Кляйнцайт
Шрифт:
Пиггля обратно не привезли.
Этого не хватало
Аромат чистых простыней, дыхание свежего ветерка доносится от сиделки, меняющей белье на койке, где некогда лежал Пиггль. Явилась другая, привезла кресло на колесах.
— Вы сможете встать? — спросила она Кляйнцайта.
— Физически нет, — ответил он. Сиделка помогла ему подняться, ее пахнущая прачечной грудь толкнула его в кресло. Крепкая девушка, и пахнет от нее хорошо.
— К чему все это? — спросил Кляйнцайт. — Куда мы идем?
— Доктор Налив сказал, чтобы сюда положили
Так вот оно и получается, подумал Кляйнцайт. Увидев, что на мне нельзя попрактиковаться, Налив потерял ко мне интерес, и теперь меня задвинут куда-нибудь в темный уголок. Здесь были незнакомые лица, на которые раньше он взглядывал лишь мельком. Ему это вдруг напомнило, как бывает иногда на вечеринке, когда устаешь представляться чужим людям. Здесь, по крайней мере, мы можем позволить себе не стоять на ногах весь вечер с дурацкими бокалами в руках. Грудь толкнула его еще раз, он лег на койку.
Только не еще один, пробормотала койка.
Извини, сказал Кляйнцайт. Я постараюсь тут долго не задерживаться.
— Как насчет моего монитора? — спросил он.
— Доктор Налив сказал, что он вам больше не нужен, — ответила та, ускользнула.
Слева ему кивнула кислородная маска. Справа над «Оксфордской книгой английской поэзии» качнулись роговые очки, улыбнулись ему. Вот от этого жди неприятностей, пронеслось в голове Кляйнцайта.
Роговые очки дружелюбно оборотились к нему.
— Меня зовут Артур Тид, — сказали они. — Тид, но пусть вас это не смутит, ха–ха.
Кляйнцайт представился, показал мимикой, что ему сейчас не до разговоров.
— Госпиталь — прекрасное место для изучения характеров, — произнес Тид. — Я могу много чего рассказать о человеке, лишь кинув взгляд на его внешность. Я бы предположил, что вы писатель. Я прав?
Кляйнцайт то ли кивнул, то ли пожал плечами.
— Поэзия?
— Немного, — ответил Кляйнцайт, — время от времени.
— Я без ума от поэзии, — произнес Тид. — Я декламирую Бернса с шотландским акцентом.
Он передал Кляйнцайту карточку:
АРТУР ТИД
КОМЕДИАНТ — КОНФЕРАНЬСЕ — ЦЕРЕМОНИЙМЕЙСТЕР
СТИХОТВОРНЫЕ ДЕКЛАМАЦИИ
(В сопровождении фортепиано)
— На фортепиано играет моя жена, — пояснил Тид. — Поэзия столько может открыть. «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам», ха–ха. Днем я инженер–электрик, а ночью, знаете, поэзия.
— О да, — промолвил Кляйнцайт. Он негромко застонал, тактично намекая на то, что при всем своем интересе к этой теме он испытывает такую боль, какая Тиду и не снилась.
— Вы выглядите задумчивым, — сказал тот. — «Il Penseroso», что значит задумчивый. А мой девиз — улыбайся. «L'Allegro». Мильтон, вы знаете. «Печаль–губительница, прочь!..» и так далее.
Кляйнцайт смежил веки, кивнул.
— Вообще-то над этой поэмой я сейчас и работаю, — продолжал Тид. — Запоминаю ее. Вношу в свой репертуар. Вы не могли бы проследить по книге, пока я буду читать вслух, правильно ли я произношу? Я уже несколько дней ищу кого-нибудь, кто бы это сделал, но никто не хочет, а одному читать стихи вслух, согласитесь, диковато. — Он протянул книгу Кляйнцайту. Кляйнцайт увидел, как его руки приняли ее, не зная, что с ней делать. Тид уже начал:
Печаль–губительница, прочь!
Ужасный призрак, Тьмой бездонной
В стигийской пропасти
Там, где лишь стон теней глухую будит ночь… [7] Кляйнцайт задремал, проснулся от произнесенных слов: «сам Орфей».
— Что такое? — спросил он.
— Что именно? — в свою очередь спросил Тид. — Я что-то неправильно произнес?
— Я потерял страницу, — заявил Кляйнцайт.
— Страница 333, почти в самом конце.
Кляйнцайт прочел:
7
Перевод В. Левика
— Нашли? — спросил Тид.
Кляйнцайт кивнул. Тид продолжал с того места, где остановился, а Кляйнцайт тем временем попытался отгородиться от его голоса, чтобы полнее проникнуть в смысл слов. Тид закончил, его голос умолк. Кляйнцайт перечитал строчки заново, услышал в сознании голос самих слов, опьяненных лидийским ладом:
Твоих, Гармония святая, Волшебных уз не разрывая.Внутри него установилась пауза, как при взмахе руки. Затем точно толстая кисть, обмакнутая в черные чернила, одним безошибочным движением вывела на желтой бумаге круг. Прелестный, свежий, четкий и простой. Весь организм его, исполненный силы, бился в едином ритме с безупречным здоровьем. Так держать! — подумал Кляйнцайт и тотчас же почувствовал, как это чувство покидает его. Все. И вот он опять больной, немощный, напичканный разными «лихолетами», «бацами», «углоспрямами», «разъездами» и «кюветами». Он заплакал.
— Трогает, правда? — заметил Тид. — Вы обратили внимание, как я произнес «вернуть под солнце» и задержал дыхание на слове «Эвридику», потом пауза, чтобы заставить это прочувствовать, а потом — «За эти блага бытия» и так далее; сдержанно, но весьма эмоционально, не правда ли?
— Мне тоже нужно быть сдержанным какое-то время, — сказал Кляйнцайт.
— Пардон, — сказал Тид. — Не хотел вас ничем обременять.
— В чем гармония, — проговорил Кляйнцайт, — как не в собрании себя воедино.