Клятва
Шрифт:
– Да я вообще не знаю, что с вами делать!
– А делайте, что угодно, - отмахнулась я. – Только на гору Манат рядышком с тем старым придурком не уходите, ладно?
Амир снова засмеялся, а я решила, что очередного приступа истерики просто не вынесу. И позорно сбежала – исчезла.
Зак был в ярости. Он то угрожал убить Амира, то пытался спалить дом. Я отлично поупражнялась в защитных заклинаниях, пока он крушил мебель, бросался заклинаниями и орал на меня. Даже не знаю, что его разозлило сильнее – что я принесла клятву Амиру или что сделала это сама, без его ведома.
– Ты оговорила условия? Нет?! Дура!
– Что, что он тебе наплёл, этот слабак? У него в голове одни счётные книги! Идиотка, вот и будешь вечно на него горбатиться – этот святоша даже в бою не помрёт!
И всё в том же духе.
Дом выдержал. Даже разбежавшиеся слуги вернулись. А мы с Заком впервые переспали – иначе вышедший из себя чародей успокаиваться не собирался.
Честно говоря, его покои мы спалили именно тогда. И я принимала деятельное участие…
В общем, следующим вечером, довольные собой и жизнью, мы оба скучали на приёме у короля Овидстана. А Овидий радовался. Он так чисто, незамутнённо радовался – ну прямо как ребёнок, которому всё-таки дали долгожданную конфету. Он в ответ надарил всякой бесполезной чепухи мне, осыпал подарками Амира, даже Заку что-то перепало. Надим, второй принц, стоял у отцовского трона весь зелёный – не понять: то ли от зависти, то ли от злости. Аджахад мечтательно разглядывал потолок, а когда всё закончилось, подошёл ко мне.
– Элиза.
Я заранее приготовилась, что меня начнут костерить: как ты могла! я же столько для тебя старался!
Но Аджахад улыбнулся и выпалил:
– Спасибо! Я сегодня же сделаю предложение Алие-сайе! Элиз, я вас обязательно познакомлю. Она такая.., - и дальше он подробно, с помутившимся взглядом влюблённого, рассказывал, какая.
– Чудесно, - только и могла выдавить я во время пауз.
Я предчувствовала, что он теперь уедет в свою провинцию, и вряд ли мы скоро встретимся. А мне даже было жаль… Теперь-то мы, наверное, могли бы нормально общаться.
Про войну мне тогда никто не сказал – а я сама не интересовалась. Не до неё было. Сначала я привыкала к Амиру, потом валялась в кровати, ослабевшая и умирающая.
Амир меня не разочаровал. С клятвой я поступила скорее импульсивно, чем обдуманно – но, положа руку на сердце, он был лучшим выбором, который я могла сделать. Молва, кстати, быстро уложила нас в постель и даже приписала нам внебрачное дитя. Врут, всё врут. Амир вызвал – вежливо пригласил – меня следующим же после королевского приёма утром в свои покои (дворца Алистана у него ещё не было) и в упор сказал мне, что с оружием, то есть со мной, он спать не станет.
Я заела обиду халвой и ответно сообщила, что он мне тоже не очень-то нравится. И вообще, принцы в постели, говорят, те ещё брёвна…
Закончилось всё опять смехом. После, правда, Амир попытался рассказать мне о своих планах, но мне сделалось дурно (и неинтересно), так что пришлось на этом завершить.
Я странно чувствовала себя в те дни – то резвилась с Заком (дом ходуном ходил), то валялась без сил в постели весь день. И ела, ела, ела много – за двоих, а то и за троих. На очередной встрече с Амиром – когда он принялся что-то говорить про Мальтию и войну, меня чуть не стошнило – от молока с мёдом, которое я всегда обожала.
Амир испугался. Меня, дрожащую, посеревшую и очень испуганную, осматривали сразу три дворцовых лекаря. И все три, посчитав пульс, вынесли вердикт: я беременна.
У Амира в гостиной в тот вечер разбилось всё, что могло разбиться. Я потом извинялась и даже возместила – вазы, статуэтки. Но, боюсь, было там что-то коллекционное.
Вся столица смаковала новость – никто и не сомневался, что отец ребёнка Заккерий. Кто-то упоминал, правда, и Амира, но срок был слишком длинным – два месяца. Моей клятве же и двух седмиц не минуло.
Одни мы с Заком отлично знали, кто отец. Срок, да и мы, чародеи, такое чувствуем. Я, например, отлично знала, что родится мальчик. Что он будет красивый, очень – копия папочки. И отчаянно-храбрый – тоже в отца. Я надеялась, что хотя бы отцовскую глупость он не унаследовал. Но да ладно, с этим можно справиться.
Я хотела этого ребёнка с того момента, как узнала – он был бы моим, полностью, абсолютно. Частица настоящей любви, которую я не заслужила. Счастливое дитя – так я думала.
Зак считал иначе. «Элиза, ты с ума сошла! У чародеев рождаются только чародеи! Ты хочешь сыну такую судьбу?» Я считала, что если научу моего ребёнка, как с ней справляться, ему будет легче. Он сам сделает выбор, он справится.
Я не буду такой, как моя мать.
Я отвечала, что хочу сына, и Зак снова выходил из себя, снова кричал, снова крушил мебель – мы тогда, наверное, стали самыми любимыми клиентами у плотников.
В те дни вокруг меня вечно носились няньки и повитухи, чтобы не дай боги чего не случилось с жемчужиной Овидстанской короны. Овидий справлялся о моём здоровье постоянно. Амир каждый вечер присылал рабахский щербет – я умирала как хотела его. Меня мутило, но я ела эту гадость громадными количествами.
И всё было замечательно, лекари в один голос предсказывали лёгкие роды. Я даже спокойно переживала начавшуюся утреннюю тошноту. Но потом однажды ночью мне приснился Валентин вместе с Алэром – и кровь, всё в крови. Они оба в крови.
Я проснулась тоже в крови. Помню, как спешно вызванные лекари качали головой, объясняя, что это выкидыш, что ребёнка я потеряла. Но всё это помнится смутно – они тогда чуть-чуть меня не потеряли.
Я металась в жару, плавала в тумане и раз за разом оказывалась в комнатке Девичей башни рядом с мёртвым Алэром. И Валентин в запачканной кровью рубашке отодвигал полог и, наклоняясь ко мне, говорил: «Да, Лиззетта, мне нравится. Мне очень нравится».
Мальчишка – пленный мальтиец – орал на высокой ноте уже битый час, а толку от него не было никакого. Заккерий, пощёлкивая пальцами, ходил из угла в угол мимо посеревших генералов, вынужденных наблюдать пытку, и безумно жалел, что Элизы сейчас здесь нет. Конечно, тащить её на войну в её положении было бы верхом глупости – но Элиза намного лучше него могла читать мысли и запудривать мозги. А так – уже третий лазутчик за последние дни, и все как на подбор так старательно не думают о том, что надо, что толку от них никакого. Заккерий мог вороном проникнуть в мальтийскую ставку, да хоть в родовой замок мальтийского генерала-командующего. Только толку от этого тоже не было: сэр Джереми предпочитал не писать свои планы на стенах и не выставлять их на всеобщее обозрение, а хранить в голове. А его лазутчики отказывались говорить в принципе. И снова всё упиралось в Элизу – она могла бы аккуратно прочитать их, не выворачивая наизнанку. Заккерий мог только пытать.