Клятва на стали
Шрифт:
– Лучше? – переспросил я. – Лучше, чем что?
Он пристально посмотрел на меня, после чего, не сводя с меня глаз, повернулся к Арибе:
– Как думаешь, внученька? Как нам ответить на его вопрос?
– Я думаю, что нейяджины строго хранят свои тайны, – отозвалась она; впрочем, нет – процитировала: – «Мы ходим во тьме, почитая тьму; мы правим ночью, исторгая ночь».
– Правильно, – сказал старик. – Но я спросил не о том, чему тебя учили, а о чем ты думаешь. Если бы я хотел попугайского повторения правил, научил бы птицу. Или обратился к Файзалу.
Внучка
– Он имперец. Не только не нейяджин, но даже не джаниец. Он чужак.
– Но у него есть кое-что нужное нам, и он не дурак. Как же быть?
– Мы заберем это.
– А как ты заберешь то, чего не понимаешь и не можешь потрогать?
Ответа не было.
Лицо старика стало горестным.
– С такой диковиной, если ею не владеть, не справиться ни клинком, ни ногой. Подумай, девонька! Иногда приходится делиться секретами в обмен на другие. – Он негромко прицокнул и мягко добавил: – Твоя мать поняла бы это без лишних слов.
Ариба уловила намек. Ее взгляд застыл, а плечи слегка поникли. Старый упрек – и старая рана.
Старик мог быть отменным ассасином, но это не мешало ему по-скотски обращаться с внучкой.
– Когда мы пробуждаем силу наших одежд, – молвил он, – мы притупляем и силу твоего темного видения.
Я снова посмотрел на их с Арибой одеяния, словно мог распознать в них нечто магическое. Одежда, которая действовала как переносной глиммер, была известна – я сам наблюдал плащи, твердевшие при нападении, и шарф, способный распускаться и связываться в тонкую веревку. Но ткань, противодействующая ночному зрению? Не просто редкость, а нечто, зараза, исключительное.
– Как это возможно? – спросил я. – Если вы не умеете пользоваться… темным видением, то откуда вам знать, как его обмануть?
– Я не знаю, как человек живет, дышит и срет, но знаю, как его убить, – неужто большая разница?
– Она самая.
– Может быть, ты и прав. – Старик фыркнул. – Но так было веками – кто я такой, чтобы спорить?
– Веками, – повторил я. – И за все это время вы так и не захватили ни одного…
Я пощелкал пальцами, прикинувшись, будто забыл название и интересуюсь сугубо для порядка.
– Львы Арата, – сказала Ариба.
– Да – ни одного из Львов Арата? Вы шаритесь здесь веками, но так и не поймали никого, чтобы узнать о темном видении?
– Поймали? Конечно. И многих.
– И ни один не заговорил?
Старик отвернулся.
– Расскажи мне о них. – Я положил в рот очередное зерно.
Старый убийца долго обшаривал меня изучающим взглядом.
– Что тебе известно о нейяджинах? – спросил он наконец.
– Мне казалось, мы говорим о Львах.
– Для разговора об одном необходимо понять другое.
– Ладно, – пожал я плечами. – Мне известно, что вы не видите в темноте.
– И все?
– И еще то, что вы чертовски ловко управляетесь с волхвами и их тенями.
Проблеск улыбки.
– Тебя это огорчило?
– Причинило неудобства. Я вел с ними дела. Вдобавок пострадал мой человек.
– А ты порезал Арибу, – парировал он. – У нас тоже были
– А кто вы есть?
Старик вынул пробку и надолго припал к бурдюку.
– В стародавние времена? Охотники за демонами… за джиннами. В эпоху Медных Халифатов и при первых деспотах нашей обязанностью был суд над теми волхвами, которые водились с духами тьмы.
– Суд?
– Да, смертный, но не только. Мы привнесли законы небес и людей в заповедные области духа и дыма. Мое племя давным-давно научилось упаковывать чары в морщины и складки одеяний. Маги не видели нас, а коль скоро не удавалось им, не сумели и слуги.
– То есть джинны, – уточнил я, вспомнив слова Рааза.
– Я говорю о духах воздуха, песков, зноя и ночи – джиннах, ифритах и ангелах бесплодных земель…
– Ангелах? – переспросил я и сел прямее.
– Нет, не о фикциях, которым поклоняется твой народ. – Ассасин улыбнулся и покачал головой. – Речь идет о подлинных сущностях – духах, которые рыщут в забытых местах и повреждают людское сознание так, чтобы вселяться в пустую оболочку и сеять хаос среди живых.
– Ваши ангелы отличаются от наших.
– Как я сказал, наши реальны, и мы охотились на них и тех чародеев, которые низводили их с небес и возносили с земли. Мы нейяджины – коса, косившая джиннов. Или, по крайней мере, были таковой, пока другие не овладели искусством наложения пут. – Он снова отпил из бурдюка и сплюнул в тень. – Как чародеи научились сковывать духов тьмы, так деспот с его волхвами научились сковывать магов.
– Ты хочешь сказать, что эти штуковины на запястьях настоящие? – спросил я, вспомнив железный браслет, который Рааз показал мне, когда мы шли навстречу беде. – Я думал, что это просто символы.
– Теперь-то – да, в основном, но изначально браслеты были по-настоящему заговоренными. Деспот Инайя…
– Будь проклято ее имя, и трижды снова, – вмешалась Ариба, явно следуя некой прописи.
– И ее Верховные Волхвы…
– Сыны трехногих собак!
– …Поставили перед нейяджинами задачу найти и сковать разного рода чародеев и магов, обитавших в Деспотии. И мы подчинились. Это не было ни легко, ни приятно, но деспот, когда уже многие волхвы были прикованы к ней, начала собирать их в талы, или школы. Все они оказались под ее покровительством, но оно не было постоянным – в одном году милости изливались на одну школу, а в следующем уже восходила звезда другого тала. Неизменным оставалось одно: волхвы, надевая браслеты, вступали в талы.
– Она использовала свою поддержку, чтобы сеять раздор, – пусть талы строят заговоры против друг дружки, нежели против нее, – договорил я.
О, Кристиане пришлась бы по душе эта правительница.
– Да. – Старик кивнул. – Со временем, когда вахик-талы обустроились, а волхвы приучились искать у деспотов покровительства и продвижения по службе, надобность в браслетах пошла на убыль. Железные и серебряные оковы стали данью заветам и традиции – символами, которые имели над волхвами и их учениками власть большую, чем любые драгоценности и заклинания. Браслетами чести.