Клятва Рыцаря
Шрифт:
– Гражданин Сен-Жюст! – говорит возле него чей-то спокойный голос.
Арман с удивлением оглядывается. Кто-то мягко берет его за руку, и тот же спокойный голос продолжает:
– Может, вы меня забыли, гражданин Сен-Жюст? Я не имею чести пользоваться с вашей стороны такой же тесной дружбой, какой удостаивала меня ваша очаровательная сестра. Мое имя Шовелен. Чем могу быть вам полезен?
Шовелен, смертельный враг его сестры Маргариты! Аристократ, обратившийся в революционера, дипломат, занимавшийся благородным ремеслом шпиона! Одураченный противник Рыцаря Алого Первоцвета!
Все эти соображения, как молния, промелькнули в голове Армана, пока он смотрел на Шовелена, слабо освещенного висевшей на стене масляной лампой. Бесцветные, глубоко сидящие глаза негодяя серьезно смотрели на Армана.
– Я был почти уверен, – спокойно заговорил Шовелен, – что мы встретимся в этот ваш приезд в Париж. Мой друг Эрон сказал, что вы в городе; но, к несчастью, он потерял ваш след, и я уже начинал опасаться, что наш общий друг, загадочный Рыцарь Алого Первоцвета, увлек вас отсюда, что крайне огорчило бы меня.
С этими словами он ласково взял Сен-Жюста за локоть и повел к воротам.
Арман машинально последовал за ним.
Среди царившего в его голове хаоса ясно выделялась только одна мысль: судьба все устроила к лучшему, столкнув его с Шовеленом, который, без сомнения, его ненавидел и рад был бы увидеть мертвым. Арману казалось, что он с легкостью отдаст свою жизнь взамен жизни Жанны. Она ведь была арестована по подозрению в укрывательстве его, Сен-Жюста, которого все знали как изменника Республики; значит, если его арестуют и казнят, то ей непременно простят ее вину. Против Жанны никто ничего не имел, а к актерам и актрисам правительство относилось с большим снисхождением.
Остановившись под аркой, Шовелен принялся отряхивать свой мокрый плащ, не переставая говорить тем же дружелюбным, слегка насмешливым тоном:
– Надеюсь, леди Блейкни здорова?
– Благодарю вас, сэр, – машинально прошептал Арман.
– А мой дорогой друг, сэр Перси Блейкни? Я надеялся встретиться с ним в Париже. Я знаю, он был очень-очень занят, но я все равно живу этой надеждой. Посмотрите, как судьба благоволит ко мне: я сейчас прогуливался здесь по соседству, почти не надеясь встретить кого-либо из своих друзей, как вдруг, проходя мимо входа в эту очаровательную гостиницу, вижу моего дорогого друга Сен-Жюста, стремящегося сюда попасть. Однако я все говорю о себе, не осведомляясь о вашем здоровье. Вы, кажется, порядочно ослабели? Здесь душно и сыро. Надеюсь, вам теперь лучше? Прошу вас, располагайте мной, если я могу быть вам чем-нибудь полезен.
Арман понемногу овладел собой, вспомнил, с каким достоинством держали себя его английские друзья, умевшие бесстрастно смотреть прямо в лицо величайшей опасности. Ему захотелось подражать лорду Тони, который всегда был готов совершить какую-нибудь мальчишескую выходку.
– Меня удивляет, гражданин Шовелен, – начал он, как только смог справиться со своим голосом, – что вы считаете достаточным держать меня за руку, чтобы я не убежал и спокойно прохаживался здесь с вами вместо того, чтобы сбить вас с ног; а это легко сделать, так как я моложе, да и сильнее вас.
– Да, это нетрудно было бы сделать, – медленно произнес Шовелен, делая вид, будто серьезно взвешивает слова Сен-Жюста, – но не забудьте о страже, которой много в этих стенах.
– Мне помогла бы темнота. Ведь в коридорах темно, а в отчаянии человек ни перед чем не останавливается.
– Это – правда. А ваше положение, гражданин Сен-Жюст, довольно-таки опасное.
– И здесь нет моей сестры Маргариты, гражданин Шовелен, и вы не сможете предложить мою жизнь за жизнь вашего врага.
– Нет, нет, – равнодушно сказал Шовелен, – не за жизнь моего врага, я знаю, но…
– За ее жизнь! – с жаром воскликнул Арман. – За жизнь мадемуазель Ланж! Вы ведь освободите ее, раз я в ваших руках?
– Ах да, мадемуазель Ланж! – сказал Шовелен, со своей обычной любезной, загадочной улыбкой. – Я о ней и забыл.
– Как могли вы забыть, что ее арестовали эти жестокие псы? Она действительно укрыла меня на самое короткое время, не зная, что я изменил Республике. Я сознаю свою вину и во всем признаюсь, но она ничего не знала, – я обманул ее; понимаете, она невиновна? Я во всем признаюсь, но ее вы должны освободить.
Арман говорил со все возраставшим волнением, стараясь разглядеть в темноте выражение лица своего собеседника.
– Потише, мой молодой друг! – хладнокровно промолвил Шовелен. – Вы, кажется, предполагаете, что я могу что-либо сделать для дамы, в которой вы принимаете такое участие; но вы забыли, что я потерял доверие правительства после постигших меня неудач. Мне оставили жизнь из жалости к моим трудам, однако не в моей власти возвратить кому-либо свободу.
– В таком случае вы можете арестовать меня! – возразил Арман.
– Я могу только донести на вас, – со снисходительной улыбкой промолвил Шовелен, – так как я – все еще агент Комитета общественного спасения.
– Прекрасно! – воскликнул Арман. – Комитет с удовольствием арестует меня, уверяю вас. Я хотел избежать ареста и выручить как-нибудь мадемуазель Ланж; но теперь я отказываюсь от этого плана и отдаюсь в ваши руки. Этого мало: я дам вам честное слово, что не только не сделаю сам никакой попытки к побегу, но не позволю никому помогать мне в этом направлении и буду самым покорным узником, если вы обещаете освободить мадемуазель Ланж.
– Гм, – задумчиво отозвался Шовелен, – пожалуй, это исполнимо.
– Разумеется, исполнимо! – подхватил Арман. – Мой арест и смерть для вас неизмеримо важнее смерти молодой невиновной девушки, оправдания которой может потребовать весь преклоняющийся перед нею Париж. Что касается меня, то я для Республики желанная добыча: мои всем известные антиреволюционные убеждения, брак моей сестры с иностранцем…
– Ваше родство с Рыцарем Алого Первоцвета… – подсказал Шовелен.