Кляйнцайт

Хобан Рассел Конуэлл

Видишь, сказал Госпиталь. Это ты забыл.

Думаю, я уже собрался к тому моменту, когда почувствовал себя пустой рукавицей, сказал Кляйнцайт. В любом случае, на чьей ты стороне? Разве ты не сожрешь меня так же, как сожрал всех остальных? Что во мне такого особенного?

Я на тебя время потратил, ответил Госпиталь. Ты бы сказал, боль тоже.

Так сказал бы ты, парировал Кляйнцайт.

Но ты еще не до конца все понимаешь, продолжал Госпиталь. В тебе нет ничего особенного. И ни в ком нет ничего особенного.

И это дело Ничего, понял?

Не умничай, сказал Кляйнцайт.

А я и не умничаю, отозвался Госпиталь. Никогда. Я — всегда просто я. Привести пример?

Как? — спросил Кляйнцайт.

Что ты такое? — спросил Госпиталь.

Не знаю, ответил Кляйнцайт.

Вот этим и будь, сказал Госпиталь. Будь Не–Знаю.

КАК? — завопил Кляйнцайт.

СОБЕРИ СЕБЯ, заревел Госпиталь в ответ.

В КАКОМ НАПРАВЛЕНИИ ФРАКИЯ? — орал Кляйнцайт. ПОЧЕМУ Я?

Найди ее, приказал Госпиталь. Ибо ты можешь.

Смешанные чувства

— Вы выглядите на удивление бодро, — произнес доктор Налив. Сам доктор щеголял коричневым загаром и выглядел так, будто его самого бодрость вообщене покидала, да и никого бы не покинула, стоило только усилие приложить.

— Я чувствую себя превосходно, — ответил Кляйнцайт. — За исключением того, что ни сесть, ни встать.

— А вы уверены, что это не работа вашего сознания? — спросил доктор Налив.

— О чем это вы? — спросил Кляйнцайт.

— Мы чертовски мало знаем о сознании, — начал доктор Налив. — На отдыхе мы снимали виллу, и там мне попались кое–какие книжки. Фрейд один написал. Довольно ничего, скажу я вам. Сознание, знаете, эмоции. Смешанные чувства насчет мамы с папой и тому подобное.

— Это вы все к чему рассказываете? — спросил Кляйнцайт.

— Прошу прощения, — сказал доктор Налив. — Я просто подумал, что ваше сознание, возможно, раздвоилось. Одна часть захотела сесть, другая не захотела. Что сейчас называется амбивалентностью. А вы хотя бы пробовали?

— Смотрите, — произнес Кляйнцайт. — Вот я попытаюсь это сделать. — Его сознание уселось, а все остальное осталось лежать.

— Гм, — произнес доктор Налив. — Вы все еще в лежачем положении, тут ничего не попишешь. — Он взял в руки висевшую в ногах Кляйнцайта табличку с его именем. — Я пропишу вам новые лекарства, посмотрим, дадут ли они отдохнуть вашему организму. «Зеленая улица» хоть немного и привела ваше стретто в норму, но, по–видимому, ускорила обращение по нему более, чем желательно, так что я переключил вас на «кювет». «Разъезд» заставит вас меньше думать об асимптотическом пересечении, а «углоспрям» убавит напряжение в гипотенузе.

— Меня та женщина с бланком совсем достала… — сказал Кляйнцайт.

— Мы это отложим на пока, — сказал доктор Налив. — Давайте поглядим,

к чему мы придем через пару дней, а там и поговорим.

— Ладно, — сказал Кляйнцайт. — Может, оно все само рассосется, а?

— Во всяком случае, мы можем попробовать, — ответил доктор Налив. — Вы ведь всем сознанием против операции. А сознание, скажу я вам, такая вещь, его от тела не отделишь. Его без преувеличения можно назвать органом со своими собственными правами.

— Мое сознание сейчас оченькрепко, — ответил Кляйнцайт. — И никаких неприятностей от него не видать.

— Разумеется, — сказал доктор Налив. — А мы вот поглядим, как все повернется. — Он улыбнулся, перешел к следующей койке, обследовал Раджа. А где это Плешка, Наскреб и Кришна? — подивился Кляйнцайт.

Он повернулся на бок, оборотившись спиной к Шварцгангу и Рыжебородому. Радж, застегивая пижаму, улыбнулся. Кляйнцайт улыбнулся в ответ.

— Вы уходите, возвращаетесь, — произнес Радж. — Туда и обратно.

— Просто стараюсь больше двигаться, — пошутил Кляйнцайт.

— Вы собираетесь в скором времени снова пойти работать? — спросил Радж. — Вы возвращаетесь на свою работу?

— У меня нет работы, — сказал Кляйнцайт.

— А! — просиял Радж, передал ему «Ивнинг Стандард». — Вот здесь лучшие объявления о работе.

— Большое спасибо, — поблагодарил его Кляйнцайт.

Койка позади Раджа, на которой лежал Пиггль, сейчас была пуста. Лежащий на соседней с ней койке Нокс, глядя поверх новых «Всех звезд дрочки», поймал взгляд Кляйнцайта.

— Операция, — сказал он, кивая на койку Пиггля. — Он сейчас там. А с ним — Плешка, Наскреб и Кришна.

А! — отразилось на лице Кляйнцайта.

— Да, — прибавил Нокс. — Мы должны основательно подготовиться к тому, что грядет, все мы здесь, кто остался. Нам не вольно приходить и уходить, как вы.

— Почему вы думаете, что я волен приходить и уходить, когда мне вздумается? — спросил Кляйнцайт. — Я вышел, а обратно меня привезла скорая. Я не прекращаю своих попыток, но ничего не добиваюсь.

— Но вы ведь не успокоитесь, — заключил Нокс и вернулся ко «Всем звездам дрочки».

Кляйнцайт поразмыслил немного о Ванде Аддерс, «Мисс Гернси», которая всегда думала, что впереди у нее кое-что большое. Она — лишь фотография в газете, а уже стала частью его жизни. Кому-то сейчас посылает свои улыбки моя фарфоровая русалка? — задался он вопросом. Вроде никто сегодня не был настроен слишком сочувственно. Он пошарил под койкой. Ты там? — спросил он.

Нет ответа. Нет и мохнатой черной лапы. Он повернулся на другой бок, чтобы вновь оказаться лицом к лицу со Шварцгангом и Рыжебородым. Шварцганг был занят тем, что неустанно пикал в окружении своей аппаратуры и даже не посмотрел на него. Рыжебородый кивнул, снова отвернулся.