Ключ к вечности. На солнце!
Шрифт:
– За каждую смену при соблюдении нормы выработки, трудящемуся капает «цеф»,– пояснил Федор.– В шахте тариф поболее будет. В лесу поменее. На лугу или в рощице, где травы и корешки заготавливают, вообще минимальный.
– А рыболовством тоже занимаетесь?
– Рыбалкой? Не-а.
– Почему?– недоуменно вопросил у провожатого.
– До моста дойдешь, сам все поймешь. Вы с ребятами побродите по округе, осмотритесь. Не напрягайтесь. За те пару-тройку суток,что осталось, скопить все одно ничего существенного не удастся. А может и не понадобится.
Последняя фраза меня, прямо скажем,
Мое внимание отвлекло неординарное зрелище.
На расстоянии пары десятков шагов, лениво пережевывая пучок травы, стоял мускулистый ослик, запряженный в арбу.
– Наша главная тягловая сила,– улыбнулся кузнец.– В количестве двух единиц. Гога и Магога. Второй там, на лугу уже.
Но улыбка тут же покинула лицо мужчины, будто забавный момент омрачился предчувствием чего-то очень печального, хотя и неизбежного.
– А животных в поселке много?– решил продолжить разговор, выбрав наиболее нейтральную тему.
– Да нет. Только они.
– А как же шимпанзе?
– Любимец Михалыча? Он не в счет. То есть, наоборот. При переписи населения его волосатая башка тоже входит в поголовье.
– Ух ты! Чем заслужил такую честь?
– Он же сережечник!
– Кто?
Федор молча указал на гвоздик в моем ухе.
– Давно хотел узнать, что означает сие украшение?
– Узнаешь. После сирены все узнаешь.
– Сейчас сказать никак нельзя? У тебя, вот, допустим, нет же такой бижутерии. В чем между нами разница? – приступил к нему с расспросами я.
– Ты пойми...,– Федор насупился,– не из вредности или заносчивости мы, те, кто побывал за мостом, скупы на слова. Нельзя нам. Даже если захотим, не сможем обсказать. В горле сохнет, слова, как комки сухой глины, так в пасти и застряют!
– Страшно там, за мостом?
Кузнец укоризненно посмотрел на меня.
– Понял, молчу!
– По всякому там. Но не сахар, то точно,– слова давались отвечающему с натугой,– А вот с вами бы я туда пошел!
Он буквально ошарашил меня внезапной тирадой. Я так понял, что вояж по терре инкогнита, раскинувшейся за мостом, сопряжен с крайней степенью риска. И у человека, оказавшегося за пределами стабильного, безопасного, относительно комфортного даже поселения, мечта одна. Вернуться в Приречный. К людям. К возможно, немного занудному, но в целом справедливому, Михалычу. А тут– на тебе! Доброволец-исследователь!
Стоп! А не Алиса ли геройству причиной? Вон как по сторонам Феденька носом водит. Выискивает кого-то, факт!
Гипотеза, к моему недовольству, подтвердилась. Стоило Алисе в сопровождении Паши и Али появиться в поле досягаемости, раздвинув туманную дымку, кузнец оживился.
– А мы вот сейчас как раз с Андреем разговоры ведем,– проинформировал после приветствия всю честную компанию самозваный казанова.
– И о чем?– Паша хлопал себя по карманам, позабыв, видно, что все наши атрибуты сданы на хранение.
– Коли надумаете отрядом выдвигаться за мост, с вами хочу!
– Федор, да ты в себе!?
Абсолютно внезапно вынырнувший
– А что? Имею ж право?
– Имеешь. Мне без тебя как? Сначала Вис крышей поехал. Теперь ты? А поселок как без тебя, ты подумал?
Федор, поминутно оглядываясь на нас, да что там на нас, на Алису он пялился не переставая, кобель,увлек возмущенного сверх меры старосту в сторону. Где перепалка, лишь слегка приглушенная утренней дымкой, продолжилась.
Вернулся Михалыч взбудораженный, раскрасневшийся. И один. Вполголоса пробурчал под нос «бес в ребро», стрельнув быстрым оценивающим взглядом в сторону Алисы.
– Так, мальчики и девочки, нынче ваше задание пройтись по краю русла. Марья Ивановна вас сопроводит, травки-муравки, ягодки-цветочки покажет. С богом, как говорится. Но сначала к Матрене. За сухим пайком.
Я тут же вспомнил рассказ Павла про МарьИванну. И верно, они с Али приветствовали появившуюся сухопарую высокую женщину лет шестидесяти, как старую знакомую. Я же про себя заметил, что ей куда больше пошло бы строгое длинное платье, чем комплект грибника-охотника. И сдержанная эмалевая брошь. Именно так я почему-то представлял себе русских дворянок девятнадцатого века.
Батончик оказался похож на подзабытый уже «Баунти», по прихоти кондитера лишенный шоколадной глазури. Кусочки покрытого похожей на кокосовую стружку обсыпкой батончика таяли во рту, оставляя приятное, немного тягучее послевкусие. Привычная пластиковая бутылка 0,33 задорно вспенилась при отвинчивании крышки.
– Тару не выбрасываем, вечером сдаем,– назидательно подняла указательный перст Матрена.– А то останетесь без сочней на ужин!
Ох! С детства любил эти творожно начиненные вкусняшки. Но не ел давно из-за непереносимости лактозы. Хорошо, что нынче попробую вновь!
Под началом Марьиванны миновали упомянутый Михалычем коровник. Здание являло собой унылое, жутко депрессивное зрелище. Провалившаяся крыша, торчащие наружу обломки сгнивших балок, дыры в полу обрушенных стен. И здесь назначена точка сбора? Почему? Только потому, что здание ближе всего к мосту? Группа, к слову говоря, двигалась курсом на переправу. В тумане я ориентировался плохо, но мы явно забирали вправо от направления улицы. Шли размеренно и неторопливо часа два. Туман постепенно редел. Но фермы моста я различил не скоро. Сооружение оказалось огромным. Гораздо более масштабным, чем любой мост, виденный мной в реальной жизни. Основательный, стальной, широкий. И угрюмый. Он тянулся стрелой к другому берегу,очертания которого тонули в дымке. Странно, но шума воды я не слышал вовсе, хотя мы уже приблизились почти вплотную к руслу. И только когда я встал непосредственно на край, я понял причину отсутствия звука. Как и то, что так развеселило Федора в моем вопросе про рыбалку. Группа наша стояла на обрыве. Река, все еще скрытая клубами тумана, протекала где-то далеко-далеко внизу,по дну каньона, образованного почти отвесными скальными берегами. Если быть точным, то я видел лишь один, наш берег, а картину второго нарисовало воображение по аналогии.