Клятва
Шрифт:
Парень чуть пожал плечами, а после немного отхлебнул. Пиво приятно обволокло горло, протиснувшись внутрь.
Вокруг было шумно. В баре — сердце этого города, так было всегда. Где-то с пьяну горланили песни, где-то проигрывали в карты последнюю кофту, где-то просто мирно храпели, уткнувшись мордой в картошку.
«Мир изменился, а вот люди остались прежними», — подметил про себя Егерь, утирая пену с бороды.
Бар представлял из себя старое привокзальное здание кафе, начисто пересобранное под вкус местных сталкеров. Они вытащили весь мусор, оставив лишь голые бетонные
Как смекнул Даня, на табличках была стоимость, только вот в чем она измерялась? Патроны? Консервы? Или что-то другое?
Был еще и второй этаж, устроенный как терраса, добавляющая к помещению ещё почти треть пространства. Там расположилась пара стульев да здоровенный стол для особо больших застолий. Освещением выступили самодельные стеариновые и восковые свечи, уставленные где только можно, так, что за два квартала виднелись огни бара.
Сталкеры ласково называли это место башкой, за то, что рядом располагались и арена, где неустанно проливали кровь местные гладиаторы и скромная гостиница, куда можно было упасть после бурной ночки.
Пацан то и дело оглядывался, смотря на все это удивленными, полными детской наивности, глазами. Этот бар напоминал средневековый трактир, где ошивается крестьянский сброд, заглушая все свои беды пойлом, песнями и драками. Но люди, сидящие здесь, были далеко не простыми.
Наконец, Даня прожевал последний кусок котлеты и откинулся на спинку стула. На лице заиграл багрянец.
Вот, кончилась и картошка, и огурцы, и помидоры, что совсем недавно пополнили стол. Егерь не спеша доел свою порцию и рукой поманил Живика. Грузин в это время попивал пиво, любуясь на прелести местной официантки.
— Что, молодость в штанах заиграла?
Живик дернулся, повертел головой и через пару мгновений уже стоял возле путников, ехидно потирая здоровенные усы.
— Чтоб тебя, дорогой, уже посмотреть нельзя?! — снова по-театральному возмутился бармен.
Егерь снова чуть улыбнулся, но не ответил.
— Ну и как тебе, Мясник? Вижу, твой сынуля наелся так наелся!
Кавказец вздохнул, понимая, что не в его силах переубедить этого грузинского толстяка.
— Отлично. Спасибо, Живик.
Бармен, увидев расположение Егеря, тут же сел на рядом стоящий стул. Мебель, на удивление, даже не скрипнула от его внушительных габаритов. Уцепившись взглядом за единственный огурец, одиноко дрейфующий в рассоле, Живик взял банку и, приложив немалые усилия, выловил овощ одними только пальцами.
— Ну, дорогой, не утомляй меня своим молчанием, — весело начал он, — расскажи где
Егерь, заметно помрачнев, сделал пару больших глотков из кружки, а Даня с любопытством взглянул на кавказца.
— Живик, друг мой, много дерьма потом случилось. Вот я его и разгребал.
Грузин сплел пальцы на животе и откинулся на спинку стула.
— Твоя краткость всегда поражала мой зажиревший ум, как говорится: редко, но метко! Ну раз не хочешь говорить о прошлых своих заслугах, может хоть скажешь, что за чудный малый сейчас пьет с тобой пивко?
Даня, поймав на себе взгляд ухмыляющегося грузина, тут же отставил пойло.
— Не стесняйся, салага, друг моего друга — мой друг.
— Скажем так, это мой спутник, — спокойно ответил кавказец. — Большего знать не нужно.
— Ну, ладно, ладно. Вечно ты хмурый, как туча! О, иди сюда, дружище!
Живик обращался к спокойно сидящему рядом с Егерем, Зевсу. Услышав зазывания грузина, полуволк только опустил голову на бок, будто бы говоря: «Шел бы ты своей дорогой, человек».
— И ты, Зевс, тоже в папашу пошел, давно ведь знаемся! — развел плечами Живик, но, поняв, что полуволк не подойдет, вздохнул.
— Так, — начал Егерь, затягивая сигарету, — денег у меня пока нет, Живик.
— Ну так, откуда им взяться? — улыбнулся бармен. — Не переживай, запишу.
— Вот и отлично. Там рубля три вышло где-то?
Грузин кивнул.
Только вот Даня совсем не понимал и даже осознать не мог, что такое рубль, деньги и прилагаемые к ним операции. В пункте все держалось на бартере и честном слове, а потому ни о каких финансах речи и не шло.
— Это, Дань, — Егерь одним ловким движением вынул из крохотного кармана на фартуке Живика блестящую алюминиевую монетку, — один рубль.
Грузин, конечно, возмутился, но ничего не сказал.
На белом фоне металла красовалась узорчатая цифра один, перевернув которую, возникли и красивые, элегантные крылья, заслонившие собой весь фон.
— На это, разве что, кружку пива да котлет с гарниром купишь. Есть два рубля одной монетой, три, четыре и пять. Как видишь, на три можно неплохо пожевать, а на двадцать можно такую пьянку устроить, что мама не горюй. Эти монетки в целом представляют из себя деньги, которые здесь в ходу даже больше бартера. С ними нет возни, как с оружием или какой другой приблудой, расплатился этим крошечным рублем — и никакой мороки. Везде здесь используется.
Даня, смотря на эту блестяшку, послушно кивнул. Егерь тем временем, вернул монету Живику.
Тот быстро спрятал рубль, а потом как ни в чем не бывало заулыбался.
Даня глянул на часы. Стрелка показывала ровно половину первого ночи. И как только пацан увидел время, тело его едва не грохнулось. Мышцы тихонечко заныли, словно бы по щелчку пальца, а открывать глаз с каждым разом стало все тяжелей.
Горец почти сразу заметил, как алкоголь разморил юнца.
— Э, нет парень, так не пойдет, — тормошил кавказец Даню, — я тебя тащить никуда не собираюсь.
Малец продрал сонный глаз и вопрошающе уставился на Егеря.