе не найти. Я же сказала: ты наша последняя надежда, ты нас не разочаруешь.
Закончив разговор, матушка выплыла из комнаты. За ней вышел Сайрус – и похлопал Мэй по спине:
– Поздравляю с хорошей партией, сестренка.
Мэй мало запомнила из того, что было дальше. Она вернулась к гостям, улыбалась и поддерживала светскую беседу – но что говорила, не знала и не желала знать. Мыслями она была далеко, все думала о беременности Клаудии и помолвке с Крисом. А потом Мэй почувствовала, что они с этим нерожденным ребенком – одно целое. И его, и ее судьбой распоряжаются равнодушные родственники, которым отжившие правила дороже живых людей. Она росла и слушалась взрослых, не задавая лишних вопросов. Она приняла волю матери, когда та лишила ее желаемого будущего. И вот теперь Мэй словно со стороны увидела, что традиции и обычаи – это оковы, которые можно и нужно сбросить.
Потому что у той жизни, что выбрала для нее мать, не было цели.
Она развернулась и вышла с террасы. И отправилась на кухню – там вовсю копошилась прислуга. На нее никто не обратил внимания. Мэй прошла через кухню к черному ходу – и вышла наружу. С этой стороны дома была тихо и темно. Гости разговаривали и пересмеивались на чудесном заднем дворе с другой стороны дома. Она даже не подумала о том, что надо бы собрать вещи или переодеться. Чувство собственного достоинства и эго в сумочке-клатче. Вот и все, что ей было нужно.