Клятва разведчика
Шрифт:
— Доброе утро, — кивнул я, тоже садясь удобнее.
Осмотром Женька остался доволен. Он перебинтовал рану и обнадёжил:
— Вообще-то сегодня можно попробовать вставать потихоньку.
Этого он мог и не говорить — мне и правда требовалось встать. Организм, судя по всему, усвоил лягушек…
Снаружи оказалось в сто раз холоднее, я босиком вынужден был шагать по инею! Оставалось надеяться, что Сашка сегодня доплетёт лапти… и кстати, где он сам-то?
Сашка объявился, как раз когда я пользовался молодым лопухом за кустами, а Женька приводил в чувство костёр. Он был
— Замёрз, как щенок на холоде, — буркнул он. — Заячьего помёта видел до хрена… думал, вспомню, как силки делать, отец учил. Ни черта не вспомнил…
— Я знаю, — подал я голос. Ходить мне было больно, сцепив зубы, я дотащился до валежины и сел рядом. — Вот, смотри… — я отломил кусок коры и начал чертить на влажной земле. — Сгибаем дерево, вбиваем рядом кол с сучком… Делаем такой зацеп, привязываем верёвку одним концом к дереву, на другом делаем затяжную петлю, зацеп ввязываем посередине и заводим под сучок на колу. А петлю раскладываем на сучках по обе стороны от заячьей тропки. И всё. Заяц прыгает, срывает петлю, зацеп тоже сдёргивает и повисает…
— По-моему, батя так и показывал, — с лёгким сомнением сказал Сашка.
— Только у нас верёвки нет, — подал голос Женька, которому удалось раздуть огонь, и теперь он интенсивно размазывал по физиономии копоть.
— Верёвку я сплету, — решительно объявил Сашка. — Сегодня на ночь штуки три таких силков поставлю…
…Сморчки пришлось вымачивать, а вот со змеями проблем не было — со спущенной шкуркой и выпотрошенные, они напоминали, как ни странно, сосиски и вызывали прямо желание вцепиться в них зубами и сожрать сырьём.
— Я ночью канонаду слышал на востоке, — сообщил я, когда мы уселись около костра ждать завтрака.
— Наши наступают, — с надеждой сказал Женька. — Может, скоро придут…
Я знал, чем кончится это наступление, но промолчал, конечно. А Сашка заявил:
— Как у тебя нога подживёт, будем искать партизан.
— Я и так могу хромать, — ответил я, но Сашка поморщился:
— Не валяй дурака, без ноги останешься.
— Да я опухну на одном месте лежать… — начал было я, но потом заткнулся.
Змеино-грибной шашлык без соли мы смели на раз, обваляв в пепле, чтобы хоть немного отбить пресный вкус. Теперь предстояло просто-напросто ничего не делать. А это очень тягостное времяпрепровождение, честное слово. Правда, Сашка нашёл себе занятие тут же — он уселся доплетать лапти себе и мне. Женька начал мастерить лук.
— Ни фига не выйдет, — объявил я. Женька, вымучивавший стволик ольхи, оглянулся на меня:
— Почему это?
— Да потому, что на лук лучше всего брать можжевельник, — со знанием дела сказал я. — Это раз. И два — просто из сырого дерева ничего не сделаешь. В смысле, ничего путного.
— Я всё равно попробую, — решил Женька.
В результате мне заниматься было просто нечем. Я даже обиделся, хотя это и было глупо. Тогда, чтобы хоть чем-то занять руки, я дотянулся до винтовки и начал её исследовать.
Это
— Ружьё бы охотничье…
— Пэпэша лучше, — сказал Сашка, умело орудуя своей кривулькой. — Самое то для нынешней охоты. У фрицев, гадов, полно автоматов…
— Не так уж много, — возразил я. Сашка поинтересовался:
— А ты умеешь с фрицевским обращаться?
— Более-менее, — отозвался я. Я не раз перебирал, восстанавливая перед сдачей в музеи, найденное на полях сражений оружие, в том числе и ЭмПи нескольких моделей.
— А кто же у тебя всё-таки батя? — спросил Сашка. Я отмолчался; тем более легко это получилось потому, что как раз в этот момент «лук», который Женька гнул, врезал ему по зубам, вырвавшись из ладоней. После того, как мы просмеялись, Сашка заметил:
— Дурная голова рукам покою не даёт, — а Женька что-то буркнул и пустил неудавшуюся заготовку на дрова.
— Зря, — сказал я. — Сырая, дымить будет. Женька отмахнулся:
— Нет тут никого. яму мы зарыли, а полицая кто угодно грохнуть мог… — и передёрнул плечами. — Немцы в лес не сунутся.
— Мы тоже так думали, — сказал Сашка. — А нас как раз в лесу и накрыли. Егеря накрыли. Подползли, часовых финками порезали… Сперва гранатами закидали, а потом как рубанули из пулемётов с трёх сторон… Такая каша была…
Женька молча вынул из костра палку.
Несмотря на холодное утро, день как раз обещал быть тёплым, что надо. Я был почти сыт, нога болела несильно и начинала чесаться. Хотелось думать, что всё ерунда, что мы просто застряли в не очень удачном походе, о котором потом даже весело будет вспоминать…
— Мы до войны часто в походы ходили, — вдруг разгадал мои мысли Женька. — Так здорово было… Я думал, кем лучше стать — врачом, или геологом? Прямо разрывался… Камни в квартиру таскал…
— Мы тоже ходили, — вспомнил Сашка.
— Слушай, а за что тебя всё-таки в пионеры не приняли? — спросил я. Сашка смущённо поерошил волосы:
— Да-а… Меня иногда как срывало… Один раз на спор по крыше прошёл, по коньку. Ну, в школе. А она у нас двухэтажная, крыша крутая… Директриса увидала и в обморок — бух!.. Другой раз на речке — в общем, старшие девчонки купались, а я подплыл под водой, трусы стянул и всплыл, как буёк, задом кверху… Ну и разное ещё такое. За меня уж и просили, а совет дружины упёрся — и ни в какую… Кое-кто уж и комсомолец в моём возрасте, а я ещё даже не пионер… Меня и в Москву из-за этого не взяли, когда класс ездил…
— Я тоже в Москве не был, — вздохнул Женька. — Борь, а ты был?
— Был, — коротко ответил я.
— Красиво?
Я вспомнил огни реклам, шум улиц, реки людей, потоки машин… Ничего красивого не приходило на ум, но я отозвался:
— Да. Очень.
— Ещё бы, — вздохнул Сашка. — Столица… После войны обязательно поеду… — он посопел и вдруг продолжал: — Я знаете о чём иногда мечтаю? Чтобы… ну… подвиг совершить. Настоящий, большой, чтобы наградили… может, даже Героя дали… И чтобы сам Иосиф Виссарионович мне… — Сашка вдруг покраснел и махнул рукой. Женька засмеялся и пропел: