Ключ к Ребекке
Шрифт:
Ему неожиданно пришло в голову, что Елена его не ждет… Что, если она сейчас с мужчиной?
Уильям нетерпеливо топтался в коридоре. Он пришел к ней впервые. Может, ее вовсе нет. Еще бы, неужели ей больше нечего делать по вечерам, как торчать дома?
Дверь открылась.
Елена была одета в длинное желтое хлопковое платье, довольно простое, но достаточно тонкое, чтобы подчеркнуть фигуру. Желтый цвет прекрасно смотрелся на смуглой коже.
Елена нахмурилась, вспоминая, кто перед ней, и, узнав, наградила гостя проказливой улыбкой.
— Привет!
— Добрый вечер.
Она шагнула вперед и поцеловала его в щеку.
— Входи.
Уильям вошел, дверь за ним закрылась.
— Я не ожидал поцелуя, — признался он.
— Ну как же? Я тоже играю роль… Давайте я освобожу вас от вашей маскировки.
Он отдал ей букет с ощущением, что над ним издеваются.
— Входите, я пока поставлю цветы в воду, — сказала она.
Он вошел в гостиную и огляделся. Убранство комнаты свидетельствовало о чувственности хозяйки. Преобладали розовый и голубой тона, меблировка состояла из глубоких мягких кресел и столика из светлого дуба. Это была угловая комната с окнами на две стороны, вечернее солнце заливало ее мерцающим светом. На полу лежал коричневый ковер из натурального меха, похожий на медвежью шкуру. Вандам присел и дотронулся до него: мех действительно натуральный. Перед глазами Уильяма вдруг мелькнула яркая картина: обнаженная Елена, соблазнительно изогнувшись, лежит на ковре. Он сморгнул и загнанно огляделся. На кресле перед ним валялась книга, которую она, по-видимому, читала, когда раздался стук в дверь. Майор взял книгу и сел в кресло. Оно хранило тепло ее тела. Книга называлась «Стамбульский экспресс». Похоже на шпионский детектив. На стене напротив висела картина, в оригинальной манере изображавшая светский прием: женщины, как и положено, одеты в великолепные платья, а вот мужчины, все как один, в неглиже. Вандам подумал и пересел на диван под картиной так, чтобы вовсе ее не видеть. Уж больно эксцентричная…
Елена вошла с вазой в руках, и запах глициний наполнил комнату.
— Хотите что-нибудь выпить?
— У вас есть мартини?
— Да. Курите, если желаете.
— Благодарю.
«Она умеет быть гостеприимной», — подумал Вандам. И тут же спохватился: учитывая то, каким способом она оплачивает свое жилье, она непременно должна быть гостеприимной. Он достал сигареты.
— Я боялся, что вас не окажется дома.
— Не сегодня.
В ее голосе прозвучала странная нотка, но Вандам не смог понять, какая именно. Он наблюдал за тем, как она смешивает коктейль. Уильям собирался провести эту встречу быстро и в деловой манере, но уже сейчас ясно, что вести встречу будет хозяйка — как ей заблагорассудится. Он ощущал себя тайным любовником.
— Вам нравится читать эти бредни? — кивнул он на книгу.
— В последнее время меня интересуют триллеры.
— Почему?
— Должна же я знать, как ведут себя шпионы.
— Я думаю, вам не стоит… — Вандам увидел ее улыбку и понял, что его снова дразнят. — Никогда не поймешь, когда вы шутите.
— Я шучу почти все время. — Елена протянула ему бокал, села на противоположный конец дивана и лукаво посмотрела на майора. — За шпионаж!
Уильям пригубил коктейль. Он был великолепен. Елена — тоже. Мягкий солнечный свет золотил ее кожу, и от этого ее руки и ноги выглядели особенно гладкими. Должно быть, они очень нежные на ощупь. Он вдруг подумал, что в постели она, наверное, такая же, как и в обычном общении, — спокойная, веселая, готовая поиграть. Черт бы побрал эти мысли… Эффект, производимый ею, мало с чем мог сравниться: в поисках подобного он на днях даже ушел в загул, который постыдно окончился в никудышном борделе.
— О чем вы думаете? — поинтересовалась Елена.
— О шпионаже.
Она засмеялась с таким видом, как будто знала, что он лжет.
— Сдается мне, вам это нравится.
Вандам в сердцах подумал: и как только у нее это получается? Она все время выводила его из равновесия своими поддразниваниями, лукавыми взглядами, невинным выражением лица, а главное — длинными загорелыми ногами.
— Ловить шпионов — такая же работа, как и все остальные, но я не люблю ее.
— Что делают со шпионами после поимки?
— Обычно вешают.
— Да?
На этот раз ему удалось вывести ее из равновесия. Елена содрогнулась.
— В военное время неудачники расплачиваются за промахи жизнью, — назидательно пояснил майор.
— Вы потому и не любите эту работу — потому что их вешают?
— Нет. Я не люблю ее, потому что мне не всегда удается их поймать.
— Вы что, гордитесь своей черствостью?
— Разве это черствость? Ты должен убивать других, чтобы не убили тебя.
Уильям осознал, что теперь его вынудили оправдываться. Как она это делает?
Елена поднялась, чтобы налить ему еще мартини, и Вандам наблюдал, как она передвигается по комнате. Грациозная, словно кошка. Или нет, котенок. Он смотрел на ее спину, пока она делала коктейль, и ему было интересно, что у нее надето под желтым платьем. Заодно Уильям кинул взгляд на ее руки: они были тонкими и сильными. Свой бокал она не наполнила.
Майор решил разузнать что-нибудь о ее прошлом.
— Ваши родители живы?
— Нет.
Вандаму показалось, что она лжет: ответ прозвучал слишком резко.
— Мне жаль.
— А зачем вы спрашиваете?
— Неуместное любопытство. Простите.
Елена наклонилась и легонько коснулась его руки, кончики ее пальцев лишь скользнули по его коже — ласка такая же легкая, как бриз.
— Вы слишком много извиняетесь.
Она на секунду отвернулась, как будто колеблясь; а затем, словно поддавшись минутному импульсу, начала рассказывать о себе.
Елена родилась в ужасающе бедной семье. У ее родителей, образованных и любящих людей, это был уже пятый ребенок…
— Мой отец обучал меня английскому языку, а мама старалась привить аккуратность… — рассказывала Елена.
Беда в том, что отец, портной по профессии, придерживался ультраортодоксальных взглядов и вскоре сделался совершенно чужим в еврейской общине Александрии из-за постоянных доктринерских споров. Когда Елене было пятнадцать, отец начал стремительно слепнуть и не мог больше шить. При этом он бы никогда не согласился принять помощь от «вероотступников» — александрийских евреев. Елена нанялась служанкой в британскую семью, в доме у которой и поселилась, а всю зарплату посылала родным. С этого места ее история становилась повторением сюжета, популярного в течение нескольких последних веков: место действия — дом людей из высшего общества; действующие лица — сын хозяев и бедная соблазненная девушка. Елене еще повезло: их связь обнаружили до того, как она забеременела. Незадачливого ловеласа отослали в университет, а провинившуюся служанку безжалостно рассчитали. Перспектива вернуться домой и рассказать отцу, что ее выгнали за внебрачную связь, да еще с гоем, приводила девушку в ужас. Некоторое время она просуществовала на выданные ей при расчете деньги, продолжая посылать домой прежнюю сумму каждую неделю, пока деньги не кончились. А затем один распутный бизнесмен, которого она встречала в доме, где работала, снял для нее квартиру. Так она вступила на путь продажной женщины. Вскоре после этого отец обо всем узнал, и семья отсидела по ней шиву.
— Что такое шива? — спросил Вандам.
— Траур.
С тех пор она не получала от них известий, если не считать письма от одной из своих подруг, в котором сообщалось о смерти матери.
— Вы ненавидите своего отца? — спросил Вандам.
Елена пожала плечами:
— Думаю, для меня все не так уж плохо сложилось. — Она обвела рукой комнату.
— Но разве вы счастливы?
Елена как-то странно на него взглянула. Дважды Уильяму казалось, она вот-вот заговорит и скажет нечто важное, но она промолчала и отвернулась. Вандам понял, что девушка жалеет о своей откровенности.