Ключ Лжеца
Шрифт:
Теперь я вижу, к кому обращаются бабушка и двоюродный дедушка Гариус. Бледная девочка, болезненно худая, с отвислыми бесцветными волосами, того же возраста, что и Гариус. Она не смотрит на них – она смотрит на меня. Её глаза поразительны – один зелёный, другой голубой, и оба нереальных оттенков, словно взятых из какого-то чужого места.
– Не будь так уверена, что станешь королевой, сестрёнка, – говорит Гариус весёлым тоном, но за улыбкой слышна боль. – Когда отец увидит, что я сделал с его вложениями, он…
– Он просто дал денег, чтобы тебе было чем заняться, – говорит Алиса. Она мрачно хмурится, словно произносить суровую правду оказалось не так приятно, как она думала.
– Отец знает,
Молчаливая Сестра невозмутимо смотрит, те странные глаза долгое время от него не отрываются. В конце концов она едва заметно качает головой и отводит взгляд. Лицо Гариуса разочарованно замирает. Под деформированным лбом он почти симпатичный.
– Я буду королём. – Он снова поворачивается к городу за окном. – Ты не видишь всего!
Они втроём стоят в этой тусклой комнате башни, где живым кажется только яркое квадратное пятно света от окна на полу.
Меня что-то беспокоит – я где-то должен быть, должен что-то делать.
– Просыпайся.
Я оглядываюсь посмотреть, кто из них это сказал, но все они погружены в свои мысли.
– Просыпайся.
Я вспоминаю тёмную улицу, ползущих мёртвых тварей, лежащую на дороге ведьму.
– ПРОСЫПАЙСЯ!
Я попытался проснуться, хотел широко открыть глаза, со всей своей решительностью стараясь выплюнуть кровь изо рта и стряхнуть оковы бабушкиных воспоминаний.
– Просыпайся. – Я открыл глаза и посмотрел на Хеннана. – Подъём. – От паники я вмиг вскочил на ноги, пошатнулся и добрался до стены дома, чтобы не упасть. Какой-то части меня ещё казалось, будто она в той комнате в башне.
– Сколько?
– Вечность! – Хеннан посмотрел на меня. Его лицо было грязным и взволнованным. Он спас фонарь, когда я падал, хотя выглядел тот довольно помятым.
Я взглянул на небо – по-прежнему бархатное и усыпанное звёздами.
– Не могло же пройти больше часа? – Заклинание Кары могло неделю продержать меня на спине. Она так и планировала? Возможно, я стал менее восприимчивым. – Два часа?
Хеннан пожал плечами.
– Пошли. – Я схватил фонарь и пошёл вперёд. Меня преследовали голоса Гариуса и Красной Королевы, звучали где-то глубоко за воображением.
Я спешил, поворачивая случайным образом, и раскрывал фонарь только когда показывалась очередная преграда – в остальное время сломанный кожух пропускал достаточно освещения, чтобы мы не врезались в стены. Я не отрывал взгляда от пятна света перед собой – стоило мне глянуть на темноту, как я видел в ней очертания комнаты Гариуса. Тогда он казался менее искалеченным, но отлично понимал, что такой изуродованный король никогда не сядет на трон. Но всё же взрослым часто сложно представить детские мечты. Дети в обеих руках несут свои хрупкие мечты перед собой, ожидая, когда мир поставит им подножку.
Я бежал, преследуемый жизнями и мечтами других людей, и всякий раз, как замедлялся, они меня настигали, бурлили вокруг меня, наполняя ночь, так что мне приходилось продираться через эти образы, через запахи, воспоминания о прикосновениях, изо всех сил сопротивляясь, чтобы они меня не затащили в один из этих бесконечных снов, которые изводили меня во время путешествия на юг.
Со временем видения сократились, и мы вышли на более широкие улицы, где, несмотря на поздний час, всё ещё изредка ходили люди. Приближалось утро, и я чувствовал, что могу отогнать воспоминания, подожжённые моей кровью, по крайней мере до тех пор, пока мне не придётся уснуть – сложно сказать, какие сны тогда придут. Если Сейджес захочет что-то выведать, ему придётся сразиться с магией Кары. Я подтащил Хеннана к краю дороги и осел, прислонившись спиной к стене.
– Подождём рассвета. – Я не сказал, что мы будем делать на рассвете. Наверное, бежать, но по крайней мере это было похоже на план.
Я мог просто отнять у Хеннана двадцать двойных флоринов. А тот факт, что золото с самого начала принадлежало мне, позволял легче оправдать этот поступок в моих глазах. Я мог бы взять деньги мальчишки, оставить Кару без сознания в переулке, купить лошадь и уехать в холмы. Надо было так и сделать. Надо было схватить его за ноги и вытрясти из него мои флорины. Вместо этого с приходом рассвета я смотрел через улицу Патрициев на высокие бронзовые двери Башни Жуликов и на посеребрённую сталь механического солдата, стоявшего перед ней на часах.
Утро медленно наступало на улицу. Кажется, учитель как-то раз говорил мне, что день преодолевает тысячу миль за час, но когда я смотрел, мне всегда казалось, что он еле ползёт. Верхние части доспехов солдата отразили первый свет и, казалось, загорелись от него.
– Ну вот. Я же говорил. Тут ничего не поделать. – Я взял Хеннана за плечо и потащил его в тень боковой улицы. Он кисло посмотрел на меня. Он так и не простил меня за то, что я взял его за ноги и попытался вытрясти из него мои флорины. Два раза у меня ничего не вышло. Сначала он оказался тяжелее, чем я себе представлял, так что потрясти получилось очень недолго и по большей части головой об землю. А потом он догадался спрятать всё золото. Наверное, припрятал где-то, пока я впал в видение. Я объяснил ему, как ужасно недоверчиво он поступил, и что это оскорбляет не только мою королевскую персону, но распространяется и на всю Красную Марку. Мелкий ублюдок в ответ лишь захлопнул рот и проигнорировал все доводы. Некоторые сказали бы, что мне стоит винить только себя – сам ведь учил его жульничать в карты, советовал всегда брать деньги и делился с ним своей политикой по части отношения к друзьям. Что подобное обучение не порождает доверия к учителю. Разумеется, таким людям я сказал бы "Заткнитесь нахрен". А ещё: "это Снорри виноват!". Ведь это он набил голову пацана чепухой о том, что нельзя бросать друга, и это он так нелепо решил дать отпор вместе с дедом Хеннана в Ошиме. В любом случае, парень спрятал деньги, и вряд ли я собирался выкручивать ему руку, пока он не скажет, где они. Ну… я действительно выкрутил ему руку, но не настолько, чтобы он сказал мне, где моё золото. Хеннан оказался крепче, чем я ожидал, а ломать ему руку я не хотел. По крайней мере, если не уверен, что получу ответ. А я не был уверен.
В конце концов, мы пришли к компромиссу. Я согласился привести его к Башне Жуликов и показать, насколько невозможно то, что он просит. В обмен он, когда убедится, отдаст мне деньги, мы купим лошадь и загоним её до смерти, чтобы попасть в Вермильон в надежде получить помощь Красной Королевы в освобождении Снорри и Туттугу.
– Может, есть задний ход, – прошипел мне Хеннан.
– Если и есть, знаешь, что там будет? – Прошептал я в ответ. Не знаю, почему я шептал, но это получалось само собой. – Стражники. Вот что бывает в тюрьмах. Стража и двери.
– Пойдем, посмотрим, – сказал он. Мы уже несколько часов смотрели, как стражники входят и выходят, совершают обходы с фонарями в руках и мечами на поясах. При свете дня и с другой стороны всё будет выглядеть ничуть не лучше.
Я не отпускал его плечо.
– Послушай, Хеннан. Я хочу помочь. Правда, хочу. – На самом деле я не хотел. – Я хочу, чтобы Снорри и Туттугу выбрались оттуда. Но даже если бы у нас было пятьдесят военных, сомневаюсь, что у нас бы получилось. А у меня даже меча нет.