Клятва Рыцаря
Шрифт:
Эрон промычал что-то невнятное, а Сен-Жюст не мог прийти в себя от изумления. Неужели он свободен, хотя бы за ним и будут следить ищейки Эрона? Однако его самолюбие сильно страдало от мысли, что его личности придавали так мало значения. Кроме того, как оставить Жанну в Тампле?
– Спокойной ночи, гражданин, – обратился между тем к нему Шовелен. – Вы, вероятно, будете рады вернуться домой? Как видите, главный агент Комитета очень занят и не может сейчас принять в жертву вашу жизнь, которую вы собирались так великодушно предложить ему.
– Я не понимаю вас, гражданин, – холодно возразил Арман, – и мне не надо вашей снисходительности. Вы арестовали невиновную женщину, обвиняя ее в том, что она укрывала меня, и я пришел отдать себя в руки правосудия, чтобы она могла снова получить свободу.
– Но теперь не до этого, гражданин, – вежливо заметил Шовелен, – и дама, судьбой которой вы так горячо интересуетесь, вероятно, уже спит. До утра ей не удастся найти приют, а погода крайне неблагоприятна. Если вы отдаете себя в наше полное распоряжение, то завтра рано утром мадемуазель Ланж будет освобождена. Я думаю, мы можем это обещать, гражданин Эрон?
Последний, все еще не пришел в себя, поэтому смог только пробормотать несколько невнятных слов, заикаясь, как пьяный.
– Вы серьезно обещаете это, гражданин Шовелен? – спросил Арман.
– Даю вам мое слово, если вы принимаете его.
– Нет, это не годится. Дайте мне безусловный пропуск, тогда я вам поверю. Я знаю, что мой арест для вас важнее ареста мадемуазель Ланж, и воспользуюсь этим пропуском для себя или для кого-нибудь из моих друзей, если вы не сдержите слова по отношению к мадемуазель Ланж.
– Справедливо! – со странной усмешкой произнес Шовелен. – Вы правы: вы для нас имеете больше значения, нежели очаровательная дама, которая, надеюсь, еще много лет будет восхищать Париж своим талантом и изяществом. Все будет зависеть от вас. Вот вам безусловный пропуск, – прибавил он, порывшись на столе Эрона. – Комитет редко выдает такие.
Внимательно прочитав бумагу, Арман спрятал ее во внутренний карман и спросил:
– Когда я получу известие о мадемуазель Ланж?
– В течение завтрашнего дня. Я сам явлюсь к вам за получением этого драгоценного документа, а до тех пор вы будете в полном моем распоряжении, не так ли?
– Я все исполню. Живу я…
– О, не беспокойтесь, – с вежливым поклоном прервал его Шовелен, – мы сами вас найдем.
Эрон, не принимавший участия в этих переговорах, по-прежнему неподвижно сидел у стола. Шовелен проводил Сен-Жюста до первой линии часовых, где дружелюбно простился с ним, причем сказал на прощание:
– Вы увидите, что этот пропуск отворит перед вами любую дверь. Спокойной ночи, гражданин!
– Спокойной ночи!
– Ну, теперь мы с тобой померяемся, – сквозь зубы пробормотал Шовелен, когда шаги Сен-Жюста смолкли вдали. – Посмотрим, чья возьмет, мой таинственный Рыцарь Алого Первоцвета!
Глава 14
Ночь была на редкость темная, и дождь лил как из ведра. Завернувшись в парусину, Эндрю Фоукс приютился под угольной повозкой, но и там промок почти насквозь. К его большому огорчению, ему не удалось достать крытую повозку, и продолжительное ожидание на открытом воздухе под дождем и в совершенной темноте не могло назваться приятным. Но на эти неудобства Эндрю не обращал внимания, хотя в своем великолепном доме в Суффолке был окружен всевозможным комфортом и роскошью. Ему было только неприятно, что он не мог определить время. На пристани сегодня рано прекратили работу из-за наступившей темноты; около часа прошло, пока рабочие разошлись, а затем наступила полная тишина, и это время показалось Эндрю вечностью. В исходе задуманного Блейкни предприятия он ни минуты не сомневался, так как, в противоположность Сен-Жюсту, имел полнейшее доверие к своему предводителю. Уже четыре года он был неизменным участником всех его отважных похождений, и во все это время мысль о возможности неудачи ни разу не закралась в его душу. Теперь он тревожился за самого Блейкни, которого с радостью избавил бы от физической усталости и нервного напряжения, если бы это было в его власти.
Вдруг что-то подсказало ему, что благородный предводитель Лиги находится где-то поблизости; действительно, почти тотчас раздался трижды повторенный крик морской чайки, и через минуту из мрака вынырнула какая-то темная фигура и остановилась возле повозки.
– Фоукс! – послышался тихий оклик.
– Здесь! – последовал быстрый ответ.
– Помоги мне положить ребенка в повозку. Он заснул и порядочно оттянул мне руки. Есть у тебя сухая парусинка, чтобы подложить под него?
– Боюсь, не очень сухая.
С нежной заботливостью уложили они маленького короля в старую повозку. Блейкни укрыл его своим плащом и несколько минут прислушивался к ровному дыханию спящего мальчика.
– Сен-Жюста здесь нет; ты знаешь это? – сказал сэр Эндрю.
– Да, я это знал, – коротко ответил Блейкни.
Ни одним словом не обменялись эти два человека относительно опасности, грозившей их делу в течение последних часов. Преданному Фоуксу было достаточно, что ребенок спасен и что Блейкни известно об отсутствии Сен-Жюста. Он снял с лошади торбу и развязал ей путы на ногах.
– Садись, Блейкни, – сказал он, – все готово.
Молча уселись они в повозку: Блейкни – возле мальчика, а Фоукс сел править. Внимательно изучив в течение последних суток эту пустынную местность, он знал, как избежать всяких сторожевых постов и поскорее выбраться на Сен-Жерменскую дорогу. Один только раз он оглянулся, чтобы спросить у Блейкни, который час.
– Теперь должно быть около десяти, – ответил тот. – Подгони-ка свою клячу! Тони и Гастингс, пожалуй, уже поджидают нас.
Было так темно, что на расстоянии метра нельзя было ничего различить, но дорога была совершенно прямая, а лошадь, казалось, знала ее еще лучше Фоукса. Раза два ему пришлось слезать с козел и вести лошадь под уздцы, чтобы избежать рытвин. Местами им попадались группы жалких домиков, с тускло освещенными окнами, но большей частью путь их лежал мимо заброшенных, невозделанных полей, отделявших беглецов от парижских укреплений. Темная ночь, позднее время и завывания ветра создавали путникам благоприятную обстановку, а медленно плетущаяся угольная тележка с сидевшими в ней двумя рабочими не могла возбудить ничьего любопытства. Когда они проезжали через Сент-Уан, на церковной колокольне пробило полночь.