Клятва золотого дракона
Шрифт:
Может быть, никто из них больше не хотел атаковать Илидора, но не осмеливался тронуть Жугера. А может быть, машины, привыкшие иметь обо всём своё мнение, считали, что в конце каждый должен остаться один.
Основательно ухекавшийся хробоид шел в атаку, довольно медленно и словно не веря, что он до сих пор не поймал себе ничего на обед. Жугер был страшен, Илидор видел его вблизи только миг, но такое лицо, раз узрев, не забудешь: изрытое багровыми ямками, на лбу вздувшиеся вены, торчащая во все стороны борода, перекошенный воплем рот, глаза… глаза – как бесконечная пропасть, глаза садиста и душегуба, но не безумные, совсем
Илидор не придумал ничего умнее, чем заорать и ткнуть в сторону Жугера мечом, а тот, уже заносящий топор для нового удара, сбился и тяжело отшатнулся-отпрыгнул. Дракон взлетел, бросился вправо-влево, развернулся, взмыл вверх и упал вниз, за спиной Жугера, едва коснувшись задними лапами камня, бросил меч, схватил гнома за локти, нещадно дернул назад и вверх. Жугер взвыл, его злосчастный топор снова громыхнул по камням и остался лежать. За миг до того, как хробоид примерился и кинулся в атаку, Илидор сгрёб вопящего гнома в охапку и поднял в воздух. Жугер дрыгал ногами, пытался царапаться и кусаться, но куда там гномским зубам и ногтям против драконьей чешуи. Держа его под мышки, Илидор сделал еще один круг над головой хробоида, потом второй, заманивая его гномом, как наживкой, ближе и ближе к обрыву, и вымотавшийся огромный червь больше не делал больших прыжков и разворотов через полпещеры, он просто полз за гномом, а дракон еще умудрялся то и дело постукивать им по костяному гребню хробоида, отчего Жугер орал еще громче – теперь не воинственно и не яростно, а испуганно и отчаянно.
Жугер еще успел увидеть у себя под ногами пропасть и пожелать Илидору вечно вариться в лавовой реке – за миг до того, как дракон разжал лапы, и гном полетел в реку лавы сам, а следом за ним полетел гигантский хробоид. Может быть, они сварились в реке или убились от удара об неё, а может быть, разбились о стены по пути – этого уже никто никогда не узнал.
Илидор, пошатываясь даже в полете, кое-как приземлился на большой валун перед машинами и скрещами, пригнул голову на длинной шее, не то изображая вежливый поклон, не то рассматривая их.
Машины и гномы-машины, жалкие и покореженные, с оторванными конечностями и вмятыми пластинами, окровавленные, истекающие лавовыми слезами, без сил опускались наземь или облокачивались на других, которые еще могли стоять на своих ногах, на колёсах, на лапках. Головы полугномов-полумашин оборачивались к тому, кто должен был стать их общей жертвой, но вместо этого разделил и снова объединил их, позвал в новую битву, которую сам же начал и сам закончил… Что скажешь теперь, искатель и вдохновитель, золотой дракон? Объяснишь ли нам, что это было и что будет дальше? Ты наверняка знаешь это, дракон, нашедший в нас нечто большее, чем мы сами хотели видеть, вдохновивший на нечто более сложное, чем всё, на что хватило бы наших собственных устремлений!
К дракону оборачивались машинные и гномские головы, круглые и приплюснутые, огромные и крошечные, с одним глазом, с двумя, четырьмя. Ведь это была не последняя битва?
На камни огромной пещеры опускалась тишина осознания и ожидания.
Сердце Илидора колотилось так, что даже крылья подрагивали, и всё тело наливалось страшной, бесконечной тяжестью. Он смотрел на машины и на гномов, сросшихся с машинами, смотрел и не мог понять, что
Он смотрел и не мог найти ответа, и его отец Такарон ничего ему не подсказывал – не потому, что обиделся за непринятую прежде помощь, а потому, что есть решения, которые можно принять только самостоятельно. Дракон смотрел на машины, а машины смотрели на него, они чувствовали его нерешительность и удивление, а он чувствовал их вдохновение и бесконечную преданность.
Дракон сделал долгий вдох, закинул кверху голову на длинной шее, с тоской посмотрел на клубящиеся под потолком пещеры облака, тоскливо рыкнул, скребнул лапами камень…
Похожий на эльфа человек с золотыми глазами сделал шаг к машинам, и они подались ему навстречу, едва-едва заметно подались, но по их рядам пробежала волна дрожи. Он медленно раскинул руки, ладонями вверх, сделал еще полшага вперед и наклонился к своему войску, чуть согнув колено, прикрыв глаза. Губы что-то шептали, лицо было одухотворённым и умиротворенным, опущенные крылья плаща чуть подрагивали, он слышал что-то, чего нельзя уловить ушами, впитывал кожей – человеческой кожей, тонкой, чуткой, куда более восприимчивой, чем плотная драконья чешуя.
Мне нужно подумать, нужно осмыслить, но я сейчас не в силах думать, я весь – большая кожа, которая только и делает, что чувствует, ловит вашу энергию, как звук, как прикосновение, как предписание. Я никогда не предполагал, что у меня есть так много собственных сил, и что так много других существ захотят добавить свои силы к моим… просто ради того, чего я пожелаю, что я сочту нужным и важным. Мой голос – оружие, моё войско – много оружий, и пока я даже не могу охватить разумом всю ту многость, которую вижу впереди, на своём новом горизонте. Я понятия не имею, что делать теперь.
Я приму решение, у меня появится ответ, но не сейчас, сейчас я хочу просто зачерпнуть еще немного, еще немного вашего обожания, вашего доверия, и отойти в сторонку, чтобы перевести дух и подумать. Мне нужно очень хорошо всё обдумать. Я сделаю так, чтобы вы дождались моего решения, дождались его, ничего не сломав ни себе, ни другим. Потому сейчас…
Едва не застонав от усилия, которое потребовалось, чтобы выйти из этого потока захлёстывающих его волн преклонения, воодушевления, исходящего от машин, Илидор сделал долгий-долгий вдох, жалея, что не может впрок надышаться воздухом этого мига, быстротечного мига звенящего в тишине торжества.
В этот миг дракон не был ничей.
Он опустил руки, открыл глаза и еще бесконечно долгое мгновение с пронзительной тоской смотрел в плывущие под сводом облака, и глаза его потускнели, а потом…
Потом в абсолютной, бесконечной тишине раздался самый странный звук, который когда-либо слышало подземье, истрёпанное сотнями лет сражений и противостояний, измучанное измененным голосом Такарона и новыми сущностями, которые рождались в его глубине. Лязг и звон, крики и проклятия, клацанье металла и плеск лавы, рёв и стук, хлопанье крыльев, треск тканей и разрываемой плоти – какие только звуки не сотрясали эти камни за минувшие сотни лет!