Ключ к вечности. На солнце!
Шрифт:
– Назад нет. Только вперед,– невесело рассмеялся Федор. И махнул рукой, словно указывая направление.
– А куда это... вперед?– вкрадчиво поинтересовалась девушка.
– За мост,– отрубил кузнец, не вдаваясь в подробности.
Я тем временем вглядывался в лица поселян. Обычные лица вроде бы. Не пышущие радушием, прямо скажем. Но и не озлобленные. Правда, была в них некая общая черта... Смотрели на нас встречные кто с легким неодобрением, кто с едва прикрытым недовольством, а иные с жалостливым участием
– Федор, мне показалось, или нам здесь не особенно рады?
– Заметил, да?– провожатый остановился, огладил бороду.– Вы это... Не принимайте на свой счет. Просто так получилось...
– Что... получилось?– решил уточнить Павел.
– Пятисотые вы,– все в той же лаконичной манере отозвался Федор, прежде чем продолжить движение.
В голове пронесся вихрь неприятных ассоциаций. Двухсотые, трехсотые... Так на войне убитых и раненых называют. А пятисотые кто? Дезертиры вроде как... Или перебежчики? Хотя не поручусь за точность, далек я от военного дела. И тут язык снова опередил ум.
– В каком смысле? В предатели нас сразу записали что-ли? На каком основании?
– При чем тут «предатели»?– искренне поразился кузнец.– По счету один из вас пятисотый.
Мы недоуменно переглянулись.
– Население поселка вместе с вами стало пятьсот человек.
– И что с того?– Алиса смотрела на него со строгостью учителя.
– А то... Лимит у «Приречного» четыреста девятьсот шесть душ. До вашего прихода количество у нас на одну единицу меньше было.
– Допустим. На что влияет лимит?
– Как только лимит превышен, жди Сирены со дня на день.
Какая такая сирена, не понять.
– Допустим, Сирена прозвучала. Что происходит дальше?
Паша терпеливый человек. Но очевидно, что даже его начала подбешивать манера гида давать информацию в час по чайной ложке.
– Ну не бомбардировка же начнется?– подстегнула эмоционально Алиса.
– Не бомбардировка,– подтвердил нехотя кузнец,– Но хрен редьки не слаще. Призыв начнется, вот что. Или исход. Кто как называет. Спокойной жизни в безопасном поселке конец. Уходить надо будет большинству. За мост. А все ж привыкли уже. Михалыч месяца три назад поселку статус поднял. Лимит подрос, так, почитай, Сирены то уж почти полгода не было.
– И много народу должно откочевать… за мост?
– В поселке через трое суток после Сирены останутся сто двадцать восемь человек,– четко отчеканил Федор.
– Ничего себе, сокращение штатов!– попытался обратить все в шутку я. Никто даже не улыбнулся.
– За мостом... что-то страшное?– предположила Алиса осторожно.
Федор помолчал немного. Пожевал губами. Ответил с натугой, словно каждое слово выдавливая ценой огромных усилий.
– Не сразу. И не всем. Но... да.
– А откуда цифры такие? Сто двадцать восемь? Четыреста девяносто шесть?
Провожатый лишь пожал плечами. Я задумался. «Квартет». Блистеры. Числа. Кажется, их что-то связывало. Эх, жаль записную книжку оставил в камере хранения. Мне всегда лучше думается, когда есть во что облечь образы. Пусть это будут даже обычные квадратики, стрелки да кружочки.
– А если кому-то не захочется уходить?– продолжала допытываться девушка.
– Будут и такие,– заметно помрачнел Федор.
– Каждый раз находятся,– добавил он с досадой,– и на что надеются?
– И...?
– На утро население поселка станет сто двадцать восемь человек,– упрямо повторил кузнец.
– Так что же, дорога через мост... Это путь в один конец?
– Нет. В поселке с дюжину человек, кто вернулся. Накопил цеф, и вернулся.
Мужчина закатал рукав и продемонстрировал уже виденный мной знак вечности на предплечье. Только у него, в отличи от барда-отравителя знак не отливал черной гуашью, а вспухал простым розоватым рубцом.
– Накопил...что, простите?
– А я уже видел такое тату!– мое спонтанное откровение прозвучало одновременно с вопросом Павла.
– Цеф,– отрывисто выплюнул кузнец. А вот ко мне обернулся с любопытством:
– У кого видел? Не у Виса ли?
Я мигом смекнул, что он сократил известное имя.
– У Виссариона,да. Кстати, как он?– на сей раз я решил придержать язык. И выведать сведения до того, как сболтну по глупости что-то неуместное.
– Да кто ж его знает, как? Редкий гость он в Приречном теперь.
– А что так?
– На промысел ходит,– окинул меня быстрым взглядом с прищуром кузнец.
– И как рыба? Клюет?
– Еще как. Невод он забрасывать умеет, да...
По реплике я так и не понял, осуждает Федор промысел Виса, одобряет или относится нейтрально. Поставил мысленно зарубку. Оставлять пространство для маневра! Учись, студент, как разговаривать надо! А то так и будешь, как в анекдоте, только ключи сантехнику подавать!
– Вот и пришли!– пробасил гид у двери очередного барака. Более точного слова для произведений местного зодчества у меня не нашлось.
Мы вошли в длинное здание.
– Здравствуйте!– розовощекая молодка-пышечка за стойкой служила олицетворением поварского дела.
– Ну что у нас на сегодня вкусненького, затейница? Признавайся!
– Кисель клюквенный, луковые булочки с ванилью,– с гордостью отрапортовала Матрена.
– Вот это зачетно! Вот это по-нашему!– оживился Федор.– Ставь гостей на довольствие!
Я снова поймал этот взгляд. Смесь жалости и боязливости. Пока повариха разливала ярко-красное желе по одноразовым стаканчикам, наводившим на недобрые воспоминания, я потянул за руку провожатого.
– Почему на нас так все … с жалостью что-ли... смотрят.