Ключ Лжеца
Шрифт:
Ключ Локи отпирает много разных вещей, и воспоминания – не последняя из них. Я сунул руку в недра своего кармана, в кучу со всякой мелочью, старым платком, который надо было бы почистить, обрывками пергамента, медальоном с изображением Лизы де Вир внутри… и нашёл маленький твёрдый комочек, завёрнутый в ткань, который и искал. Засунул палец под ткань и коснулся холодного металла. Немедленно через платок, через пальцы полилось сияние, и пробилось сквозь ткань моих штанов. Если бы среди нас был острослов, он мог бы сказать, что в кои-то веки солнце, похоже, светит из моей задницы. Я вытащил наружу орихалковый конус Гариуса, спрятанный в кулаке и всё равно настолько яркий, что освещал
За секунды благоговение сменилось ужасом. Со всех сторон мои должники-сокамерники кричали и шаркали прочь от прутьев. Я был к источнику ближе всех, и свет ослепил меня сильнее прочих, так что мне пришлось отвернуться от сияния и беспомощно проморгаться, чтобы попытаться рассмотреть, что вызвало панику. Когда я наконец сфокусировался на твари за прутьями, то и сам чуть не взвизгнул, и только сильнейшая решимость не дала мне отшатнуться назад и спрятаться в толпе.
Артос уже содрал с себя большую часть червивой плоти, и от глаз, которые таращились на нас с ободранного блестящего лица, остались только сочащиеся глазницы, тёмные как ночь. И всё равно, казалось, голод смотрит из темноты этих ям – голод, который был жутко знакомым. Мёртвые руки сжимали прутья, а изо рта с переломанными зубами неслось бессвязное угрожающее бульканье.
– Я сейчас собираюсь открыть ворота, – сказал я.
В ответ на это раздался коллективный вздох и хор голосов, кричащих "нет".
– Даже если бы ты мог открыть, я бы туда не вышел! – Антонио, мой самый давний телохранитель, перевёл взгляд с мертвеца на меня, словно я спятил. Его глаза слезились. – Чёрт, я бы туда не вышел, даже если бы там не было этой твари! Стражники просто поймают меня в следующем коридоре, и я вернусь сюда со штрафом вдобавок к долгу, и побоями вдобавок ко всем моим бедам. Надо подождать, пока придёт Раско. Он приведёт стражу разобраться с… чем бы, чёрт возьми, эта тварь ни была. – Он помедлил, покосившись на свечение в моей руке. – Чёрт, как ты это делаешь?
– Я сейчас собираюсь открыть ворота, – громче повторил я, выставив перед собой чёрный ключ. – Следующий, кто умрёт здесь, кончит как Артос, только он будет заперт здесь с нами. – Я многозначительно глянул на мистера Кашля, полубессознательно лежавшего на спине – его грудь со свистом сотрясалась, вверх, вниз. – Просто подумай об этом.
Я подошёл к воротам, и тварь, которая раньше была Артосом, сдвинулась и встала напротив меня. Когда я приблизился к решётке, тварь просунула руки внутрь, потянулась ко мне, остатки лица прижались к прутьям, словно покойник мог каким-то образом протиснуть свой череп в щель. Я едва успел отпрыгнуть. Чтобы эти люди вытащили меня отсюда, им понадобится храбрость. Им нужен был хороший пример, нужно было продемонстрировать отвагу. Этого я им предоставить не мог, но мог дать сносное впечатление этого.
– А ты не очень-то умён, а? – Я держался в дюйме от тянущихся пальцев. В этих тёмных окровавленных глазницах виднелся разум, тот же жуткий разум, который смотрел на меня через глаза мертвецов, когда мы были в горах со Снорри. Но действиями твари правила жажда – жажда убить меня любой ценой. Я стоял там, казалось, целую вечность, зная, что отступить нельзя, но понятия не имел, что делать. Тогда я сунул руки в карманы за вдохновением. В конце концов, забытый орихалковый конус Гариуса лежал там с самого моего возвращения во дворец, так что на дне другого кармана могло оказаться ещё что-то полезное… я глянул вниз и обнаружил, что полезная вещь лежала на самом верху. Я вытащил кусок парусиновой ленты, в которую недавно были зашиты двойные флорины, и сделал из неё широкую петлю – непростая задача, поскольку приходилось держать и орихалк. Сделав петлю, я подошёл к Артосу, и после нескольких предварительных попыток накинул её ему на правое запястье. Навалившись всем своим весом, я резко оттянул его руку в сторону. Локтевой сустав с тошнотворным хрустом сломался, рука согнулась под неправильным углом, позволив мне привязать её к прутьям вне досягаемости левой руки Артоса. Я взял ещё кусок ленты и повторил процедуру со второй рукой.
– Ну вот. – Артос злобно таращился на нас, привязанный к воротам за две сломанные руки. Он высунул язык и провёл по сломанным зубам, словно пытался им до меня дотянуться. Я вставил в замок ключ Локи. Он идеально подошёл и легко повернулся. Щёлк. Я взялся за край ворот и распахнул их, навалившись всем весом, чтобы преодолеть сопротивление бросившегося на меня Артоса. Одной рукой держа ворота, другой я поманил должников. В остальных семи камерах десятки лиц прижались к прутьям, изумлённо глядя на меня.
Озадаченные и перепуганные должники оставались на своих местах. Некоторые даже отошли назад, хотя и держались подальше от мистера Кашля.
Я вздохнул, отошёл назад, сунул руку в карман и вытащил мелкие монеты – два серебряных флорина, три гекса и дюжину полушек. Взмах кисти, и они разлетелись по помещению за воротами. Половина народу камеры как ошпаренные бросились вперёд, а большинство остальных вскочили на ноги. Многие из них застряли в проходе, сражаясь друг с другом, отчаянно желая выбраться первыми – прямо перед носом Артоса, который беспомощно дёргал руками.
Я быстро подошёл к Хеннану и передал ему орихалк.
– Подержи.
В опустившейся темноте я сгрёб из-под тарелки свои двойные флорины – всего около пятидесяти – и завернул в подол рубашки.
– А теперь давай обратно. – Мне пришлось повысить голос из-за усиливающейся какофонии драки перед воротами. Спустя пару секунд я взял орихалк, и помещение снова осветилось – моя рука светилась, сияние металось между пальцами. – Пошли. – Я пошёл впереди, Хеннан за мной, и остальные следом. Мы спешили за удаляющимся светом, боясь остаться в темноте с умирающими, которые могли не умереть должным образом.
Я дал бы Хеннану ключ и позволил открывать остальные ворота, но казалось жестоким позволять ему трогать эту штуку. Я даже заморгал от этой мысли. Год назад моё удобство перевесило бы любые беспокойства насчёт жестокости по отношению к ребёнку – на самом деле жестокость могла считаться даже дополнительным преимуществом…
Я перешагнул троих мужчин, сражавшихся за гекс, и открыл первые ворота. Ещё несколько мужчин из тех, кто поздоровее и покрупнее, примкнули к сражению за разменную монету. Большинство же держалось позади, боясь моей сияющей руки и чёрного ключа почти так же сильно, как они боялись Артоса с его полусъеденным лицом.
К тому времени, как я добрался до пятой камеры, люди стали медленно двигаться к выходам уже открытых камер. Я отпер ворота и немедленно мимо меня протолкнулся здоровяк. Он не присоединился к драке за последнюю монету в центре, а повернулся вместо этого ко мне. Мне пришлось встретиться с ним взглядом. Воинственные тёмные глаза уставились на меня из-под копны чёрных волос. Он голодал с остальными должниками, но раньше был силачом, и я, видимо, произвёл на него куда меньшее впечатление, чем на его товарищей.