Клятва Рыцаря
Шрифт:
– Моей заботе о вашем благополучии, – в тон ему ответил Шовелен.
– Но разве это ваше желание не удовлетворено уже выше всякой меры? Однако позвольте предложить вам стул. Я только что хотел приняться за обильный ужин, присланный мне вашими друзьями. Не угодно ли вам разделить его со мной? Может быть, это напомнит вам наш ужин в Кале, когда вы, месье Шамбертен, временно принадлежали к духовному ордену. – Блейкни рассмеялся, указывая на большой кусок черного хлеба и на кружку с водой, и любезно прибавил: – Чем богаты, тем и рады.
До крови закусив нижнюю губу, Шовелен сел на предложенный стул. Ему стоило большого труда сохранить внешнее спокойствие, чтобы не доставить врагу удовольствие заметить, что его слова попадают в цель. В этом ему помогло сознание, что стоит только пальцем шевельнуть, и он заставит эти наглые уста замолкнуть навек.
– Сэр Перси, – спокойно начал Шовелен, – вам, несомненно, доставляет огромное удовольствие направлять в меня стрелы вашего сарказма. Не буду лишать вас этого удовольствия: в вашем теперешнем положении эти стрелы не могут причинить никакого вреда.
– К тому же у меня в распоряжении так мало бывает случаев, когда я могу направить их в вашу особу, – сказал Блейкни, придвигая к столу другой стул и садясь лицом к лампе.
– Совершенно верно, – сухо сказал Шовелен. – Ввиду этого факта, сэр Перси, к чему вам даром терять время и случай спастись? Полагаю, сегодня вы уже не так полны надежд, как неделю назад. В этой камере вам чересчур неудобно, так отчего же не положить раз и навсегда конец этим неприятным условиям? Даю слово, что вам не придется в этом раскаяться.
Блейкни откинулся на спинку стула и громко зевнул.
– Прошу простить меня, – произнес он. – Я никогда не чувствовал такой усталости – ведь я больше двух недель не сомкнул глаз.
– Совершенно верно, сэр Перси. Одна ночь спокойного сна оказала бы вам огромную пользу.
– Одна ночь? – воскликнул Блейкни, сопровождая свои слова чем-то, похожим на его прежний смех. – Ну, мне нужно по крайней мере неделю!
– Боюсь, что последнее мы не в силах устроить, но одна спокойная ночь очень освежила бы вас.
– Вы правы, но эти дьяволы в соседней комнате всегда страшно шумят!
– Я прикажу, чтобы в дежурной комнате всю ночь соблюдали полную тишину, – мягко продолжал Шовелен, – и чтобы вас несколько часов совершенно не беспокоили. Также будет отдан приказ, чтобы вам сейчас же подали хороший, питательный ужин и чтобы вам было доставлено все, что вам нужно.
– Это звучит чертовски заманчиво. Отчего вы не сказали этого раньше?
– Но вы сами упорствовали, сэр Перси, действуя совершенно вразрез с тем, чего требовали ваши собственные интересы.
– И потому вы пришли, как добрый самаритянин, – весело проговорил Блейкни, – чтобы из участи к моим горестям указать путь к покою, тишине, хорошему ужину и мягкой постели?
– Вы прекрасно выразились, сэр Перси, – равнодушно промолвил Шовелен, – именно в этом цель моей миссии.
– И когда же это будет исполнено, месье Шамбертен?
– В самом непродолжительном времени, сэр Перси, если вы сдадитесь на убеждения моего друга Эрона, которого крайне беспокоит судьба маленького Капета. Согласны ли вы, что исчезновение ребенка может причинить ему большую тревогу?
– А вам, месье Шамбертен? – спросил Блейкни с тем почти неуловимым оттенком дерзости, который даже и теперь мог выводить из себя его врага.
– Откровенно говоря, судьба маленького Капета очень мало интересует меня в настоящее время, – ответил Шовелен. – Я считаю, что он не может быть очень опасен для Франции. После школы старика Симона этот жалкий мальчишка не годится ни в короли, ни в руководители партии. Мое горячее желание – уничтожение вашей проклятой Лиги, и если не смерть, то неизгладимый позор для ее вождя.
Шовелен невольно проговорил это громче, чем хотел, но в нем с неудержимой силой вспыхнула накопившаяся за полтора года ненависть, а в памяти воскресли его неудачи в Кале и Булони, и он совершенно потерял самообладание, тем более что на него по-прежнему с насмешкой смотрели ненавистные голубые глаза, хотя обладатель их, по-видимому, был близок к смерти. Пока Шовелен говорил, Блейкни неподвижно сидел в прежней позе. Теперь он взял неприглядный кусок черствого хлеба, лежавший на деревянной тарелке, не спеша разломал его на небольшие кусочки и придвинул тарелку к своему собеседнику.
– Мне очень жаль, что я не могу предложить вам ничего вкуснее, – любезно сказал он, – но это все, что ваши добрые друзья разрешили мне на этот день, – и, собрав тонкими пальцами несколько мелких кусочков, он с видимым удовольствием принялся жевать их, потом выпил немного воды. – Даже тот уксус, которым негодяй Брогар угощал нас в Кале, был вкуснее этого, – со смехом сказал он, указывая на кружку с водой, – не правда ли, дорогой месье Шамбертен?
Шовелен ничего не ответил, с тайным удовольствием замечая, как все больше бледнело лицо Блейкни, которому все эти разговоры и старание сохранить беззаботный вид оказались не под силу. Глядя на это лицо, принявшее какой-то серый оттенок, Шовелен почувствовал что-то, похожее на угрызения совести. Но это длилось недолго: его сердце так притупилось от постоянного вида жестоких убийств и массовых кровопролитий, совершавшихся во имя свободы и братства, что уже не в состоянии было чувствовать жалость; всякое благородное чувство было забыто революционерами в водовороте событий, составляющих позорные страницы в истории человеческой культуры, и пытка, которой подвергали ближнего, чтобы принудить его сделаться предателем, достойным Иуды, была только довершением низостей, не вызывающих уже более ни малейшего раскаяния в этих очерствевших сердцах. Последние угрызения совести исчезли у Шовелена, когда он минуту спустя снова увидел добродушную улыбку на мертвенно-бледном лице своего еще не покоренного врага.
– Это было мимолетное головокружение, – презрительно сказал Блейкни. – Так вы говорите?..
Шовелен быстро вскочил со стула. Было что-то страшное, что-то сверхъестественное в том, как этот умирающий человек словно издевался над витавшей над ним смертью.
– Ради Бога, сэр Перси, – сурово крикнул Шовелен, ударив кулаком по столу, – поймите же, что такое положение просто невыносимо. Надо сегодня же покончить с этим!
– Мне казалось, сэр, что вы и вам подобные не верите в Бога? – возразил Блейкни.